<<
>>

Дѣло Первушиныхъ.

Дѣло Первушиныхъ,

обв. въ уничтоженіи духовнаго завѣщанія.

Въ іюлѣ 1866 года въ г. Александровѣ, Владимірской губерніи, въ соб­ственномъ домѣ медленно умиралъ престарѣлый Григорій Андреевичъ Перву­шинъ, 1-й гильдіи александровскій купецъ, откупщикъ-милліонеръ.

Толпа род­ственниковъ наполняла домъ умирающаго. Среди нихъ были старшій сынъ Первушина Иванъ, младшій Григорій и дочь Александра.

Дочь откупщика и оба его сына были богато надѣлены имъ за нѣсколько лѣтъ до смерти. Оба сына, сами уже къ тому времени богатые откупщики, вели каждый свое дѣло. Григорій жилъ при отцѣ, Иванъ отдѣльно—въ Ростовѣ.

Ко времени смертельной болѣзни старика у него осталась лишь незначи­тельная часть состоянія—домъ въ Александровѣ и тысячъ 18 рублей въ процентныхъ бумагахъ: такая цѣнность отцова имущества казалась братьямъ съ высоты ихъ милліоновъ „сущими пустяками", какъ выразился одинъ изъ нихъ на судѣ.

Тѣмъ не менѣе вотъ что произошло изъ-за этого имущества.

5 іюля 1866 года Иванъ Григорьевичъ Первушинъ уѣхалъ по дѣламъ изъ Александрова въ Ростовъ. На другой день послѣ его отъѣзда, 6 іюля, въ его отсутствіе, было составлено и надлежащимъ порядкомъ подписано домашнее духовное завѣщаніе, согласно которому умирающій старикъ изъ особенной любви къ находящимся при немъ дочери Александрѣ и сыну Григорію завѣ­щалъ первой домъ въ Александровѣ, а второму — оставшійся капиталъ.

Сбивчивыя и во многомъ противорѣчивыя показанія свидѣтелей и объясне­ніе обвиняемаго устанавливаютъ, что духовное завѣщаніе это было составлено, вѣроятно, по иниціативѣ. Александры Первушиной и, во всякомъ случаѣ, при дѣятельномъ участіи ея и Григорія Григорьевича.

11 іюля вернулся въ Александровъ Иванъ Григорьевичъ Первушинъ.

Узнавъ о состоявшейся въ его отсутствіи духовномъ завѣщаніи, онъ очень взволновался и хотѣлъ было итти къ умирающему отцу объясниться.

По его мнѣнію, отецъ былъ всегда къ нему расположенъ болѣе, чѣмъ къ брату Гри­горію, и для него было непонятно, какъ могъ старикъ обойти его, болѣе, по его мнѣнію, заслуживавшаго той „особенной любви", о которой говорилось въ завѣщаніи.

Александра очень испугалась намѣренія брата и уговорила его не итти къ отцу, сама же, попросивъ у брата Григорія хранившееся у него завѣщаніе, отнесла его Ивану Григорьевич}'.

Здѣсь—одна ли. или при содѣйствіи своего брата Ивана —она разорвала завѣщаніе, о чемъ к сказала брату Григорію. Тотъ заявилъ объ этомъ въ Александровское Уѣздное Полицейское Управленіе.

Когда вслѣдъ затѣмъ навѣдался въ домъ Первушиныхъ александровскій уѣздный исиравнидъ, желал уговорить братьевъ „покончить дѣло домашнимъ порядкомъ1*, онъ засталъ старика Первушина уже въ гробу.

Заявленію Григорія быть данъ ходъ, и въ результатѣ долгой процедуры 60-лѣтній Иванъ и ЗЗ-лѣткяя Александра Первушины были преданы суду по обвиненію въ преступленіи, предусмотрѣнномъ 1657 ст. Улож. о Нак., а Гри­горій Первушинъ вступилъ'въ дѣло въ качествѣ гражданскаго истца.

Дѣло было разсмотрѣно 14 и 15 декабря 1871 года Владимірскимъ Окруж­нымъ Судомъ съ участіемъ присяжныхъ засѣдателей.

Предсѣдательстзозалъ товарищъ предсѣдателя Арцимовичъ. Обвинялъ то­варищъ прокурора Петровъ. Защищали: Ивана Первушина — присяжный повѣ­ренный Бенислазскш, а Александру Первушину—присяжный повѣренный В. А. Капеллеръ.

Гражданскій искъ Григорія Первушина поддерживалъ Ѳ. Н. Плевако.

