Глава ѴІ. Соборное Уложеніе. Новоуказныя статьи
Значеніе Соборнаго Уложенія. | Обозрѣвъ кратко движеніе нашего законодательства отъ изданія Ц. Судебника до С. Уложенія, перейдемъ теперь къ исторіи составленія этого послѣдняго. Прежде чѣмъ приступить, однако, |
къ изученію историческихъ причинъ, вызвавшихъ необходимость изданія Уложенія, и тѣхъ условій, при которыхъ оно слагалось, нелишне уяснить себѣ предварительно значеніе памятника въ исторіи нашего права.
Соборное Уложеніе, несомнѣнно, является важнѣйшимъ кодексомъ допетровскаго законодательства, изданнымъ государственною властью. (Р. Правда, какъ извѣстно, есть сборникъ частнаго происхожденія). Важность этого памятника опредѣляется, во 1-хъ, его содержаніемъ и, во 2-хъ, тою исторической ролью, какая выпала на его долю. Съ послѣдней точки зрѣнія, достаточно указать, что, начиная съ половины XVII в. вплоть до изданія (въ царствованіе Императора Николая I въ 1832 г.) Свода Законовъ Россійской Имперіи, Соб. Уложеніе лежало въ основѣ развитія русскаго законодательства, будучи въ теченіи почти 2-хъ вѣковъ (худо ли это, или хорошо) единственнымъ нашимъ гражданскимъ кодексомъ, такъ какъ всѣ многочисленныя попытки, начиная съ Петра В., создать новый гражданскій кодексъ, — какъ это мы увидимъ потомъ, — кончались неудачею, и новая Россія осталась при прежнемъ гражданскомъ Уложеніи (въ половинѣ XIX вѣка былъ только изданъ новый уголовный кодексъ — т. наз. Уложеніе о наказаніяхъ). Затѣмъ и послѣ изданія Свода Законовъ, въ отдѣльныхъ частяхъ своихъ, С. Уложеніе вошло въ самый Сводъ Законовъ и такимъ образомъ продолжаетъ, хотя частично, быть и донынѣ первоисточникомъ дѣйствующаго нашего права. Правда, уже давно у насъ образована комиссія для пересмотра Свода Гражданскихъ Законовъ и созданія новаго гражданскаго Уложенія, но, пока эта трудная задача не будетъ разрѣшена, С.
Уложеніе Алексѣя Михайловича не потеряетъ нетолько своего историческаго, но частію даже и современнаго интереса, какъ первоисточникъ нашихъ гражданскихъ законовъ, поскольку они не измѣнены послѣ кодификаціи, произведенной Сперанскимъ при Николаѣ I.Обращаясь къ содержанію Уложенія, мы видимъ, что, какъ по количеству, такъ и по качеству своихъ, а равно и иноземныхъ, первоисточниковъ Уложеніе остается в а ж н ѣ й- ш и м ъ юридическимъ памятникомъ московскаго періода. Этотъ памятникъ важенъ общей значительностью законодательнаго своего матеріала, своей лучшей, — сравнительно съ предшествующими памятниками, — систематикою законодательныхъ вопросовъ, и, наконецъ, тѣмъ, что въ немъ отразились живо всѣ тѣ особенности юридическаго быта Московскаго государства, которыя созидались вѣками. Нельзя еще не отмѣтить и того обстоятельства, что Уложеніе Алекс. Мих. не даромъ зовется Соборнымъ, такъ какъ въ его созданіи видна не одна только государственная, но и общественная мысль. Ибо, чѣмъ болѣе подвигается изученіе эпохи Соборнаго Уложенія, тѣмъ яснѣе опредѣляется учеными значительность роли Зем
скаго Собора, созваннаго царемъ Ал. Мих. въ 1649 г. и принимавшаго непосредственное участіе въ составленіи нѣкоторыхъ в а ж н ы х ъ законоположеній изучаемаго памятника. Вообще, въ памятникѣ весьма ярко опредѣлилось движеніе права на Москвѣ, по крайней мѣрѣ, за два вѣка. Небезъинтересно также, для характеристики Уложенія, что оно вскорѣ стало предметомъ вниманія иностранцевъ. Такъ, въ 1663 г. баронъ Мейерберъ перевелъ его по латыни въ своемъ извѣстномъ сочиненіи „Iter і и Moscoviam"; затѣмъ черезъ 20 лѣтъ оно вышло ио французски (въ Лейденѣ), а въ началѣ ХѴШ в. переведено на нѣмецкій и, наконецъ, на датскій языкъ. Что касается русскихъ изданій памятника, — то всѣхъ этихъ изданій было у насъ 16; изъ нихъ 2 первыхъ появились еще при Алексѣѣ Мих., причемъ одно изъ нихъ было закончено печатаніемъ 20-го мая 164:9 г.
и представляло собою первый у насъ примѣръ обнародованія закона путемъ печати: до этого времени наши законы оставались въ рукописи и обнародововались разсылкою въ Приказы, или путемъ проклинанія ихъ но торгамъ. Первое изданіе Уложенія, сдѣланное in folio, представляетъ собою теперь очень большую рѣдкостьх). Остальныя изданія памятника распредѣляются по различнымъ годамъ между временемъ отъ 1649 г. до 1908 г. Кромѣ того Уложеніе перепечатано еще въ І-мъ томѣ І-го Полнаго Собранія Законовъ Россійской имперіи, гдѣ оно н ачина етъ собою наше собраніе законовъ и представляетъ едва-ли не наиболѣе исправное изданіе нашего памятника. (Есть еще одно частное изданіе, 1875 г. Карновича „Собраніе Узаконеній Русскаго государства11, куда также вошло Уложеніе, и др.). Весьма важно, далѣе, для изученія памятника то обстоятельство, что рукописный подлинникъ Уложенія, или т. н. „Уложенный столбецъ14, дошелъ до насъ. Это вообще рѣдкость для древнихъ юридическихъ памятниковъ, всегда почти доходящихъ только въ спискахъ, часто очень неисправныхъ и тѣмъ весьма затрудняющихъ изслѣдователей. Подлинное Уложеніе нашли въ 1767 г., послѣ долгихъ поисковъ, сдѣланныхъ вслѣдствіе желанія императрицы Екатерины II видѣть подлинникъ памятника передъ началомъ того великаго дѣла, которое было ею самою тогда предпринято. Извѣстно, что въ это время ею была созвана въ Москвѣ комиссія для сочиненія новаго Уло- [204][205]женія, и императрица хотѣла видѣть подлинникъ С. Уложенія, чтобъ знать, при участіи кого и какъ оно было составлено. Затѣмъ, осмотрѣвъ памятникъ, она велѣла сдѣлать для него серебрянный вызолоченный ковчегъ, въ которомъ Уложеніе хранится и до днесь въ Московскомъ Главномъ Архивѣ Министерства Иностранныхъ дѣлъ. Новое изданіе памятника предположено въ недавнее время Академіею Наукъ.
Но внѣшнему виду Уложеніе является свиткомъ изъ склеенныхъ листовъ въ 434 аршина длины, вѣсящимъ 11 фунт. 79 золотниковъ, и скрѣпленнымъ 315 подписями. Языкъ памятника довольно простъ и далеко не представляетъ, при чтеніи, тѣхъ трудностей, какими отличаются болѣе древніе юридическіе памятники, какъ, напр., договоры съ греками, Р. Правда, что, конечно, вполнѣ понятно. Съ другой стороны, этотъ языкъ страдаетъ нѣкоторой тяжеловатостью оборотовъ, многословіемъ, и въ этомъ, на нашъ взглядъ, далеко отстаетъ отъ Р. Правды. Но, по языку, С. Уложеніе во всякомъ случаѣ выше многихъ юридическихъ памятниковъ XVIII в., такъ какъ въ немъ сохраняется еще чистота юридическихъ русскихъ терминовъ, весьма обильныхъ въ древности и часто — удивительно удачныхъ. Съ Петра юридическій — какъ, впрочемъ, и всякій другой техническій, — языкъ нашъ надолго затемняется массою иноземныхъ, совершенно чуждыхъ нашему словопроизводству, выраженій, и памятники права поэтому наполняются чудовищной какофоніей.Историческія причины, вызывавшія въ XVII в. пересмотръ законодательства и созданіе новаго кодекса.
Давъ общую характеристику Соб. Уложенія, перейдемъ теперь прежде всего къ уясненію историческихъ причинъ, вызвавшихъ пересмотръ законодательства и созданіе указаннаго памятника нашего права. Въ началѣ XVII вѣка, середина котораго отмѣчена изданіемъ Уложенія, Московская Русь стояла, повидимому, на краю гибели. Погибало именно то государственное единство, та политическая независимость страны, на прочное основаніе которыхъ такъ много и такъ долго приносились русскимъ народомъ страшныя, кровавыя жертвы . . • Смутное время расшатало всѣ основы государственной жизни и породило въ общественныхъ отношеніяхъ массу тяжелыхъ жизненныхъ условій. Если затѣи самозванцевъ, притязаніе на хозяйничанье въ нашихъ дѣлахъ Польши и Швеціи, слабость власти, боярскія шатанія отъ одного претендента къ другому подрывали правильное функціонированіе государства, то частый голодъ, безработица, внутреннія усобицы, классовая рознь и, — какъ ихъ слѣдствіе, — своеволіе сильныхъ и страшный гнетъ ихъ надъ слабыми, вмѣстѣ съ утратою населеніемъ вѣры въ своевременное дѣйствіе закона, не менѣе, чѣмъ внѣш
ніе враги, поражали общественный организмъ.
Къ этому прибавилось полное истощеніе „государевой", т. е. государственной казны х). Нѣтъ нужды, конечно, возобновлять въ памяти тѣ великія страницы исторіи націей, которыя говорятъ, какъ съ помощью земщинъ, Московская Русь вышла изъ труднаго своего испытанія; эти страницы извѣстны. Нельзя, однако, не указать на то, что тяжелое послѣдствіе этого испытанія долго чувствовалось у насъ во всѣхъ отношеніяхъ п неминуемо приводило къ мысли, лишь только было покончено съ внѣшними затрудненіями, о необходимости пересмотра стараго законодательства, далеко неудовлетворявшаго условіямъ, въ которыя было теперь поставлено и государство, и общество. Если съ призывомъ на тронъ новой династіи формально вновь возстановлялась государственная власть, то не такъ-то легко залѣчивались другія общественныя раны. Достаточно указать на то страшное экономическое истощеніе народныхъ силъ, о которомъ говорятъ всѣ дошедшіе до насъ историческіе документы отъ первой половины ХѴП вѣка. А между тѣмъ и съ возстановленіемъ государственной власти требовались все новыя и новыя жертвы на войны и на другія, внутреннія государственныя потребности. Правительство, въ первое время по воцареніи Михаила Ѳеодоровича, прибѣгало къ сбору недоимокъ и такъ наз. „запросныхъ денегъ" (подъ которыми разумѣлись всякія чрезвычайныя требованія денегъ, путемъ займа, взятіемъ впередъ налоговъ, добровольныя пожертвованія и пр.), къ выпуску болѣе легкой монеты, къ собиранію хлѣба и т. д. Земскіе Соборы, стоявшіе постоянно около Михаила Ѳеодоровича, въ теченіи первыхъ лѣтъ его воцаренія, не отказывали въ средствахъ на государственныя нужды въ конецъ опустошенной казнѣ. Проф. Загоскинъ въ своей „Рѣчи объ Уложенія" приводитъ примѣръ невѣроятныхъ жертвъ со стороны земщинъ на пользу государства: въ краткій періодъ времени съ 1613-го по 1619-й годъ Земскій Соборъ дважды постановлялъ сборъ такгь наз. пятой (пятинной» деньги, т. е. 20% со всѣхъ имуществъ, что за оба1) Еще правительство смутнаго времени прибѣгало къ ряду мѣръ для пополненія государевой казны. Такъ, оно очуждало дворцовыя и черныя земли п угодья въ такомъ количествѣ, что это „отчужденіе граничило съ расхищеніемъ” ихъ; оно совершало рядъ „безпорядочныхъ займовъ у частныхъ лицъ и у монастырей, займовъ большею частію безвозвратныхъ”; выпускало (при царѣ Василіи Шуйскомъ) новую монету приблизительно на 25 % легче старой и, наконецъ, собирало какъ даточныхъ людей и деньги за нихъ (при Дмитріи), такъ и добровольныя пожертвованія (С. Б. Веселовскій. „Семь сборовъ запросныхъ и пятинныхъ денегъ въ первые годы царствованія Михаила Ѳеодоровича”, М., 1909 г., стр. 6 и сл.).
20*
раза составило жертвованія земщиною 40°/о съ имуществъ. Новѣйшій изслѣдователь вопроса о пятинныхъ деньгахъ, С. Б. Веселовскій, не отрицая этого вывода, добавляетъ, что пятая деньга среди этихъ жертвъ занимаетъ далеко не первое мѣсто. И эти невѣроятныя жертвы были принесены почти непосредственно послѣ того, какъ населеніе выдержало и отразило тяжкое иноземное нашествіе, жестокій грабежъ чужихъ и своихъ! . . . Естественно, что эти жертвы страшнымъ гнетомъ ложились прежде всего наобщины городскія — посадскія и уѣздныя — волостныя, и ложились особенно тяжело потому, что въ допетровской Руси податною единицею было не отдѣльное лицо, а община, связанная круговою порукой. Избѣгая непосильныхъ платежей съ одной стороны, а, съ другой, пользуясь возможностью безнаказанно уйти отъ этихъ платежей, „многіе тяглые люди", — какъ говоритъ одна челобитная царю, — „изъ сотенъ и слободъ раз- брелися розно и дворишки своя пометали”. Убѣгая изъ селъ, тяглые или, какъ говорили тогда, черные люди, чтобы не платить податей, закладывались сами (т. е. записывались) за монастыри, или за такъ наз. бѣломѣ с ц е в ъ (лицъ, привилегированныхъ въ податномъ отношеніи) и тѣмъ увеличивали податныя тягости оставшихся, такъ какъ прежняя сумма налоговъ раскладывалась теперь общиною на меньшее число плательщиковъ. Въ свою очередь, отъ помѣщиковъ и вотчинниковъ, изнуренные работами и всякими платежами бѣжали массами крестьяне. На правительство постоянно сыпались челобитныя и отъ служилыхъ людей, и отъ общинъ о прекращеніи свободнаго выхода плательщиковъ. Старое зло, усилившееся за смутное время, требовало новыхъ общихъ мѣръ и общаго пересмотра закона о переходѣ съ однѣхъ земель на другія, какъ требовали новыхъ и также общихъ мѣръ многія другія крупныя неурядицы общественнаго быта.
Кромѣ указанныхъ общихъ причинъ недовольства, были, какъ всегда, причины частныя, болѣе узкія, но тѣмъ не менѣе очень важныя. Сто лѣтъ истекало со времени изданія второго Царскаго Судебника, бывшаго дѣйствующимъ процессуальнымъ сборникомъ. Въ этотъ періодъ времени накопилась громадная, разрозненная масса узаконеній всякаго рода, извѣстная подъ именемъ дополнительныхъ статей къ Судебнику, записанныхъ въ Указныхъ книгахъ Приказовъ. Судебникъ 1589 г. вовсе не собралъ этого законодательства вмѣстѣ, если даже допустить предположеніе, что онъ имѣлъ примѣненіе въ тогдашней судебной практикѣ. Уже одна эта разрозненная масса должна была значительно затруднять
отправленіе правосудія и давать огромный просторъ произволу судей и дьяковъ. Наши историки права (Сергѣевичъ, Дитятинъ, Загоскинъ и др.), признаютъ доказаннымъ, что къ изданію Соборнаго Уложенія было вристувлено вслѣдствіе чело б и т ь я объ этомъ со стороны среднихъ и низшихъ разрядовъ служилыхъ людей, а также посадскихъ и тортовыхъ людей, на которыхъ весьма тяжело отражалась, какъ разрозненность законодательныхъ актовъ, явившихся послѣ Ц. Судебника, такъ и ихъ подавляющая масса. То и другое всего больше вызывало знаменитую „московскую волокиту", когда правый, но бѣдный, часто оказывался на судѣ виноватымъ. И общія, и частныя причины давно, так. обр., требовали какъ и e р е - с мотра , такъ и собранія вмѣстѣ многочисленныхъ законодательныхъ актовъ прежняго времени. Но, въ царствованіе Михаила Ѳеодоровича нечего было объ этомъ и думать, въ виду внутреннихъ и внѣшнихъ нестроеній.
Ближайшій поводы составленія С. Уложенія.
Трудно сказать, сколь долго не приступали бы и потомъ къ пересмотру стараго законодательства, и составленію новаго кодекса, ѳсли-бы уже въ первые годы царствованія Алексѣя Михайловича не произошло нѣкоторыхъ внутреннихъ событій, явившихся ближайшимъ поводомъ созыва 3. Собора и ускорившихъ самую необходимость составленія Уложенія. Какъ извѣстно, молодой государь, вступивъ, въ 3-ій годъ своего царствованія, въ бракъ съ Маріеіі Милославской, отдалъ все управленіе въ руки своего тестя Ильи Милославскаго и его родственниковъ, Плещеева, Траханіотова и др., оказавшихся людьми слишкомъ корыстолюбивыми и властолюбивыми. Изъ нихъ особенный вредъ народу приносилъ Плещеевъ, бывшій судьею важнаго въ то время Земскаго Приказа, который вѣдалъ все управленіе Москвою. Извѣстный посолъ въ Россіи герцога Шлезвигъ-Голыптин- скаго О л e а р і й , оставившій намъ описаніе своего путешествія въ Московію и Персію, говоритъ такъ о Плещеевѣ: „онъ безъ мѣры дралъ и скоблилъ кожу съ простого народа; подарками не насыщался, но, когда тяжущіеся приходили къ нему въ Приказъ, то онъ высасывалъ у нихъ мозгъ изъ костей до того, что обѣ стороны дѣлались нищими". Не уступали Плещееву Траханіо- товъ — начальникъ Пушкарскаго Приказа, дьякъ Чистой и другія лица. Злоупотребленія и взяточничества временщиковъ были громадны; на государево имя безпрестанно подавались челобитныя съ жалобами, но онѣ, либо не доходили до царя, либо представлялись ему, какъ неосновательные доносы. 25 Мая 1648 года произошелъ, наконецъ, въ Москвѣ открытый бунтъ, во время котораго выведенный изъ себя народъ } билъ Плещеева и Траханіотова. Дѣло было такъ: давно шелъ
по Москвѣ ропотъ; начались сборища у церквей и шли совѣщанія, вожаки которыхъ рѣшились лично обратиться къ царю съ челобитьемъ. И вотъ, когда однажды царь Алексѣй Мих. возвращался изъ Сергіево-Троицы, толпа остановила его коня и слезно молила отставитъ Плещеева и др. Царь обѣщалъ, и довольный народъ началъ было расходиться, какъ ругань и плети друзей Плещеева, въѣхавшихъ въ толпу, вывели его вновь изъ себя. Тогда-то „бысть волненіе'[206], говоритъ лѣтописецъ : „и возстанія чернь на бояръ, къ нимъ же присташа и служилые люди и бысть междоусобица великая . . . Убиша міромъ Плещеева, а Траханіотова казниша на пожарѣ". За мятежомъ вспыхнулъ громадный пожаръ: Петровка, Дмитровка. Тверская, Никитская и Арбатъ были объяты пламенемъ. Безпорядки были прекращены только новымъ обѣщаніемъ царя замѣстить должности убитыхъ людьми честными и справедливыми и наблюдать за безпосульнымъ и безволокитнымъ отправленіемъ правосудія, при чемъ царь, по окончаніи мятежа, воспользовавшись однажды крестнымъ ходомъ, обратился къ народу съ рѣчью, прося простить его воспитателя Морозова, противъ котораго народъ также былъ сильно вооруженъ. Изъ новѣйшихъ данныхъ видно также, что 10 іюня было подано государю челобитье „всѣхъ чиновъ" о созывѣ 3. Собора1). И вотъ, меньше, чѣмъ черезъ 2 мѣсяца послѣ описаннаго бунта, а именно 16 Іюля того-же года, былъ данъ царскій указъ о составленіи новаго Уложенія, съ тою цѣлью (какъ это прямо говорится въ указѣ), „чтобы Московскаго государства всякихъ чиновъ людемъ, отъ большаго до меньшаго чину, судъ и расправа была во всякихъ дѣлахъ всѣмъ равна". Самъ указъ этотъ былъ изданъ послѣ совѣщанія царя нетолько съ освященнымъ Соборомъ и Б. Думою, но и съ бывшими въ Москвѣ представителями среднихъ служилыхъ чиновъ, торговыхъ людей и даже иноземцевъ. На этомъ совѣщаніи представители указанныхъ классовъ именно указывали государю на необходимость написать „Уложеннуюкнигу", чтобъ впредь
по пей „всякіе дѣла дѣлать и вѣрить"[207]). Какъ это скорое, послѣ бунта, появленіе указа о составленіи Уложенія, такъ и быстрота, съ которой было принтуплено къ самому дѣлу его составленія, давно уже невольно наводили историковъ на мысль о связи того и другого событія между собой. Кромѣ только-что приведенныхъ данныхъ, надо отмѣтить еще, что до насъ дошло неоспоримое свидѣтельство о томъ, что составленіе Уложенія было дѣломъ желательнымъ для населенія, дѣломъ, вызывавшимъ съ его стороны челобитныя. Послѣднее видно изъ одной, такъ наз., „п а- мяти“,'—отправленной Новгородскимъ воеводой губному ста- р остѣ въ Нагорную половину Обонежскоіі пятины, — о присылкѣ изъ этой области одного выборнаго къ Земскому Собору, собиравшемуся на Москвѣ по поводу составленія Уложенія. Въ ней говорится, что составленіе проекта „Уложенной книги", — порученное, какъ увидимъ дальше, князю Одоевскому съ товарищами, — предпринимается по указу государя, по приговору бояръ и „и о челобитью" среднихъ и низшихъ разрядовъ служилыхъ людей (а именно — стольниковъ, и стряпчихъ, и жильцовъ, и дворянъ, и дѣтей боярскихъ всѣхъ городовъ), затѣмъ „иноземцевъ, и гостей, и гостинныя, и суконныя сотни, и всякихъ чиновъ торговыхъ людей". (А. Ар. Экс., т. IV, 40). При обзорѣ источниковъ Уложенія, мы скажемъ о той роли, какую играли челобитья частныхъ (физическихъ и юридическихъ) лицъ въ дѣлѣ, созданія нашего до- иетровск а г о законодательства; теперь же отмѣтимъ только, что челобитья очень часто подавались царю и по отдѣльнымъ, и общимъ вопросамъ, а потому нѣтъ ничего удивительнаго, что въ одномъ изъ нихъ, — на которое и указывается въ приведенной „памяти", — выражалось желаніе тогдашнихъ земщинъ о томъ, чтобъ было составлено Уложеніе. Ввиду этихъ данныхъ нельзя не поставить, какъ важные безпорядки, происшедшіе въ Маѣ 1648 г., такъ и челобитья поданныя царю, въ прямую связь съ у к а з о м ъ о составленіи Уложенія, данномъ 16 Іюля того же года. Несомнѣнно, что и указанные безпорядки и челобитья послужили ближайшимъ поводомъ къ созыву Собора. Объявляя указъ о составленіи комиссіи п созывая Земскій Соборъ для участія въ дѣлѣ созданія Уложенія, правительство дѣйствовало согласно съ желаніемъ общества[208]), съ желаніемъ, нашедшихъ себѣ выраженіе, между прочимъ, въ указанныхъ выше челобитьяхъ.
Исторія составленія С. Уложенія.
Источники С. Уложенія, указанные его предисловіемъ.
Приступимъ теперь къ исторіи составленія С. Уложенія и остановимся на предисловіи къ Уложенію. Оно представляетъ весьма большую важность, какъ подлинное, современное созданію памятника, свидѣтельство о слѣдующихъ вопросахъ: 1) объ источникахъ, изъ которыхъ предполагалось составить Уложеніе и о лицахъ, коимъ было поручено ихъ собрать;
2) о составѣ Земскаго Собора; 3) о завершеніи собранія матеріаловъ комиссіею и объ отношеніи къ ней царя, Освященнаго Собора, Б. Думы и выборныхъ 3. Собора, вмѣстѣ съ приказомъ о рукоприкладствѣ (подписи) и напечатаніи С. Уложенія. Изученіе предисловія, съ необходимыми къ нему дополненіями и критическимъ его разборомъ, есть изученіе вопроса о составленіи даннаго памятника; поэтому необходимо остановиться на каждой изъ указанныхъ частей.