Присяжные засѣдатели на вопросъ о доказанности того, что Андреемъ Первушинымъ было составлено завѣщаніе, распредѣлявшее имущество между Григоріемъ и Александрой Первушиными, отвѣтили утвердительно.

На вопросъ о доказанности того, что завѣщаніе это было истреблено И іюля 1866 года — отрицательно.

Вопросы о виновности подсудимыхъ оставлены безъ отвѣта, почему послѣдніе были признаны по суду оправ­данными.

Рѣчь въ защиту интересовъ гражданскаго истца.

⅜∙

Гг. судьи, гг. присяжные засѣдатели!

Всѣ мы призваны поработать въ настоящемъ дѣлѣ: вы—рѣшить го, мы — содѣйствовать вамъ въ этомъ.

Въ ряду сторонъ,—я говорю о себѣ, о прокурорѣ и о защитѣ,— на мнѣ, какъ на повѣренномъ гражданскаго истца, лежитъ задача доказать, что совершился фактъ разрыва завѣщанія, — отъ при­знанія котораго зависятъ имущественныя права моего вѣрителя.

Дальше этой задачи я не пойду: я не буду прибавлять съ своей стороны никакихъ отягчающихъ участь подсудимыхъ доводовъ и со­ображеній. Въ настоящемъ дѣлѣ, болѣе чѣмъ когда-либо, не слѣ­дуетъ ходить дальше предѣловъ, предоставленныхъ истцу: въ на­стоящемъ дѣлѣ, на ряду съ закономъ, совѣсть указываетъ на эти предѣлы.

Въ самомъ дѣлѣ, настоящій процессъ—изъ ряду вонъ. Дѣло антипатично съ перваго взгляда: братъ ведетъ брата на судъ, родной родному готовитъ участь, какую не всякій врагъ захочетъ пригото­вить врагу своему.

Противъ этого говоритъ нравственное чувство. Конечно, престу­пленіе должно преслѣдовать: это слово закона, о которомъ напоми­наютъ его печатные своды. Но еще глубже и сильнѣе голосъ нрав­ственнаго закона,—что когда правонарушеніе совершилъ свой, близкій человѣкъ, членъ одной семьи, то мы должны прощать, отпускать ему неправду.

Голосъ, напоминающій объ этомъ законѣ, такъ силенъ и очеви­денъ, что предъ нимъ преклонилось само государство: оно, какъ извѣстно, преслѣдуя преступленія въ интересѣ общественномъ, оста­вляетъ безъ послѣдствій многіе виды закононарушеній, когда ихъ совершили другъ противъ друга члены семьи и когда потерпѣвшіе не желаютъ преслѣдованія.

Но если дѣло такъ антипатично, то зачѣмъ же, вы спросите, слу­житель закона, призванный по обязанности и праву своей профессіи защищать подсудимыхъ, отстаивать невиновность лицъ, привлечен­ныхъ къ суду ревнивою бдительностью прокурорской власти,—за-, чѣмъ онъ покинулъ тотъ лагерь, гдѣ легче, теплѣе, гдѣ задача чело­вѣчнѣе, и сталъ отстаивать дѣло, за которое его могутъ ожидать упреки и осужденія?

Отвѣтомъ на это будутъ дальнѣйшія слова мои.

Мы стали здѣсь потому, что не цѣлей осужденія' желаемъ мы, не къ нимъ стремится мой вѣритель, я убѣжденъ, что печальныя по­слѣдствія процесса его бы испугали; позднее раскаяніе мучило бы его совѣсть; вѣрующій человѣкъ,—онъ ежеминутно слышалъ бы го­лосъ карающаго Бога: „Что ты сдѣлалъ, ты убилъ брата своего!"

Братъ обвиняемаго ищетъ только права, самовольно нарушеннаго произволомъ старшаго брата. Онъ ищетъ возстановленія завѣщанія, которымъ покойным отецъ его засвидѣтельствовалъ передъ свѣтомъ первенство младшаго брата въ чувствѣ родительской любви и благо­словилъ его тѣми незначительными крохами своего достоянія, кото­рыя дороги не какъ цѣнность, а какъ даръ, какъ знакъ любви, какъ предметъ семейной гордости- одареннаго.

Корыстной цѣли въ дѣяніи моего кліента нельзя видѣть, какъ ея нѣтъ и въ дѣяніи обвиняемыхъ: братья Первушины считаютъ свое состояніе милліонами, а имущество завѣщанное — старый отцовскій домъ и другія вещи—стоять много-много іо тысячъ руб., а, по за­явленію зашиты—менѣе 5 тысячъ.