Изъ I части предисловія, представляющей выписку изъ царскаго указа объ источникахъ Уложенія и о составѣ законодательной комиссіи, мы видимъ[209]), что къ дѣлу составленія Уложенія было приступлено съ того, что,— по совѣщаніи царя съ
Освященнымъ Соборомъ (собраніемъ духовенства) и Б. Думою,— была назначена изъ 5-ти лицъ комиссеія, которой и было поручено заняться подготовленіемъ того з а к о и о д а т е л ь н а г о матеріала, на основаніи котораго, по мнѣнію царя и Боярской Думы, должно было быть составлено Уложеніе. Указаніе предисловія на законодательный матеріалъ, на коемъ должно были основываться Уложеніе, не отличается, впрочемъ, полнотою, какъ это мы увидимъ ясно изъ дальнѣйшаго. Во всякомъ случаѣ, этотъ матеріалъ былъ двоякаго характера: это, во 1-хъ, „правила святыхъ Апостолъ и святыхъ Отецъ и градскіе законы греческихъ царей" и, во 2-хъ, прежніе Судебники Іоанна 111 и Іоанна IV, съ тѣми дополнительными статьями къ нимъ, которыя явились послѣ этихъ Судебниковъ. Что касается „правилъ святыхъ Апостолъ и св. Отецъ и градскихъ законовъ греческихъ царей", то подъ ними разумѣются тѣ опредѣленія, какія входили въ составъ нашей Кормчей, содержавшей въ себѣ какъ греческій Номоканонъ, такъ и нѣкоторые другіе памятники византійскаго права, о которыхъ мы уже знаемъ изъ исторіи 1 періода. Духовно-свѣтское византійское законодательство, вошедшее въ составъ нашихъ „Кормчихъ", создавалось, какъ извѣстно, въ различныя историческія эпохи и отражало на себѣ господство различныхъ юридическихъ идей. Естественно, поэтому, что оно отличалось и различными началами, отразившимися на его содержаніи. Не входя въ подробности, можно отмѣтить но крайней мѣрѣ двѣ характерныя черты духовно-свѣтскаго законодательства памятниковъ, вошедшихъ въ составъ Кормчихъ. Въ то время, какъ постановленія, взятыя изъ „правилъ св. Апостоловъ и св. Отецъ церкви", дышатъ глубоко-гуманными, христіанскими началами, заимствованія изъ свѣтскаго византійскаго законодательства,— т. о. изъ такъ наз. градскихъ законовъ (подъ которыми надо разумѣть нетолько II р о х и - ронъ, называемый въ Кормчихъ градскимъ закономъ, но и постановленія другихъ греческихъ императоровъ) и частью изъ Моисеева законодательства,—дышатъ суровостью, духомъ мести и нетерпимости. Эти начала Моисеевыхъ законовъ переходятъ потомъ и въ каноническія ученія средне-вѣковой западной церкви; въ Уложеніи же можно отмѣтить только 3—4 статьи, заимствованныя изъ Моисеева закона. Градскіе свѣтскіе законы отразились прежде всего на системѣ уголовныхъ наказаній Уложенія, тогда какъ постановленія духовно-христіанскаго законодательства— на постановленіяхъ памятника, имѣвшихъ нравственно-юридическій характеръ. Такъ, подъ вліяніемъ этого законодательства, Уложеніе требуетъ, напр., отъ дѣтей призрѣнія престарѣлыхъ родителей и родственниковъ: запрещаетъ брать0/,, по долговымъ обязательствамъ; преслѣдуетъ неблагодарность,
уничтожая силу даренія въ тѣхъ случаяхъ, когда одаренный поступитъ неблаговидно но отношенію къ лицу, его одарившему и др. Такъ, далѣе, въ главѣ ѴШ „объ искупленіи плѣнныхъ", — устанавливая „полонянникомъ на окупъ збирати ежегодь съ городовъ всего Московскаго государства[210]*.. . деньги, — Уложеніе напоминаетъ, что „Хрістосъ не токмо сребра, но и душу свою повелѣваетъ но братіи положити**... ит. д. Двойственный характеръ началъ законодательства, свѣтскаго и духовнаго, отражается особенно ясно въ тѣхъ случаяхъ, когда Уложеніе сопоставляетъ рядомъ постановленія того и другого законодательства. Такъ, это видно, напр., изъ той главы, гдѣ Уложеніе, назначая свое „жестокое** наказаніе за лжеприсягу („бить кнутомъ но торгамъ по три дни и, бивъ, посадити въ тюрьму на годъ и впредь ему ни въ чемъ не вѣрити и ни въ какихъ дѣлѣхъ никакого суда не давати** — глава XI, ст. 27), въ то же время дѣлаетъ, для назиданія и устрашенія клятвопреступника, обширную выпись изъ правилъ св. Отецъ о церковномъ отлученіи за цѣлованіе креста „на кривѣ“ и изъ эклоги царя Леона Премудраго (т. е. Льва Исавра) о томъ, что надлежитъ „кленущемуся во лжю, языкъ урѣзати, аще послѣ обличенъ будемъ“ (ст. 10 гл. XIV1). Принципомъ т. н. тальона (воздаянія равномѣрнаго матеріальнаго зла за зло, причиненное преступленіемъ), иначе говоря принципомъ возмездія (мести), объясняется масса какъ членовредительныхъ наказаній (въ родѣ отсѣченія руки, уха и т. д.), такъ и наказаній, въ родѣ залитія расплавленнымъ металломъ горла фальшивымъ монетчикамъ. Большинство ихъ перешло изъ градскихъ законовъ и Литовскаго Статута. Что касается характера рецепціи права изъ Кормчихъ въ Уложеніи, то надо вообще
замѣтить, что Уложеніе далеко де вездѣ слѣдуетъ буквально иноземнымъ источникамъ Кормчихъ. Оно то сохраняетъ, то измѣняетъ ихъ тамъ, гдѣ это требуется нашею юридическою практикою, въ чемъ можно ясно убѣдиться, сравнивая текстъ Уложенія и заимствованныхъ имъ мѣстъ пзъ Кормчихъ. Замѣтимъ въ заключеніе о томъ же источникѣ Уложенія, что вліяніе римско-византійскаго права очень слабо отразилось на гражданскомъ правѣ Уложенія, о чемъ нельзя не пожалѣть.
Вторымъ источникомъ Уложенія предисловіе называетъ старые Судебники и послѣдующее за ними законодательство, предписывая справити (т. е. сличить) послѣднее съ первыми. Какъ совершалось это сличеніе, по какимъ соображеніямъ однѣ статьи Судебниковъ оставлялись неприкосновенными, а другія отбрасывались, прямо сказать нельзя, въ виду того, что до насъ не дошло дѣлопроизводства комиссіи Одоевскаго. Но это сличеніе, однако, должно бы было очень затянуть работу комиссіи, если-бъ она не нашла себѣ значительнаго облегченія въ извѣстныхъ уже намъ Указныхъ книгахъ Приказовъ, гдѣ. записывались дополнительныя къ Царскому Судебнику статьи. Нѣкоторые наши ученые, какъ, напр., К. Д. Кавелинъ, думали, что самое распредѣленіе Уложенія по главамъ въ извѣстномъ порядкѣ прямо сдѣлано на основаніи Указныхъ книгъ приказовъ. Такъ., напр., но его мнѣнію, VII гл. Уложенія „о службѣ ратныхъ людей" составилась изъ записной Указной книги Разряднаго Приказа или „Разряда", какъ тогда говорили (это былъ Приказъ, вѣдавшій дѣла военнаго управленія); X гл. „о судѣ" — пзъ книгъ разныхъ Судныхъ Приказовъ и т. д. (Подтвержденіе этой гипотезы находимъ въ новѣйшей работѣ С. Б. Веселовскаго относительно XVIII главы[211]). Общій выводъ изъ сказаннаго тотъ, что, если въ Уложеніи есть нѣсколько статей, повторяющихъ Царскій Судебникъ, то еще большее число принадлежитъ статьямъ, взятымъ изъ Указныхъ книгъ Приказовъ, которыя и являются важнымъ и с т о ч н и к о м ъ У ложе н ія. Въ созданіи Уложенія приняла важнѣйшее участіе Боярская Дума, такъ какъ большая часть дополнительныхъ къ Ц. Судебнику статей, а равно и законодательныхъ отвѣтовъ на статейные списки, созданы при ея участіи. Разсматривая этотъ источникъ Уложенія, мы долж'пы сказать, что, воспріявъ его, изучаемый на мятникъ совмѣстилъ въ себѣ плоды практической юридической мысли за долгое время, а потому, между прочимъ, представляется излѣдователю памятникомъ глубоко-консервативнымъ.
??
Свѣдѣнія предисловія С. Уложенія
Непосредственно послѣ свѣдѣній о законодательномъ матеріалѣ, на которомъ должно было быть основано С. Уложеніе, а равно и составѣ
о 3. Соборѣ и о работѣ по составленію Уложенія
той комиссіи, которая должна была собрать этотъ матеріалъ, слѣдуетъ, въ разбираемомъ нами предисловіи къ Уложенію, выписка изъ царскаго указа о созывѣ Земского Собора1). Изъ этого интереснаго мѣста предисловія мы знакомимся съ количествомъ выборныхъ и ихъ распредѣленіемъ на Уложенномъ Соборѣ, а, сопоставляя время, когда
комис-
сіею кн. Одоевскаго.
по „чинамъ"
это распоряженіе о выборѣ вышло (г. е. 16 іюля) съ указанною памятью въ Обонежскую пятину, посланною изъ Новгородскаго Приказа 28 того-же іюля и назначавшею время сбора выборныхъ въ Москвѣ уже на 1-е сентября, мы видимъ, съ какою быстротою было приступлено къ созыву Собора для „великаго государева и земскаго дѣла", т. е. для составленія Уложенія. Такъ живо тогда чувствовалась необходимость пересмотра законодательства и созданія новаго кодекса.
За приведенными только что свѣдѣніями о количествѣ выборныхъ по чинамъ, предисловіе говоритт, о подготовитель- н о й работѣ князя Одоевскаго, а именно, что „бояре князь Никита Одоевскій съ товарищи, —выписавъ изъ правилъ св. Апостолъ и святыхъ Отецъ, изъ градскихъ законовъ греческихъ царей и изъ старыхъ Судебниковъ прежнихъ великихъ государей и изъ указовъ блаженныя памяти В. Г. Ц. и В. К. Михаила Ѳеодоровича всея Рѵсіи и изъ боярскихъ приговоровъ, и которыхъ статей въ прежнихъ судебникахъ и во указѣхъ прежнихъ государей и боярскихъ приговорѣхъ не написано, и тѣ статьи, написавъ вновь, — Государю приносили. И въ нынѣшнемъ во 157 году (т. е. 7157
е.
г. отъ сотворенія міра, или 1649 г. отъ Р. X.)
длятогосвоего
дѣла (т. е. для составленія Уложенія)
великаго гусударева и указалъ
1) »А земскаго Государь, по совѣту съ отцомъ своимъ и богомольцемъ, святѣйшимъ Іосифомъ, патріархомъ Московскимъ и всея Руси, и бояре приговорили („государь указалъ и приговорили" — обычная въ Москвѣ формула, которой начинались законы, прошедшіе черезъ Боярскую Думу) выбрати: изъ стольниковъ, и изъ стряпчихъ, и изъ дворянъ Московскихъ, и изъ жильцовъ изъ чину по 2 человѣка, также изъ всѣхъ городовъ, изъ дворянъ и изъ дѣтей боярскихъ взяти, изъ большихъ городовъ, опричь Новгорода, по два человѣка, а изъ Новгорода съ пятины — по человѣку (Новгородская область, какъ извѣстно, дѣлились на пятины), а изъ меньшихъ городовъ — по человѣку; а изъ гостей — трехъ человѣкъ, а изъ гостинные и суконные сотенъ (высшихъ тогда разрядовъ торговаго класса) по 2 человѣка, а изъ черныхъ сотенъ, и городовъ съ посадовъ — по человѣку, добрыхъ и смышленыхъ людей, чтобъ его государе земское дѣло съ тѣми со всѣми утвердити и на мѣрѣ поставити.
дѣла, по нынѣшнему его государеву указу и Соборному Уложенію, впредь были ничѣмъ нерушимы“.
изъ слободъ, и изъ
во царственное и выборными людьми чтобы тѣ великія
октября съ 3-го числа, Г. Ц. й В. К. Алексѣй Мих-вичъ всея Руси" вмѣстѣ съ Освященнымъ Соборомъ и Б. Думою, „того собранія с л у ш а л ъ и выборнымъ л ю д е м ъ, которые къ тому общему совѣту выбраны на Москвѣ н изъ городовъ, чтено, чтобы то все Уложеніе впредь было прочно и неподвижно".
Роль Земскаго Собора и комиссіи кн. Одоевскаго въ со- ставленіпУло- женія. Непосредственное участіе выборнымъ въ сосоставленіи Уложенія.
въ
Остановимся теперь на разрѣшеніи важнаго вопроса о роли Земскаго Собора въ составленіи Уложенія. Вопросъ объ этой роли долго былъ весьма споренъ въ литературѣ объ Уложеніп. Сворнымъ этотъ вопросъ былъ, какъ, благодаря невѣрно понятому учеными тексту предисловія къ Уложенію, дѣйствительно нѣсколько неясному по отношенію къ нашему вопросу —о роли выборныхъ на Соборѣ, — такъ и благодаря тому, что недоставало въ памятникахъ прямыхъ свидѣтельствъ о непосредственномъ участіи составленіи Уложенія (теперь эти свидѣтельства есть, и они напечатаны частію къ „Матеріалахъ для исторіи Земскихъ Соборовъ" В. Н. Латкина). Припомнимъ прежде всего тѣ мѣста предисловія къ Уложенію, въ которыхъ говорится, какъ о работахъ комиссіи Одоевскаго съ товарищами, такъ и объ отношеніи выборныхъ Собора къ этимъ работамъ. Несомнѣнно, что прежде всего необходимо понять сущность той работы, какая была поручена кн. Одоевскому съ „товарищи", такъ какъ отъ этого пониманія зависитъ — взглядъ на роль самого Земскаго Собора. Строевъ въ своемъ „Историко-юридическомъ изслѣдованіи Уложенія", а за нимъ Б. Н. Чичеринъ въ своей извѣстной работѣ „О народномъ представительствѣ" и др. думали, что комиссія Одоевскаго представила вполнѣ готовый проектъ Уложенія, который былъ прочитанъ выборнымъ, а затѣмъ б е з ъ всякихъ измѣненій утвержденъ Соборомъ. Ио Чичерину — цѣль собранія Земскаго Собора состояла не въ рѣшеніи того или другого вопроса, а въ утвержденіи новаго законодательства памятника. Поэтому '„з д ѣ с ъ нѣтъ", говоритъ онъ, „н п законодательной дѣятельности собранія, н и обсужденія предлагаемыхъ вопросовъ. Составленное комиссіею Уложеніе ч и т а е тся в ы борнымъ, и о н и прикладываютъ къ нему свои руки". Чичеринъ повторяетъ здѣсь мысль Строева, какъ повторяли ее и другіе, въ числѣ ихъ даже Бѣляевъ и др. Теперь, однако, эта мысль —■ при тѣхъ новыхъ, частію неизвѣстныхъ прежнимъ изслѣдователямъ, матеріалахъ, какими владѣетъ наука, и послѣ новыхъ работъ по вопросу — должна считаться совершенно оставленной. Какъ
само предисловіе къ Уложенію, такъ и другія свидѣтельства, ясно доказываютъ намъ, что комиссіи Одоевскаго была поручена:
1) подготовительная работа по собранію законодательнаго матеріала и 2) формулировка тѣхъ вопросовъ, которые доласны были рѣшаться на Соборѣ, но совсѣмъ не окончательное составленіе Уложенія. Если припомнить то мѣсто предисловія, гдѣ говорится о томъ, что было поручено этой комиссіи и что было ею исполнено, то будетъ ясно, что во 1-хъ, комиссія эта должна была „выписать" изъ „правилъ св. Апостолъ и св. Отецъ и изъ градскихъ законовъ греческихъ царей** тѣ статьи, которыя „пристойны къ государевымъ и земскимъ дѣламъ**; во 2-хъ, она должна была „с о б р а т ь“ всѣ старые указы и боярскіе приговоры и затѣмъ „справити** (т. е. сличить) эти „государевы указы и боярскіе приговоры съ старыми Судебниками** — все это была работа чисто подготовительная, выполненная, дѣйствительно, комиссіей. Затѣмъ, кромѣ этого, комиссіи Одоевскаго было, какъ говоритъ и предисловіе, дано порученіе сдѣлать еще слѣдующее: „а на которыя статьи (т. е. законодательные воиросы) въ прошлыхъ годѣхъ прежнихъ государей въ Судебникахъ указу не положено, и тѣ- бы статьи по тому-же написати (т. е. сформулировать) и изложити общимъ совѣтомъ**. Выраженіе „общій совѣтъ** толковалось Строевымъ, какъ равносильное выраженію „всѣ составители Уложенія**, т. е., по Строеву, — всѣ члены комиссіи кн. Одоевскаго. Но, какъ справедливо замѣтилъ проф. Загоскинъ, подъ этимъ выраженіемъ надо разумѣть именно Земскій Соборъ, такъ какъ само предисловіе говоритъ далѣе, что Уложеніе было чтено „выборнымъ людемъ, которые къ тому общему совѣту выбраны на Москвѣ и изъ городовъ", ясно показывая, что подъ „общимъ совѣтомъ** надо понимать Земскій Соборъ. Итакъ, если изъ текста предисловія видно, съ одной стороны, что законодательной комиссіи кн. Одоевскаго была поручена подготовительная работа —• собраніе матеріала, то, съ другой изъ него-же явствуетъ, что новые вопросы законодательства, не находившіе себѣ матеріала въ прошломъ, комиссія должна была разрѣшить общимъ совѣтомъ съ выборными. Впослѣдствіи мы увидимъ, что вліяніе выборныхъ шло дальше, распространяясь также и на пересмотръ прежняго законодательства; пока- же замѣтимъ, что само предисловіе говоритъ о томъ, что часть работы Одоевскаго должна была быть сдѣлана „общимъ совѣтомъ11. Уже изъ этого одного видно, что выборные принимали участіе въ работахъ комиссіи Одоевскаго, и еще съ GO-хъ годовъ мысль Строева о пассивномъ отношеніи выборныхъ къ работѣ князя Одоевскаго, — къ работѣ, подтвержденной де, во
всѣхъ частяхъ своихъ, рукоприкладствомъ выборныхъ, — стала оспариваться. Первымъ здѣсь выступилъ въ 1860 г. проф. Шпи- левс-кій, затѣмъ позднѣе •— Сергѣевичъ и Загоскинъ. Строевъ и его послѣдователи основывали свою мысль на невѣрномъ пониманіи какъ только что приведеннаго текста предисловія Уложенія, которое говоритъ о чтеніи выборнымъ Уложенія (см. выше стр. 317). Строевъ повялъ это мѣсто (не имѣя подъ руками тѣхъ данныхъ, какія теперь имѣются налицо) такъ, что выборные п а с с и в п о прослушали готовый текстъ Уложенія и закрѣпили его своимч, рукоприкладствомъ, чѣмъ роль ихъ и окончилась на Соборѣ. Это мнѣніе, дѣйствительно, можно вывести изъ даннаго мѣста предисловія. Но, чтобы понять вопросъ, правильно, надо прежде всего разрѣшить, что выслушали пассивно выборные и къ чему приложили они руки. Одинъ изъ изслѣдователей Уложенія, проф. Загоскинъ, находилъ, что данное мѣсто очень неопредѣленно, такъ какъ изъ него не видно, что было чтено выборнымъ, и какъ они отнеслись къ этому чтенію. На нашъ взглядъ, это мъсто предисловія говоритъ о чтеніи выборнымъ и о рукоприкладствѣ уже готоваго проекта, или, иначе говоря, Уложенія въ окончательной его редакціи[212]). Но, если Уложеніе въ окончательной формѣ было чтено выборнымъ, то слѣ- дуетъ-ли отсюда тотъ выводъ, что участія выборныхъ совсѣмъ не было въ дѣйствительности въ дѣлѣ составленія Уложенія и что именно только комиссіи Одоевскаго, какъ думали прежде, принадлежитъ это составленіе? Уже а р i'і о г і можно сказать, что — нѣтъ, такъ какъ это участіе могло проявиться не при чтеніи вполнѣ готоваго Уложенія, а раньше, при обсужденіи его проекта, совер- шалось-ли это обсужденіе въ комиссіи, или въ полномъ составѣ Собора. Какъ-же оно организовалось въ дѣйствительности ? Оно организовалось въ 2-хъ формахъ: въ формѣ непосред- с т в е н н а г о у ч а с т і я выборныхъ въ работахъ комиссіи Одоевскаго (путь очень правильный, такъ какъ только въ засѣданіяхъ небольшихъ группъ лицъ, спеціально изучившихъ извѣстный вопросъ, можетъ выработаться редакція закона) и въ формѣ
подачи выборными 3. Собора челобитій на имя государя о тѣхъ или иныхъ законодательныхъ вопросахъ, обсуждавшихся комиссіею и казавшихся выборнымъ особенно важными.
Остановимся пока на первой формѣ — на непосредственномъ участіи выборныхъ въ законодательныхъ работахъ Одоевскаго. Это непосредственное участіе безспорно констатировано, сравнительно, только недавно, послѣ появленія указанныхъ уже выше „Матеріаловъ для исторіи Земскихъ Соборовъ" проф. Латкина и др. Изъ нихъ мы узнаемъ, что нѣкоторые изъ выборныхъ участвовали въ работахъ комиссіи Одоевскаго, за что и получали жалованье[213]), повидимому, не дававшееся тѣмъ выборнымъ, которые въ работахъ не участвовали[214]). Мы н е знаемъ, конечно, что именно дѣлали выборные, сидя „съ бояры" комиссіи Одоевскаго, т. к. дѣлопроизводство этой комиссіи не дошло до насъ. Но, пріѣхавъ въ Москву еще до 1-го сентября 1648 года (по современному нашему лѣтосчисленію; къ этому времени, какъ извѣстно, созывался Соборъ) и начавъ свое сидѣнье съ боярами въ сентябрѣ, если не раньше, выборные оставались на Москвѣ около полугода. Здравый смыслъ говоритъ, что жить въ Москвѣ такъ долго безъ дѣла, получая при этомъ жалованіе, выборные не могли: они, несомнѣнно, принимали участіе въ работахъ по составленію Уложенія. На это есть прямое указаніе въ тѣхъ-же „Матеріалахъ", изъ которыхъ видно, что еще въ половинѣ января 1649 года выборные отъ царскаго и отъ земскаго дѣла не отдѣлались[215]), иначе говоря —
не отдѣлались отъ участія въ составленіи Уложенія, для чего они призывались въ Москву.
Изъ приведенныхъ актовъ видно также, что совмѣстная работа комиссіи к н. Одоевскаго и Собора но составленію Уложенія продолжалась, по крайней мѣрѣ, полгода. Значитъ Уложеніе не было совершенно окончено, какъ думали послѣдователи Строева, комиссіею кн. Одоевскаго въ 2 7-2 мѣсяца (именно съ 16-го іюля, когда комиссія была образована, по 3-е октября, когда началось чтеніе Уложенія). Притомъ для начала чтенія Уложенія, конечно, должна была быть готова только часть проекта, что и подтверждается еще другими данными[216][217]). Затѣмъ и въ такъ называемомъ „послѣсловіи" къ Уложенію есть одно выраженіе, которое, въ сопоставленіи съ вышесказаннымъ, еще сильнѣе убѣждаетъ насъ, что выработка окончательнаго проекта Уложенія, продолжаясь постепенно, закончилась только въ исходѣ января. Это выраженіе послѣсловія гласитъ такъ: „совершена сія книга (т. е. Уложеніе) повелѣніемъ В. Г. Ц. и В. Кн. Алексѣя Мих лѣта 7157 (1649), генваря въ
29 день". Прежде относили этотъ срокъ къ напечатанію
Уложенія. Но, не говоря уже о томъ, что теперь достовѣрно извѣстно, что къ напечатанію Уложенія было пристунлено не раньше 7-го апрѣля, предисловіе даетъ возможность понять, что выраженіе „совершена сія книга" относится лишь к ъ списку съ подлинника, закрѣпленнаго рукоприкладствомъ Собора: „а закрѣпя-то Уложеніе руками", говоритъ предисловіе, „указалъ Государь (его) списати въ книгу и закрѣпити тое книгу дьякамъ Гаврилу Левон- тьеву, да Федору Грибоѣдову, а съ тое книги... напечатать многія книги" . . . Вотъ это-то „списаніе въ книгу", т. е. въ списокъ, имѣвшій видъ книги, и было „совершено" 29-го января 1649-го года. Итакъ, несомнѣнно, что комиссія Одоевскаго не представила къ 3-му октября 1648 г. вполнѣ готоваго Уложенія, которое было лишь „чтено" выборнымъ; несомнѣнно, что Уложеніе вырабатывалось постепенно и было окончено не раньше января 1649 года, что выборные участвовали въ работахъ комиссіи Одоевскаго, или лично, или подавая на имя царя, какъ это мы увидимъ, челобитья. Было-ли, кромѣ того, допускаемое обсужденіе, если не всего памятника въ цѣломъ, то его частей на Соборѣ, въ полномъ составѣ его двухъ палатъ[218])? Можно думать, что да, такъ какъ и само Уложеніе говоритъ о нѣкоторыхъ статьяхъ, что ихъ „Соборомъ уложили" (42 ст., гл. XVII и др.); есть и другія свѣдѣнія о томъ-же[219]).
Вліяніе челобитій выборныхъ на содержаніе
Кромѣ непосредственнаго участія въ работахъ комиссіи Одоевскаго, вліяніе выборныхъ 3. Собора сказалось въ тѣхъ челобитьяхъ, которыя ими подавались царю и которыя потомъ
С. Уложенія, въ связи съ вопросомъ объ общемъ значеніи че- лобитій на Москвѣ.
характерная, времени.
дали содержаніе многимъ важнѣйшимъ статьямъ Уложенія. Необходимо вообще отмѣтить, что челобитья во 2-ой половинѣ Московскаго періода являются важнымъ источникомъ права, почему ихъ вліяніе на Уложеніе не представляетъ собою ничего чрезвычайнаго. Несомнѣнно, что вліяніе че- лобитій на московское законодательство есть очень весьма богатая послѣдствіями, особенность этого Вліяніе это значительно ослабѣваетъ лишь въ слѣдующій петербургскій періодъ. Роль челобитій была на Москвѣ столь велика, что изслѣдователь ихъ, И. И. Дитятинъ, находилъ даже возможнымъ утверждать, что государь московскій, будучи de jure единственнымъ источникомъ закона, въ своей дѣятельности законодателя, въ своей великой роли управителя обширнаго Московскаго Государства, ничего не творитъ изъ себя самого. Если эту мысль и нельзя принять въ столь безусловной формѣ, такъ какъ есть много законодательныхъ актовъ, изданныхъ безъ челобитья о томъ со стороны подданныхъ, то, съ другой стороны, несомнѣнно, что различные слои государства, дѣйствительно, безпрестанно на Москвѣ бьютъ челомъ государю, а онъ, „Царь и В. князь, ихъ жалуетъ, ими просимое даруетъ имъ и узаконяетъ его“. Несомнѣненъ также фактъ, что „челобитья" затрагивали всѣ вопросы жизни, касались, какъ частныхъ, такъ и общихъ нуждъ и потребностей. Напомнимъ, ка къ ир и мѣр ъ то л ь ко , что отмѣна въ областяхъ правительственнаго управленія и замѣна его земскимъ самоуправленіемъ, введеніе такъ назыв. „губныхъ грамотъ", закрѣпленіе крестьянъ, пересмотръ правительствомъ законодательства и созданіе- новыхъ кодексовъ (какъ, напр., Уложенія) и уставовъ (какъ, напр., Ново торговаго устава 1667 г.) и т. д., совершалось подъ вліяніемъ челобитій и частію въ томъ направленіи, какое ими указывалось.