Искать разрѣшенія поводовъ настоящаго дѣла слѣдуетъ именно въ самолюбіи и семейныхъ интересахъ, въ томъ желаніи удержать за собою знаки отцовскаго благословенія, которое свойственно лю­дямъ, сохранившимъ во всей цѣлости семейныя привязанности.

При этомъ взглядѣ на дѣло антипатичность его пропадаетъ.

Въ лицѣ обвинителя и обвиняемаго вы видите лишь двухъ спо­рящихъ объ отцовскомъ благословеніи сыновей, придающихъ зна­ченіе, дорожащихъ памятью и волей покойнаго.

Вы будете такъ смотрѣть на это дѣло и отбросите чувство анти­патіи къ брату, начавшему процессъ, когда примете во вниманіе, что онъ не искалъ уголовнаго суда, не хотѣлъ вести брата на скамью позорную. Это уже форма нашего суда, нашего судопроизводства, по которой доказывать, что лицо изорвало духовное завѣщаніе нельзя иначе, какъ въ порядкѣ уголовнаго суда; это уже законъ сдѣлалъ, а не потерпѣвшій, что обвиняемый преданъ суду; у потерпѣвшаго — одна цѣль: доказать, что было завѣщаніе, содержаніе котораго такое-то.

Если это такъ, то въ правѣ ли вы будете отвернуться отъ требо- ранія потерпѣвшаго, въ правѣ ли отвергать тотъ фактъ, отъ суще­ствованія котораго зависятъ не цѣнныя, а дорогія по воспоминаніямъ права истца?

Я утверждаю, что вы этого сдѣлать не въ правѣ.

Изъ педметовъ, подлежащихъ вашему суду, первый —это фактъ

совершившійся, второй—это виновность лица, совершившаго этотъ фактъ. Вы рѣшаете ихъ по совѣсти, т.-е. по правдѣ.

Поэтому, гесли вы видите, что фактъ совершился, вы поступаете противъ совѣсти, если, скажете, что онъ не совершился.

Отвергнуть его вы въ правѣ лишь тогда, когда его не было, когда сомнительно его существованіе. .

Но, признавая фактъ, вы не признаете еще виновности, ибо между ними нѣтъ необходимой связи. Для виновности ваша совѣсть имѣетъ иную мѣру: она мѣритъ силу воли, обстоятельства, среди которыхъ дѣйствовала эта воля, и степень зла въ этой волѣ, когда она совер­шала то или другое дѣло.

Поэтому, если совѣсть ваша—противъ виновности, не думайте, что тогда вы должны отвергнуть фактъ: вы должны отвергнуть лишь виновность. Приговоръ по совѣсти не можетъ быть въ противорѣчіи съ очевидной истиной, и тотъ, кого нельзя признать виновнымъ въ дѣяніи, воспрещенномъ закономъ, но имъ совершенномъ, долженъ быть признанъ незлонамѣреннымъ дѣятелемъ факта, который имъ совершонъ...

Переходя затѣмъ къ фактической части рѣчи, повѣренный гражданскаго истца указалъ на тѣ свидѣтельскія ■ показанія, которыми подтвердился фактъ составленія завѣщанія и его уничтоженія. Онъ обратилъ вниманіе присяжныхъ на разсказъ подсудимой Александры Первушиной объ этомъ событіи и дока­зывалъ, что появленіе завѣщанія, составленннаго въ интересѣ Григорія и Але­ксандры Первушиныхъ, дѣтей покойнаго Андрея Первушина, жившихъ съ нимъ, легко объясняется этимъ фактомъ сожительства.

Живя съ отцомъ,—продолжалъ онъ,—и тѣмъ имѣя случай въ по­слѣднее время постоянно оказывать мелочныя услуги и знаки вни­манія къ умирающему старику, Григорій и Александра Первушины могли этимъ нравственно вліять на волю старика и дать ему поводъ къ составленію въ ихъ пользу завѣщанія.

Утверждая, что было завѣщаніе и что оно уничтожено волею Ивана Пер­вушина, повѣренный гражданскаго истца просилъ признать этотъ фактъ.

Далѣе признанія этого факта,—продолжалъ гражданскій истецъ—я ничего не желаю, да и не въ правѣ искать. Отстаивая интересы мо- *его довѣрителя и стѣсняя себя въ правѣ поступаться его инте­ресами, обоснованными на завѣщательной волѣ покойнаго, я, однако, думаю, что и за предѣлами этихъ правъ не прекращаются интересы его.

Интересъ семьи, интересъ каждаго изъ ея членовъ, это —сво-

бода и оправданіе брата и сестры Первушиныхъ; подобный вердиктъ былъ бы великимъ нравственнымъ благомъ для семьи.