Два важныхъ вывода необходимо сдѣлать изъ этого вліянія челобитій на занонодательство. Если мы, — сравнивая содержаніе челобитій съ тѣмъ, что, по выслушаніи ихъ, являлось потомъ въ видѣ закопа, — замѣчаемъ, что содержаніе послѣдняго, въ важнѣйшихъ случаяхъ, совпадаетъ съ содержаніемъ челобитій, то мы въ правѣ сказать, что это отношеніе правительства къ челобитьямъ подданныхъ даетъ самому законодательству весьма яркую окраску законодательства народнаго, основаннаго на вниманіи законодателя къ нуждамъ и потребностямъ населенія. Въ Московскомъ государствѣ поэтому почти невозможны были случаи появленія законовъ, подобныхъ тѣмъ, которые стали часты у васъ въ XVIII в. и которые шли совершенно въ раз-
21*
р ѣ з ъ съ народными юридическими воззрѣніями, вѣками слагавшимся. „Вліяніе челобитій на законодательство", говоритъ проф. Загоскинъ (подтверждая свою мысль многочисленными примѣрами), „даетъ возможность обнаружить односторонность и ошибочность, нерѣдко, къ сожалѣнію, встрѣчающихся воззрѣній на Московскую Русь, какъ на эпоху государства грубой силы, какъ на вотчинно-полицейское государство". Въ основѣ вниманія къ челобитьямъ, этимъ петиціямъ народнымъ, лежала, несомнѣнно, та здравая мысль, что законодательныя мѣры правительства должны отвѣчать потребностямъ и интересамъ страны. И нѣтъ сомнѣнія, что эта мысль спасала государство отъ многихъ бѣдъ, а самимъ законодательнымъ нормамъ придавала нерѣдко большую жизненность.
Отмѣчая это плодотворное вліяніе челобитій на законодательство, нельзя закрыть глазъ на другое слѣдствіе этого вліянія, отрицательнаго;, однако, значенія. На Москвѣ подача челобитій не была всегда разумно организована; поэтому она одинаково могла исходить и отъ малыхъ, и отъ большихъ общественныхъ группъ, взывать о защитѣ интересовъ частныхъ и общихъ. Въ этомъ, конечно, не было еще большой бѣды, если-бы Московское правительство умѣло, или могло, всегда брать на себя заботу уясненія, что въ этихъ челобитьяхъ подлежало, съ точки зрѣнія общихъ пользъ государства и общества, и что не подлежало, удовлетворенію. Но этого нельзя всегда отмѣтить въ дѣятельности Московскаго правительства. Скорѣе бросается въ глаза стремленіе правительства временно только удовлетворять тому или иному, выраженному въ челобитьяхъ, желанію. Отсюда то изумительное колебаніе указной практики государей, та неустойчивость Московскаго законодательства, которая обращаетъ на себя вниманіе. Получена челобитная и удовлетворена соотвѣтственнымъ указомъ, напр., въ январѣ. Но такъ какъ обычай дозволялъ бить челомъ (и ие однажды) и противъ указа (т. е. не смотря на недавнее законодательное разрѣшеніе даннаго вопроса), то неудивительно, что установленное въ январѣ мѣнялось къ лѣту, а это послѣднее могло уничтожиться въ слѣдующемъ году (такъ, извѣстны, напр., колебанія правительства по вопросу о возвращеніи бѣглыхъ крестьянъ, длившіяся цѣлые годы и дававшія кратковременныя удовлетворенія то однимъ, то другимъ классовымъ интересамъ).
Посмотримъ теперь, какъ велико было вліяніе челобитій на содержаніе Уложенія. Проф. Загоскинъ, — идя по пути, намѣченному Шпилевскимъ, Щаповымъ и особенно Сергѣевичемъ—, находилъ, что числа статей Уложенія, созданныхъ подъ влія
ніемъ челобитій, равно 82 статьямъ, т. е. 8,5°/0 всего количества статей памятника (Рѣчь, стр. 50). Этотъ выводъ проф. Загоскина доселѣ въ литературѣ вопроса остается, въ общемъ, непоколебленнымъ. Доказательства, которыми владѣетъ наука для рѣшенія вопроса, таковы: во первыхъ, есть статьи, о которыхъ само Уложеніе свидѣтельствуетъ, какъ о составленныхъ подъ непосредственнымъ вліяніемъ челобитій выборныхъ: во 2-хъ есть рядъ статей, сравненіе содержанія которыхъ съ дошедшими до насъ челобитными, прямо указываетъ, что эти статьи повторяютъ основныя положенія челобитныхъ. Важно здѣсь отмѣтить притомъ еще то, что большинство статей, созданныхъ подъ вліяніемъ челобитій, разрѣшаютъ собой наиболѣе жизненные вопросы, занимавшіе тогдашнее общество. Приведемъ примѣры, гдѣ на челобитья указываетъ само Уложеніе. Такъ въ статьѣ I-ой, гл. ХШ-ой „о Монастырскомъ Приказѣ" читаемъ, что государь „по челобитью" выборныхъ 3. Собора, „указалъ Монастырскому Приказу быти особно"[220]). Смыслъ этого челобитья таковъ: до Уложенія судъ на представителей духовенства, на монастыри (а также и на всѣхъ, числившихся за ними, крестьянъ, или на состоявшихъ у нихъ на службѣ людей) давался въ Приказѣ Большаго Дворца. Это было выраженіемъ особаго уваженія къ духовенству со стороны государей, которое создавало, однако, для населенія большія неудобства. Исключительная привиллегіи, данная духовенству, монастырямъ и ихъ крестьянамъ, быть судимыми въ одномъ только Приказѣ Большаго Дворца, причиняла, всѣмъ „большую волокиту въ суднымъ дѣлахъ съ духовенствомъ". Удовлетворяя челобитья выборныхъ Собора, Уложеніе создаетъ новый Монастырскій Приказъ, долженствовавшій вѣдать судъ
надъ лицами духовнаго вѣдомства. Но исключительная привилегія духовенства, далѣе, въ той-же гл. ХІІІ-ой Уложенія, ослаблялась еще и тѣмъ, что при встрѣчныхъ искахъ на представителей духовенства, начиная съ сана архимандрита, и на всѣхъ крестьянъ духовенства и монастырей дозволялось искать въ общихъ Приказахъ (ст. 2, гл. XIII) и пр. Всѣ эти ограниченія въ привиллегированной подсудности духовенства были тогда очень важны и вызывали неудовольствіе со стороны духовенства. Такъ, напр., Никонъ въ своихъ знаменитыхъ отвѣтахъ Паисію и Стрѣшневу, называетъ Уложеніе „дьявольскимъ закономъ", а Одоевскаго — „лжи предтечею", „богопротивникомъ", „богоборцемъ" и т. д. Уложеніе называется такъ строптивымъ патріархомъ, впрочемъ, не за одинъ Монастырскій Приказъ, но и за другія ограниченія правъ духовенства, а равно и за допускаемыя имъ отступленія отъ каноническихъ правилъ. Объ этихъ отступленіяхъ самъ Никонъ говорилъ слѣдующее: „и о сей проклятой книгѣ многажды гла- голахомъ царскому величеству, чтобъ искоренить ее, и да держится Божественныя и Св. Евангелія заповѣди и св. Апостоловъ, и св. Отецъ правила и древнихъ благочестивыхъ царей законы". Небезъинтересно, что во взглядѣ на Уложеніе патріархъ Никонъ сошелся съ нѣкоторыми демократическими согласіями старообрядцевъ, также называвшихъ Уложеніе „богопротивною", „антихристовою" книгою.
Изъ другихъ ограниченій правъ духовенства, отмѣтимъ еще содержащееся въ ст. 42-ой главы ХѴІ1-ой Уложенія. Ею было запрещено, — также въ удовлетвореніе челобитья выборныхъ, — „впредь съ нынѣшняго Уложенія" духовнымъ лицамъ и монастырямъ пріобрѣтать вотчины куплею, или черезъ взятіе ихъ „на поминъ души" (причемъ Помѣстному Приказу запрещено было записывать у себя подобныя сдѣлки). Въ текстѣ Уложенія и объ этой статьѣ говорится прямо, что ее „Соборомъ уложили", Чтобы понять важность этого опредѣленія ст. 42-ой главы ХѴІІ-ой, надо замѣтить слѣдующее. Къ ХѴІІ-му вѣку въ рукахъ духовныхъ лицъ и монастырей накопилась масса земель, съ которыхъ ими не платилось податей и не неслось повинностей въ пользу государства. Кромѣ того, на этихъ земляхъ сидѣли тысячи людей, обязанныхъ тягломъ только своимъ владѣльцамъ и изъятыхъ тогда — въ силу судебныхъ иммунитетовъ, — отъ общей подсудности государству. Прельщаемые льготами, — какія могли даваться поселенцамъ этими привиллегированными собственниками, т. е. монастырями и духовенствомъ, — на ихъ земли уходили крестьяне изъ общинъ и отъ частныхъ лицъ (въ особенности — отъ мелкихъ собственниковъ). Двойное зло происходило отсюда. Съ одной
стороны, терпѣло государство, такъ какъ отъ службы и отъ податей уходили значительныя недвижимыя богатства, между тѣмъ какъ постоянною заботою Московскаго государства было, „чтобъ земля изъ службы не выходила11. Съ другой — терпѣли отъ этихъ переходовъ частныя лица, а также и тяглые люди, такъ какъ уходъ съ черныхъ земель крестьянъ и ихъ „закладничество“ за монастыри и духовенство увеличивали собственныя податныя тягости оставшихся. Правительство давно (именно еще съ Іоанна III) было озабочено мѣрами, отчасти къ секуляризаціи, отчастп къ ограниченію распространенія земельныхъ владѣній духовныхъ лицъ и учрежденій. Такимъ образомъ челобитье выборныхъ касалось очень важнаго и назрѣвшаго вопроса. Интересно, что оно было удовлетворено только въ одной своей части, а именно — по отношенію къ запрещенію духовенству п монастырямъ пріобрѣтать вотчины впредь, т. е. со времени Соборнаго Уложенія. Выборные-же просили, чтобы „государь указалъ у патріарха, у властей, и монастырей .. . земли взять на себя, государя, которыя даваны съ 88 году" (т. е. съ 1580 г.), когда было рѣшено соборнымъ приговоромъ, отъ 15 января этого года, запретить духовенству и монастырямъ пріобрѣтеніе вновь вотчинъ. Но, правительство не рѣшилось удовлетворить этому ходатайству выборныхъ вполнѣ, да и въ той его части, которая была удовлетворена въ 42-ой статьѣ гл. ХѴІІ-ой Уложенія, оговорило, что она „уложена Соборомъ", какъ-бы снимая съ себя отвѣтственность за рѣшеніе, естественно, исправившееся сильнымъ духовнымъ лицамъ и учрежденіямъ.
Обращаясь къ нѣкоторымъ другимъ статьямъ Уложенія и сравнивая ихъ содержаніе съ дошедшими до насъ челобитьями, мы убѣждаемся рѣшительно въ томъ, что этн статьи составлены прямо въ духѣ челобитій, — хотя Уложеніе само и умалчиваетъ объ этомъ. Таковы, напр., нѣкоторыя статьи главы XIX о „посадскихъ людѣхъ". Суть этихъ статей состоитъ въ томъ, что Уложеніе, — слѣдуя двумъ челобитьямъ выборныхъ людей, поданнымъ, какъ это видно изъ одного дошедшаго до насъ акта, 30-го октября 1648 г. (А. А, Э., т. IV, .X» 32) отъ лица выборныхъ какъ служилаго, такъ и торговаго сословія (обѣ челобитныя просятъ объ одномъ и томъ-же),—устанавливаетъ такое общее правило: „впредь, опричь государевыхъ слободъ, н и чь и мъ слободамъ на Москвѣ и въ городахъ не быти". Чтобъ понять это правило, надо замѣтить слѣдующее о древнихъ русскихъ носадахъ и посадскихъ людяхъ: посадами назывались неогражденныя сначала поселенія вокругъ города. Одни посады и слободы являлись поселеніями, устрон- вавшимися на государевой (государственной) землѣ, другіе
— на частно-владѣльческой. По роду занятій жители первыхъ очень мало отличались отъ крестьянъ, сидѣвшихъ на земляхъ помѣщиковъ и вотчинниковъ, такъ какъ вели и е только торговлю, но и занимались земледѣліемъ, огородничествомъ и пр. Однако, между ними и частно-владѣльческими крестьянами было то важное различіе, что посадскіе, сидѣвшіе на государевой землѣ, состояли въ тяглѣ самого государства, т. е. несли повинности н е п о с р е д с т в е н н о въ пользу го су - д а р с т в а (подобно волостнымъ чернымъ людямъ, или государевымъ крестьянамъ). И вотъ отъ выборныхъ этихъ-то посадскихъ людей, платившихъ тягло въ государеву казну, н подаются царю челобитныя, въ которыхъ разсказывается, что около Москвы и другихъ городовъ, на мѣстахъ городскихъ выгоновъ, устраиваются патріаршія, монастырскія и другія слободы, а въ тѣхъ слободахъ живутъ торговые и ремесленные люди, принадлежащіе духовенству, монастырямъ, боярамъ и пр., люди, „которые всякими промыслы промышляютъ и лавками владѣютъ, а государевыхъ податей не платятъ и службы не служатъ, живутъ всегда во льготѣ,, . . . Естественнымъ слѣдствіемъ этого было то, что эти люди, находясь въ привиллегированномъ положеніи сравнительно съ государевыми посадскими людьми, а именно, н е неся государевыхъ податей и повинностей, являлись сильными конкуррентами въ торговлѣ и промыслахъ тяглымъ посадскимъ и причиняли имъ своимъ „сусѣдничествомъ" большіе убытки. И вотъ челобитья просятъ государя: „велѣть учинить противъ прежняго, какъ бывало . . . при прежнихъ государяхъ, чтобы вездѣ было все его государство, а патріаршимъ-бы и монастырскимъ и боярскимъ и иныхъ всякихъ чиновъ слободамъ и пашнямъ и лавкамъ — (на Москвѣ и по городамъ) . . . ни за кѣмъ не быть*[221]. Уложеніе, прямо слѣдуя челобитьямъ, беретъ слободы означенныхъ лицъ и учрежденій „на государя" и запрещаетъ впредь устройство „опричь государевыхъ слободъ (т. е. слободъ, населенныхъ тяглыми государевыми людьми) какихъ-либо частно-владѣльческихъ, не- государственныхъ, слободъ на Москвѣ и въ городахъ. Только что указанное челобитье представляется для насъ важнымъ еще и потому что путь, которымъ оно прошло, даетъ намъ возможность видѣть, какъ выборные Собора достигали своихъ цѣлей1).
До насъ дошло и другое челобитье, доложенное государю, и давшее содержаніе еще одному важному постановленію С. Уложенія. Такъ въ 1648 году „дворяне московскіе и жильцы и городовые дворяне и дѣти боярскіе и всѣхъ городовъ служилые люди били челомъ государю о томъ, чтобы было имъ позволено „сыскивать безъ урочныхъ лѣтъ“ ихъ бѣглыхъ крестьянъ (А. Ист., т. I, № 30). И эта челобитная была доложена царю комиссіею Одоевскаго: „И мы, великій Государь Царь" —... говоритъ грамота, содержащая челобитную,—„с лушавъ челобитья ... совѣтовавъ съ... Патріархомъ ... и со всѣмъ Освященнымъ Соборомъ и говорили съ нашими бояры, и съ окольничими, и съ думными людьми, и со стольники, и со стряпчими, и съ дворяны московскими, и съ городовыми дворяны, и съ дѣтьми боярскими всѣхъ городовъ, которые намъ били челомъ о бѣглыхъ крестьянѣхъ, и мы указали и Соборомъ уложили: генваря со 2-го числа нынѣшняго 157 года бѣглыхъ крестьянъ и бобылей отдавать всякихъ чиновъ людемъ . . . безъ срочныхъ лѣтъ“. . . . Это челобитье дало содержаніе 1-ой и 2-ой статьямъ ХІ-ой главы Уложенія, называющейся „Судъ о крестьянахъ", равно какъ и нѣкоторымъ слѣдующимъ ея статьямъ, развивающимъ тѣ же положенія. Значеніе этого челобитья, „уложеннаго Соборомъ", слѣдующее: челобитчики, мелкіе собственники, просили объ отмѣнѣ такъ называемыхъ „урочныхъ" или „срочныхъ" лѣтъ. „Урочными" или „срочными годами" назывались годы, назначенные владѣльцамъ для отыскиванія ихъ бѣглыхъ крестьянъ. Эти годы долго колебались между 5-ю и 15-ю годами, пока совершенно не были отмѣнены Уложеніемъ, которое дозволило владѣльцамъ отыскивать бѣглыхъ крестьянъ и возвращать ихъ себѣ безсрочно, т. е. черезъ сколько-бы лѣтъ ихъ владѣлецъ ни нашелъ у другого. Въ приведенномъ челобитьѣ указанъ и мотивъ, почему мелкіе владѣльцы просили объ этой отмѣнѣ: они „по вся годы бываютъ ... на службахъ и имъ въ
тѣ указанью лѣта тѣхъ своихъ крестьянъ сыскивать и провѣдать немочно, потому что де тѣ ихъ бѣглые крестьяне, вѣдаючи указные лѣта и живучи за сильнымилюдьми и за монастыри, переходятъ изъ вотчины въ вотчину, хотя указные лѣта выжить и отъ ихъ стариннаго крестьянства отбыть". Правительство, послѣ долгихъ колебаній, склоняется, наконецъ, на сторону мелькихъ, сравнительно, собственниковъ-дворянъ (какъ они стали называться позднѣе): оно было къ этому вынуждено необходимостью обезпечить за ними крестьянъ, чтобы, въ свою очередь, не слышать отъ нихъ жалобъ на невозможность исправно нести службу въ войскѣ, въ которомъ они составляли тогда главный контингентъ.
Дворянское землевладѣніе, — вообще начинающее играть крупную роль въ государствѣ послѣ смутъ междуцарствія, — получаетъ здѣсь особенно сильную поддержку. Послѣдствія этой мѣры объ урочныхъ годахъ (отмѣненныхъ Уложеніемъ) и закрѣпившихъ окончательно крестьянъ, были, какъ извѣстно, очень печальны. Но, нельзя не отмѣтить, что и эта мѣра была „уложена Соборомъ", по челобитью извѣстной части его членовъ. Общее заключеніе изъ всего сказаннаго будетъ то, что 3. Соборъ принималъ, въ лицѣ своихъ выборныхъ, важное участіе въ составленіи Уложенія, именуемаго вполнѣ справедливо, поэтому, Соборнымъ[222]).
Литовскій Статутъ, какъ одинъ изъ первоисточниковъ С. Уложенія.
Обратимся еще къ одному первоисточнику Уложенія, неназываѳмому предисловіемъ, но игравшему въ нашемъ памятникѣ очень важную роль, а именно къ Литовскому Статуту. Указаніе на этотъ источникъ имѣется, какъ въ самомъ подлинномъ спискѣ Уложенія (на поляхъ котораго 56 статей отмѣчены, какъ взятыя изъ Литовскаго Статута), такъ и въ другихъ памятникахъ, при чемъ надо замѣтить, что въ
дѣйствительности, заимствованія идутъ гораздо далѣе, чѣмъ это отмѣчено на подлинномъ Уложеніи.
Прежде, чѣмъ однако, рѣшить, что взято Уложеніемъ изъ Статута, скажемъ, почему предисловіе не упоминаетъ объ Л. Статутѣ въ числѣ источниковъ. Вопросъ рѣшается очень просто тѣмъ соображеніемъ, что этотъ памятникъ древняго литовско-русскаго права, въ эпоху созданія Уложенія, совсѣмъ уже и пе былъ новымъ для насъ источникомъ права, на который слѣдовало бы указать отдѣльно. Извѣстно, что Литовскій Статутъ началъ усвоиться нашею практикой гораздо раньше созданія Уложенія, доказательствомъ чему служатъ тѣ-же „Указныя книги Приказовъ". Такъ, до насъ дошли нѣкоторыя „дополнительныя" статьи ко 2-му Судебнику, прямо взятыя изъ Литовскаго Статута (онѣ сохранились въ такъ наз. „эрмитажномъ сборникѣ дополнительныхъ къ Судебнику статей1'), такъ что комиссія Одоевскаго, дѣлая указанное ей сличеніе старыхъ Судебниковъ съ но- в ымъ законодательнымъ матеріаломъ, появившимся послѣ нихъ, нашла нѣкоторыя части Литовскаго Статута въ „Указныхъ книгахъ приказовъ", уже р е ц е п и р о в а н н ы м и (т. е. воспринятыми въ переводѣ и измѣненными, согласно съ нѣкоторыми особенностями нашего быта), чѣмъ и воспользовалась. Иначе трудно представить себѣ, какъ могла-бы эта комиссія успѣть сдѣлать переводъ статей Статута въ короткій срокъ ея работы, если-бъ рецепція ихъ не была сдѣлана раньше. Съ внутренней точки зрѣнія, возможность широкаго заимствованія началъ Литовскаго Статута въ такомъ строго-національномъ памятникѣ, какъ Уложеніе, объясняется тѣмъ, что этотъ Статутъ былъ, по существу своему, сборникомъ древняго русскаго обычнаго права, общаго всей Руси — восточной п западной. Это право господствовало также и па Литвѣ до ХѴі вѣка. Доказательствомъ этого служитъ не только русскій языкъ памятника, въ которомъ, впрочемъ, много полонизмовъ, по еще болѣе сравненіе его содержанія съ памятниками нашего древняго обычнаго права, открывающее здѣсь глубокое національное единство между ними. Это единство особенно сказывается относительно такъ наз. первой р е д а к - ц і и Литовскаго Статута отъ 1529 года, составленной и о р у с - ски (и уже потомъ переведенной на польскій языкъ), задолго до соединенія Литвы съ Полыней, тогда какъ въ третьей редакціи 1588 г. уже болѣе ясно видно польское вліяніе. Такимъ образомъ Лит. Статутъ, не будучи новымъ источникомъ для времени Уложенія, вошелъ въ послѣднее съ нѣкоторою переработкою, черезъ дополнительныя статьи, записанныя въ Указныхъ книгахъ Приказовъ.
Отмѣтимъ нѣсколько характерныхъ особенностей по вопросу о заимствованіи изъ Литовскаго Статута. По вѣрному замѣчанію проф. Вл.-Буданова, отношеніе Уложенія къ Л. Статуту есть „отношеніе свободное“. Здѣсь видимъ именно то здравое, на нашъ взглядъ, отношеніе къ чужому, смыслъ котораго заключается въ томъ, что законодатель, не чуждаясь хорошаго чужого, дорожитъ и своимъ добрымъ. Рецепція Статута не есть рабское заимствованіе, а творческая работа мысли, при которой законодательный матеріалъ сознательно переработывается, согласно съ мѣстными условіями. Вотъ почему въ Уложеніи едва можетъ изслѣдователь отыскать 2—3 статьи, въ которыхъ оно, слѣдуя буквальному смыслу Статута, перенесло необдуманно его постановленія къ намъ, что и отразилось на редакціи статей, весьма неясныхъ. Интересно, что у насъ нѣтъ ни малѣйшихъ нигдѣ въ исторіи указаній, чтобъ власть преднисывала употребленіе Л. Статута въ качествѣ источника права, до или при составленіи Уложенія. Имъ пользовались наши древніе юристы-дьяки сами, видя его близость по духу къ русскому праву. И Приказы наши съ удивительною тонкостію переработы- вали постановленія Статута, имѣвшія узко-сословный характеръ, или другіе недостатки. Извѣстно, напр., что начала древне-русскаго нрава, сохранившіяся въ Статутѣ, примѣнялись не ко всѣмъ, а только къ высшимъ классамъ литовско-русскаго государства, такъ что, въ сущности, Статутъ есть ничто иное, какъ „сумма шляхетскихъ правъ и привиллегій“. (Городской классъ Литовско-русскаго государства жилъ тогда по праву нѣмецкому, а сельскій былъ внѣ воздѣйствія Статута). Поэтому въ Статутѣ всѣ права имѣютъ узкую, сословную окраску: такъ, напр., право личной неприкосновенности — привиллегія только шляхтича („Каждый шляхтичъ", гласитъ Статутъ, „подле права не позванный . . . . отъ насъ господара . . . иманъ и въ везенье быти не маетъ", т. е. каждый шляхтичъ, не вызванный въ судъ на основаніи права, не можетъ быть взятъ и посаженъ въ тюрьму отъ имени государя . . .). Уложеніе оказало-бы плохую услугу русскому праву, если-бы перенесло къ намъ изъ Статута сословный духъ его постановленій. Оно этого и не дѣлаетъ, то опуская одни постановленія, то передѣлывая другія по своему, для уничтоженія сословной окраских). Если, впрочемъ, авторы Уложенія не всегда умѣютъ освободиться отъ вліянія Статута, то, въ цѣломъ, здѣсь
1) Вотъ одинъ изъ наглядныхъ примѣровъ: Статутъ, постановляя о безчестіи, словомъ или дѣйствіемъ, нанесенномъ кому-нибудь „на государевомъ дворѣ" или въ его палатахъ, говоритъ такъ: „уставуемъ кгды-бы кто, будучи при дворѣ нашомъ, а не пова- жаючнпристойне зверхности нашего м а e е т а т у (т. е.
замѣчается улучшеніе, выражающееся, между прочимъ, въ томъ, что Уложеніе обобщаетъ казуистичность Статута, старается избѣжать мотивированія закона и т. д. Интересно также отмѣтить, что постановленія Статута, взятыя сначала дьяками почти въ дословномъ переводѣ, въ Уложеніи сильно измѣняются, какъ по формѣ, такъ и по содержанію[223][224]). Но и при заимствованіяхъ формы Статута, сказывается рельефно творчество мысли авторовъ Уложенія. Такъ, напр., въ гл. V Уложенія говорится вмѣстѣ о двухъ совершенно разнородныхъ преступленіяхъ — дѣланіи фальшивой монеты и подмѣсп мастерами въ благородные металлы неблагородныхъ. Уложеніе, слѣдуя здѣсь прямо Статуту, ставитъ ихъ рядомъ, но, однако, вопреки Статуту, назначаетъ за нихъ различныя, по строгости, наказанія (за прибавку въ мѣдныя и серебряныя монеты олова и свинпа — залитіе горла расплавленнымъ металломъ; а за прибавку ихъ въ золотыя и серебрянныя вещи частныхъ лицъ — битье кнутомъ). Статутъ же, смотря на то и другое переступ- леніѳ, какъ на однородныя, за оба назначаетъ смертную казнь чрезъ залитіе горла. Очевидно, юридическій анализъ Уложенія уже выше, ибо дѣланіе фальшивой монеты и подмѣсь мѣди, или олова, въ золотыя и серебряныя вещи — совершенно разныя преступленія. Статутъ смѣшалъ ихъ изъ излишняго вниманія къ матеріальному составу преступленія. Подобныхъ примѣровъ можно привести нѣсколько, хотя, съ другой стороны, справедливость требуетъ сказать, что нѣкоторыя статьи Уложенія представляютъ въ себѣ неясности, недомолвки и т. д., именно вслѣдствіе редакціонныхъ ошибокъ его составителей, неумѣвшихъ почему-либо справиться съ своимъ источникомъ.