Поэтому, если сейчасъ, въ настоящую минуту, увлеченный за­блужденіемъ ума и давно накопившейся желчью отъ семейнаго спора, Григорій Первушинъ не сознаетъ важности для себя этого семей­наго интереса, то мы не должны обращать на это вниманія.

Адвокатъ служитъ правосудію, но никогда не будетъ орудіемъ мести и вражды. И если въ душѣ его вѣрителя еще гнѣздится не­остывшая досада на брата—адвокатъ ея не знаетъ, ея не слышитъ.

Единственный интересъ—о которомъ можно говорить въ судѣ, не оскорбляя его святости, это — возстановленіе воли покойнаго, при­знаніе, что эта воля была высказана такъ или иначе. Вотъ все, чего мы желаемъ.

Но такъ какъ этотъ интересъ все же преходящій, такъ какъ онъ выразился въ формѣ передачи имущества любимому сыну, то онъ сталъ внѣшнимъ, усчитываемымъ.

Правда, цѣна его ничтожна,—малый ребенокъ сосчитаетъ его: вѣсъ и мѣра его незначительны. Поэтому было бы несправедливо, взволновалось бы чувство, если бы для достиженія этого интереса пришлось заплатить такой дорогой цѣной, какъ потеря брата и сестры, и я отъ имени моего вѣрителя прошу возвратить ему не только то, чего онъ домогается, но равно и то, что дороже этихъ благъ,'—возвратить ему брата и сестру.

Повторяю, что, можетъ быть, сію минуту слова мои не гармони­руютъ съ настроеніемъ души моего кліента; можетъ быть, слово осужденія готово сойти съ языка его,—но что до этого за дѣло!

Такъ врачу у постели больного, когда онъ совершаетъ операцію, тяжелую, но необходимую для спасенія жизни, приходится слышать неодобреніе, — иногда, отчаянный крикъ брани...

Значеніе дѣла выяснится: придетъ врем—и въ спасеніи брата и сестры увидитъ мой кліентъ осуществленіе высшихъ интересовъ въ своемъ нравственномъ хозяйствѣ.

Я кончаю.

Какъ адвокатъ моего кліента, я прошу признать тѣ права, кото­рыя мы отстаиваемъ; какъ человѣкъ, какъ членъ семьи, знакомый съ ея интересами и привязанностями, прошу вынести приговоръ, который былъ бы встрѣченъ радостнымъ чувствомъ оправданныхъ, а не крикомъ отчаянія осужденныхъ...

<< | >>
Источник: θ. Н. ПЛЕВАКО. РѢЧИ. ПОДЪ РЕДАКЦІЕЙ Н. К. МУРАВЬЕВА. Т. II. Москва - 1910. 1910

Еще по теме Дѣло Первушиныхъ.:

  1. Дѣло свѣтлѣйшаго князя Г. И. Грузинскаго.
  2. Рѣчь на обѣдѣ въ честь Д. А. Славянскаго-Агренева.
  3. Рѣчь въ Государственной Думѣ по поводу деклараціи министерства Столыпина.
  4. Рѣчь на предвыборномъ собраніи 14 января 1907 года въ Москвѣ.
  5. Дѣло Орлова, обвиняемаго въ убійствѣ Бефани.
  6. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Объ устройствѣ судебныхъ мѣстъ въ обла­стяхъ Новогородскихъ.
  7. Совѣты при особѣ государя.
  8. Дѣло Скопинскаго городского общественнаго банка. (Ры ковское дѣло.)
  9. Порядокъ престолонаслѣдія на Москвѣ х).
  10. Дѣло о злоупотребленіяхъ въ Саратовско - Симбирскомъ банкѣ.
  11. Дѣло объ искусственныхъаваріяхъ въ Керченскомъ проливѣ.
  12. Дѣло о злоупотребленіяхъ въ Таганрог­ской таможнѣ.
  13. Дѣло о стачкѣ морозовскихъ рабочихъ.
  14. Кодификаціонныя коммиссіи въ ХѴШ вѣкѣ.
  15. Рѣчь на собственномъ юбилеѣ.
  16. Сѣвское аграрное дѣло.
  17. Дѣло Савченко-Бѣльскаго.
  18. ЧАСТЬ ТРЕТІЯ. О разсмотрите и рѣшеніи тяжеб­ныхъ и уголовныхъ дѣлъ.
  19. Судебныя доказательства по законамъ Новогородскимъ были: I. собственное признаніе обвиняемаго, или отвѣтчи­ка; II. свидѣтели; III. письменные документы; IV. при­сяга.