Литовскій Статутъ: |
(Роздѣлъ XI, артикулъ 7).
Уставуемъ — кгды бы сынъ, або дочка отца, матку або свою, умы- сльне . . . забилъ .. . смертью ганебною (т. е. постыдною), маетъ каранъ быти: по рын ку возячи, клещами телоторгатп (т. е. рвати), а потомъ въ мехъ скураный (шкурный), всадившивъ него пса, куря, котку, и тое все посполу (всѣхъ вмѣстѣ) въ мехъ всади в ш и, нзшитьн где наглубейдо воды спустити.
Дополнит. статьи :
(16 ст.)
Кто убьетъ до смерти отца или матерь... и тому сыну муку: въ торгу его возити и тѣло клещами рвати, и по тому (т. е. потомъ; посадити на него собаку, куря и ужа, и кота и, т о в с е в м ѣ - стѣ собравши съ нимъ, въ водѣ затопити. А которая дочь отца убьетъ пли матерь, указъ тотъ же.
Заканчивая обзоръ источниковъ Уложенія, сдѣлаемъ изъ всего вышесказаннаго общее заключеніе. Изучаемый памятникъ по своимъ источникамъ есть памятникъ національнаго, исторически-сложившагося права. Не чуждаясь заимствованій, онъ относится къ нимъ не рабски-пассивно, — что такъ часто бываетъ потомъ, въ эпоху преобразованія, — а сознательно претворяетъ ихъ въ нормы, прямо пригодныя къ тогдашней нашей жизни. Изъ чужихъ источниковъ онъ болѣе всего беретъ изъ источника славяно-русскаго, какимъ является Статутъ; затѣмъ — изъ Кормчихъ. Изъ своихъ — въ широкихъ размѣрахъ пользуется вѣковою практикою высшаго законодательнаго органа московскихъ государей — именно практикою Б. Думы. Эта практика регулируется жизненными потребностями, какъ ими же регулируются и челобитья выборныхъ 3. Собора, повліявшія на Уложеніе. Въ результатѣ отъ сочетанія
этихъ источниковъ создался памятникъ, непотерявшій, въ нѣкоторыхъ частяхъ, своего практическаго значенія цѣлые вѣка, хотя, съ другой стороны, и непринадлежавшій къ тѣмъ кодексамъ, которыя двигаютъ впередъ и рѣзко видоизмѣняютъ жизненныя отношенія, подчиняя ихъ своимъ новымъ началомъ. Система С. Уло- Обращаемся къ системѣ памятника и его содер- женія и его со- жанію. Съ внѣшней стороны Уложеніе предста- держаніе. вляетъ собою болѣе порядка, чѣмъ это замѣчается въ какомъ-либо изъ предшествующихъ памятниковъ. Авторы его дѣлаютъ, вопервыхъ, попытку раздѣлитъ весь законодательный матеріалъ на отдѣльныя главы, трактующія объ извѣстныхъ однородныхъ вопросахъ, а главы подраздѣляютъ уже на статьи; затѣмъ они располагаютъ этотъ матеріалъ по степени его важности. Такъ, 1-ая глава говоритъ о преступленіяхъ противъ вѣры и церкви (она имѣетъ въ подлинникѣ надписаніе — „о богохульникахъ и церковныхъ мятежникахъ41), а слѣдующія 4 — о различныхъ спеціальныхъ видахъ государственныхъ предступленій и т. д.[225]) Съ современной научной точки зрѣнія на юридическую классификацію, уже эти 5 главъ не выдерживаютъ критики, такъ какъ не выдерживаютъ единства дѣленія: въ первой выдѣленъ въ цѣлую главу отдѣльный родъ преступленій; слѣдовало бы ожидать, что вторая глава будетъ посвящена одному роду преступленій — государственныхъ, и уже сама будетъ подраздѣлена на нѣсколько отдѣловъ по видамъ этихъ преступленій; однако, авторы Уложенія, для этихъ видовъ однороднаго преступленія, понадѣлали особыя главы (что, впрочемъ, понятно, если принять во вниманіе ихъ тенденцію — оттѣнить этп виды, какъ можно яснѣе). Затѣмъ ѴІІ-ая глава „о службѣ ратныхъ людей44, какъ и нѣкоторыя другія главы, является, повидимому, попыткой систематизаціи въ одномъ мѣстѣ всего однороднаго матеріала, тогда какъ другія главы н е выдерживаютъ этой систематизаціи вовсе. Отсюда получается та особенность, что нѣкоторыя главы Уложенія очень спеціальны (и не велики поэтому по объему, какъ напр., Ѵ-ая глава „о денежныхъ мастерахъ, дѣлающихъ воровскія деньги44, состоящая всего изъ 2-хъ статей): другія-же — очень общи и сосредоточиваютъ въ себѣ громаднѣйшій матеріалъ по разнороднѣйшимъ отраслямъ права. Такова знаменитая, по обширности и важности, Х.-ая глава, кратко озаглавленная „О судѣ41 и состоящая изъ 287 статей (т. е. около трети всего Уложенія, въ которомъ 963
статьи[226]). Въ этой характерной главѣ мы находимъ постановленія по праву уголовному, гражданскому, не говоря уже о судопроизводствѣ и судоустройствѣ. Ея обширность заставляетъ думать, что, по крайней мѣрѣ, вопросы судопроизводства и судоустройства, которымъ она посвящаетъ наиболѣе вниманія, вполнѣ исчерпаны въ ней, но они разработываются и въ другихъ послѣдующихъ главахъ. Невыдержанностью систематизаціи законодательнаго матеріала, по отдѣльнымъ отраслямъ права, объясняется и тотъ фактъ, что, несмотря на то, что въ Уложеніи есть главы, по заглавіямъ своимъ, спеціально посвященныя, напр., уголовнымъ преступленіямъ и наказаніямъ за нихъ, недостаточно, однако, изучить ихъ, чтобы понять карательную систему памятника, потому что почти въ каждой главѣ есть въ свою очередь статьи уголовнаго характера[227]). Оговариваемся, впрочемъ, что, судя такъ о системѣ Уложенія, мы прилагаемъ современную мѣрку къ. кодексу, чтобы на отступленіяхъ отъ нея показать, какъ надо относиться (если придется изучать памятникъ) къ его матеріалу и гдѣ искать извѣстные отдѣлы законовъ. Съ историко-научной точки зрѣнія, однако, оцѣнить правильно систему извѣстнаго памятника можно только, разсмотрѣвъ, во-1-хъ, его отношеніе къ предыдущимъ, но времени, памятникамъ, во 2-хъ, сообразивъ всѣ тѣ цѣли, которыя преслѣдовали составители, распредѣляя такъ или иначе матеріалъ, и наконецъ, изучивъ, въ 3-хъ, тѣ средства, какія были у нихъ подъ руками. Дѣлая первое, т. е. сравнивая внѣшнюю систему Уложенія съ предшествующими нашими сборниками, мы видимъ, что оно неизмѣримо выше ихъ всѣхъ; Судебники, напр., по замѣчанію пр. Сергѣевича, представляютъ ворохъ статей, безъ всякаго порядка соединенныхъ въ одно цѣлое. Вѣчевыя грамоты дошли до насъ въ очень несовершенномъ, по внѣшности, видѣ и потому тоже не выдерживаютъ сравненія съ Уложеніемъ. Другіе памятники носятъ характеръ спеціальныхъ уставовъ по одному отдѣлу права, а потому для своихъ составителей и не представляли такихъ затрудненій, какія были при редакціи такого общаго, по содержанію, памятника, какъ Уложеніе. Обращаясь къ изученію средствъ,
какія имѣли въ рукахъ'составители Уложенія, надо сказать, что въ литературѣ нашей далеко не-единообразно рѣшенъ вопросъ, почему составители держались той или иной системы. Несомнѣнно, однако, что на систему Уложенія очень вліяло состояніе тѣхъ источниковъ, на которыхъ оно основывалось, т. е. именно тѣхъ средствъ, на которыхъ строился памятникъ. Не относясь вполнѣ пассивно къ этимъ средствамъ, составители вносили кое-гдѣ въ памятникъ и свои цѣли. Такъ, жертвуя единству и правильности классификацій, они сознательно, выдѣляли, напр., рядъ отдѣльныхъ видовъ государственныхъ преступленій въ самостоятельныя рубрики, чѣмъ хотѣли рѣзче выдвинуть ихъ значеніе. Говоримъ „с о з и а т е л ь н о“ потому, что составители Уложенія имѣли предъ собою Литовскій Статутъ, гдѣ отдѣльные виды политическихъ преступленій перечислены вмѣстѣ, или градскіе законы, гдѣ соединены въ особомъ титулѣ всѣ постановленія о преступленіи и наказаніи, у насъ разбросанныя по отдѣльнымъ главамъ. Далѣе. Намъ уже извѣстно. какой богатый и готовый мате,ріалъ нашли составители въ „Указныхъ книгахъ Приказовъ'1. Неудивительно, что матеріалъ отдѣльныхъ приказовъ далъ и содержаніе отдѣльнымъ главамъ (такъ напр., весьма вѣроятно, что ѴІІ-ая глава „о ратныхъ людяхъ" составлена по Указной книгѣ „Разряда" или „Разряднаго Приказа", вѣдавшаго военное дѣло). А такъ какъ вѣдомство Московскихъ Приказовъ представляло собою смѣшеніе разнообразныхъ функцій, то это отразилось на ихъ Указныхъ книгахъ, а затѣмъ и на Уложеніи. Пояснимъ сказанное примѣромъ. Хотя въ Москвѣ въ раздѣленіяхъ нѣкоторыхъ Приказовъ уже и видно пониманіе той мысли, что отдѣльные роды государственныхъ дѣлъ должны вѣдаться отдѣльными учрежденіями (почему и существовали Приказы — военные, финансовые, судебные, дворцовые и т. д.), однако, эта мысль проводилась невполнѣ послѣдовательно. Во первыхъ, въ приказномъ устройствѣ невполнѣ отдѣлялась власть административная отъ судебной. Приказы вѣдаютъ не только управленіе отдѣльнымъ родомъ дѣлъ (военныхъ, гражданскихъ и т. д.), но и судятъ лицъ, находившихся въ ихъ вѣдѣніи. Аптекарскій Приказъ, напр., нетолько вѣдаетъ врачебную часть, но и разсматриваетъ всѣ судебныя дѣла о врачахъ и аптекаряхъ. Стрѣлецкій Приказъ завѣдуетъ нетолько вооруженіемъ, содержаніемъ и вообще управленіемъ стрѣльцами, во и судитъ стрѣльцовъ во всѣхъ дѣлахъ, кромѣ разбоя и воровства съ поличнымъ. Есть Приказы (именно областные), которые утверждаются для завѣдыванія цѣлою областью безъ всякаго раздѣленія предметовъ вѣдомства; они въ данной мѣстности творятъ и судъ, и завѣдуютъ войскомъ, и подати собираютъ и т. д. Понятно,
22
какъ должно было отразиться на системѣ Уложенія это обстоятельство: „Указныя книги Приказовъ", повліявшія на извѣстныя его главы, содержали, — каждая въ отдѣльности, — и административное, и уголовное, и гражданское право, и процессуальныя нормы, которыя поэтому явились и въ Уложеніи разбросанными. Такъ, памятникъ отразилъ въ себѣ состояніе взглядовъ вѣка на раздѣленіе функцій власти, несогласное съ нашимъ теперешнимъ взглядомъ на это раздѣленіе. Система памятника отразила въ себѣ также различіе источниковъ, на которыхъ было основано Уложеніе. Напр., ХХІ-ая глава Уложенія трактуетъ „о разбойныхъ и татиныхъ дѣлѣхъ“ и о наказаніяхъ за нихъ, а ХХІІ-ая глава — о томъ, „за какія вины кому чинити смертная казнь"[228]). Казалось бы, система требовала составленія изъ этихъ 2-хъ главъ одного общаго отдѣла о преступленіяхъ и наказаніяхъ, но авторы Уложенія не поступаютъ такъ по отношенію къ XXI и XXII гл. и не поступаютъ потому, что первая составилась изъ Указной книги Разбойнаго Приказа, вѣдавшаго разбои и кражи, вторая — взята изъ Литовскаго Статута[229]), и, вѣроятно, обѣ выдѣлены составителями именно потому, что онѣ заимствованы изъ разныхъ источниковъ.
Переходя къ краткому обзору содержанія Уложенія, укажемъ также на нѣкоторыя общія его черты.
Первое условіе, какое наше понятіе о законѣ предписываетъ его редакціи, есть опредѣленность его постановленій. Если извѣстное дѣяніе преступно и наказуется кодексомъ, то кодексъ долженъ точно и опредѣленно выразиться, какъ ивъ какой мѣрѣ, сообразно извѣстной степени приступности и другимъ условіямъ, оно наказуется. Но, изучая Уложеніе, нерѣдко встрѣчаешь въ немъ такія мѣста: за извѣстное преступленіе, обозначенное въ кодексѣ, предписывается, напр., преступника „сослати, куда государь укажетъ", „вкинути въ тюрьму, насколько (времени) государь укажетъ", „чинити ему жестокое наказаніе, что государь укажетъ", или „въ тюрьму посадити до государева указу" (говорится о лицахъ, взявшихъ посулъ на имя судьи), и т. д. Эта неопредѣленность очень характерна для понятія сущности законодательной дѣятельности Московскихъ государей. Въ Москвѣ законодательныя нормы не слагаются еще по началамъ какой-либо теоріи, не
•создаются путемъ умозрѣнія; тамъ право нерѣдко создается еще путемъ обычая, путемъ рѣшенія отдѣльныхъ случаевъ, изъ коихъ уже впослѣдствіи только возникаетъ общая норма. Такихъ общихъ нормъ для рѣшенія однородныхъ вопросовъ уже много въ правѣ Московскаго государства, но право это все еще находится въ періодѣ сложенія, при которомъ усмотрѣніе законодателя, при рѣшеніи отдѣльнаго случая, все еще имѣетъ большое значеніе. Общему Уставу предшествуетъ практика по отдѣльнымъ юридическимъ случаямъ, и регулированія этой практики московское правительство какъ-бы не хочетъ еще выпустить изъ своего непосредственнаго вѣдѣнія. Несомнѣнно, въ этомъ была и своя хорошая, и дурная сторона; во всякомъ случаѣ эта неопредѣленность — черта не совсѣмъ еще созрѣвшаго законодательства. Далѣе. Читая Уложеніе, нерѣдко встрѣчаешь, рядомъ съ юридическимъ опредѣленіемъ состава преступленія и наказаніемъ за него, такія выраженія: бить кнутомъ, чтобъ инымъ такимъ неповадно было (X, ст. 252); „а кого онъ убьетъ (говорится о хозяинѣ дома, убившемъ нападавшаго на него въ состояніи необходимой обороны), и ему того убійства въ вину не ставити: не пріѣзжай на чужой домъ насильств омъ“ (X, 200). Или статья, запрещающая подавать царю и высшимъ духовныхъ лицамъ, челобитья въ церкви, заканчивается словами: „Христіаномъ подобаетъ въ церкви Божіи стояти и молитися со страхомъ, а не земная мыслити" (I, 8). Здѣсь, какъ и въ другихъ мѣстахъ Уложенія, мы видимъ, что законодатель, во 1-хъ старается мотивировать свои постановленія, чего современные кодексы старательно избѣгаютъ, и во 2-хъ, онъ морализируетъ, читаетъ нравственныя сентенціи; иначе говоря, въ памятникѣ не очень строго еще различается право и нравственность (почему иногда, здѣсь преступленіе называется грѣхомъ, а преступникъ— „забывателемъ закона Божія"г).
1) Содержаніе Соборнаго Уложенія, по главамъ, слѣдующее: глава I) „о богохульникахъ и о церковныхъ мятежникахъ" (9 статей); гл. II) „о государской чести и какъ его государское здоровье обере- гати“ (22 ст.); гл. III) „о государевѣ дворѣ, чтобъ на государевъ дворѣ ни отъ кого никакого безчинства и брани не было" (9 ст.); гл. IV) „о подгппцикѣхъ и которые печати поддѣлываютъ" (4 ст.); V) „о денежныхъ мастерѣхъ, которые учнуть дѣлати воровскія деньги" (2 ст.); гл. VI) „о проѣзжихъ грамотахъ въ иныя государства" (6 ст.); гл. У II) „о службѣ всякихъ ратныхъ людей Московскаго государства" (32 ст.); гл. VIII) „о искупленіи плѣнныхъ" (7 ст.); гл. IX) „о мытахъ и о перевозѣхъ и о мостахъ" (20 ст.); гл. X) „о судѣ" (287 ст.); гл. XI) „судъ о крестьлнѣхъ" (34 ст.); гл. XII) „о патріаршихъ приказныхъ и о всякихъ людѣхъ, что на нихъ судъ даватн на патріаршемъ дворѣ" (3 ст.); гл. XIII) „о Монастырскомъ Приказѣ" (7 ст.); гл. XIV) „о крестномъ цѣлованіи" (10 ст.); XV) „о вершеныхъ дѣлѣхъ" (5 ст.); гл. XVI) „о помѣстныхъ земляхъ" (69 ст.); гл. XVII) „о вотчпнахъ" (55 ст.);
90*
Перейдемъ въ заключеніе къ краткому об- Новоуказныя ЭОру законодательства, явившагося послѣ созданія Уложенія до XVIII вѣка. Законодательная дѣятельность въ Московскомъ государствѣ не остановилась съ изданіемъ С. Уложенія. Жизнь шла впередъ, а потому ея движеніе отражалось и на законодательствѣ. На время отъ 1649 г. до единодержавнаго царствованія Петра В. (т. е. до 1696 г.) приходится отмѣтить, продолжая только внѣшній обзоръ исторіи источниковъ, какъ нѣсколько важныхъ общихъ памятниковъ права, гакъ и весьма много важныхъ отдѣльныхъ узаконеній. Эти отдѣльныя узаконенія, явившіяся съ 1649 по 1696 гг„ въ исторіи нашего права носятъ общее названіе „Новоуказныхъ статей". Въ нихъ мы видимъ нетолько дальнѣйшее развитіе началъ Соборнаго Уложенія, но и весьма явное прогрессивное движеніе, усиливающееся вообще у насъ передъ эпохой преобразованія. Къ сожалѣнію, вопросъ объ отношеніи „Новоуказныхъ статей" къ Петровскому законодательству мало еще изслѣдованъ. Всѣхъ ихъ считается 1535 статей (ими наполнены I—II томы, а также половина ІІІ-яго тома I „Полнаго собранія Законовъ Россійской имперіи", гдѣ онѣ помѣщены вслѣдъ за С. Уложеніемъ). И количество, и качество этихъ всѣхъ статей даетъ намъ право вывести то заключеніе, что во 2-ой половинѣ XVII в. уже ясно чувствовалась необходимость реформъ, почему большая часть „Новоуказныхъ статей" имѣетъ характеръ не только дополненія, но и дальнѣйшаго развитія и видоизмѣненія началъ Уложенія. Исторія ихъ образованія такова-же, какъ и дополнительныхъ ко II Судебнику статей. При неясности, неполнотѣ или даже отсутствіи закона, Приказы, черезъ начальствующихъ въ нихъ лицъ, входили съ докладомъ къ государю п его Б. Думѣ, въ которой уже и давалось разрѣшеніе даннаго случая (Улож., гл. X, 2). Часто докладъ составлялся изъ нѣсколькихъ вопросовъ, или „статей", ждавшихъ себѣ законодательнаго разрѣшенія. Такимъ путемъ развивалось право въ Московскомъ государствѣ въ промежуткахъ между изданіями кодексовъ. Общая характерная черта названныхъ статей — ихъ казуистичность. Въ I. Поли. Собр. Законовъ мы встрѣчаемъ указанія на такія „Новоуказныя статьи", которыя являются прямо отдѣльными рѣшеніями Б. Думы на частные случаи, причемъ даже не исчезли изъ статей
гл. XVIII) „о печатныхъ пошлинахъ" (71 ст.); гл. XIX) „о посадскихъ людяхъ" (40 ст.); гл. XX) „о холопьѣ судѣ" (119 ст.); гл. XXI) „о разбойныхъ и татиныхъ дѣлѣхъ (104 ст.); гл. XXII) „указъ за какія вины кому чинити смертная казнь и за какія вины смертію не казнити, а чинити наказаніе (26 ст.,);гл. XXIII) „о стрѣльцахъ" (3 ст.); гл. XXIV „о атаманѣхъ и казакахъ" (2 ст.); гл. XXV) „о корчмахъ" (21 ст.).
имена тѣхъ лицъ, дѣла коихъ разрѣшались. Мы бы могли принять ихъ за отдѣльныя судебныя рѣшенія, если-бъ не знали, что эти рѣшенія постановлялись въ собраніи съ такимъ законодательнымъ характеромъ, какъ Б. Дума и если-бъ въ нихъ не было, обыкновенно, прибавленія, что-де рѣшеніе по данному дѣлу должно имѣть впредь значеніе руководства для всѣхъ аналогическихъ случаевъ. Кромѣ этого вида „Новоуказныхъ статей11, казуистичныхъ по формѣ, надо отмѣтить еще нѣсколько общихъ уставовъ и наказовъ, изданныхъ отъ имени самого государя. На время царствованія Алекс. Мих. приходится нѣсколько такихъ уставовъ и наказовъ. Назовемъ здѣсь наказъ „о городскомъ благочиніи*1, отъ 6 апрѣля 1649 г., въ которомъ излагаются мѣры для защиты Москвы отъ пожаровъ, а также мѣры для предупрежденія грабежей, кормчества, публичнаго разврата и всякихъ уличныхъ безпорядокъ. Въ томъ-же году были изданы „Новоуказныя статьи о татебныхъ, разбойныхъ и убійственныхъ дѣлѣхъ“; въ 1667 г. — такъ называемый „Новоторговый уставъ"1 и др. Два послѣдніе памятника очень важны: — 128 статей „о татебныхъ, разбойныхъ и убійственныхъ дѣлѣхъ11 являются дальнѣйшимъ развитіемъ и видоизмѣненіемъ главъ XXI и XXII Уложенія и показываютъ намъ, какъ быстро шла жизнь, если уже черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ изданія Уложенія понадобилось вновь пересмотрѣть уголовное право Уложенія. Интересно также, что заимствованіе изъ градскихъ законовъ здѣсь не уменьшается, хотя суровость наказанія смягчается. Н о в о т о р г о в ы й уставъ, является не только самымъ важнымъ памятникомъ второй половины XVII в., но и замѣчательнымъ памятникомъ нашего финансоваго права вообще. Онъ былъ изданъ вслѣдствіе челобитья „Московскаго Государства гостей и гостинныхъ сотенъ и черныхъ сотенъ торговыхъ людей11, которые жаловались царю на то, „что пріѣзжіе иноземцы безстрашно учали товары худые, поддѣльные... въ Москву и въ городы привозить и Русскимъ торговымъ людямъ въ заповѣдѣхъ и въ промыслѣхъ многіе убытки чинить11. Изданный въ удовлетвореніе временныхъ нуждъ, Ловоторговый уставъ имѣетъ, однако, важное значеніе по тѣмъ общимъ мѣрамъ, которыя предпринимаются въ немъ для поднятія какъ торговли, такъ и значенія торговаго класса. Творцемъ этихъ мѣръ, приведенныхъ вполнѣ въ исполненіе только вѣкомъ спустя, надо считать одного изъ замѣчательнѣйшихъ людей XVII в. на Москвѣ, именно А. Л. Ордина-Нащокина. Enj;e будучи въ 1665 г. воеводою въ Псковѣ, Ординъ-Нащокинъ предложилъ устраивать тамъ по 2 ярмарки въ годъ, во время которыхъ-бы жители могли торговать безпошлинно съ иностранцами. Предлагая это, Нащокинъ исходилъ изъ той мысли, „что во всѣхъ государствахъ славны тѣ торги,
которые учинены безъ пошлинъ", и что, слѣдовательно, торговля будетъ развиваться въ нихъ быстро и безпрепятственно, между тѣмъ какъ въ Московской Руси, при обиліи мелкихъ и разнообразныхъ пошлинъ съ товаровъ, внутренняя торговля была затруднена. Затѣмъ онъ пошелъ еще далѣе, предложивъ устроить выборное изъ гражданъ городское управленіе для суда по торговымъ дѣламъ. Этотъ порядокъ, однако, не долго существовалъ во Псковѣ, но Нащокинъ провелъ свою замѣчательную мысль въ Новоторговомъ уставѣ, предполагая устроить особый Приказъ, который вѣдалъ-бы исключительно торговыя дѣла.[230])
Изъ „Новоуказныхъ статей", слѣдующаго царствованія надо отмѣтить важныя, для вопроса о землевладѣніи, статьи „о помѣстьяхъ" 1676 года и „о помѣстьяхъ и вотчинахъ" 1677 года, созданныя главнымъ образомъ подъ вліяніемъ челобитій. Изъ приговоровъ 3. Соборовъ — приговоръ объ уничтоженіи мѣстничества 1682 г. На царствованіе Іоанна и Петра Алексѣевичей (1682-—96 гг.) относится нѣсколько узаконеній по судоустройству и судопроизводству и особенно „Писцовый Наказъ" 1684 г.'[231]), гдѣ даются подробныя правила по вопросу о межеваніи вотчинъ и помѣстій, лѣсовъ, пустыхъ земель и пр. Новоуказныя статьи завершаютъ движеніе законодательства Московскаго государства.
Еще по теме Глава ѴІ. Соборное Уложеніе. Новоуказныя статьи:
- Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Саруханова Измира Керимхановича на нарушение его конституционных прав пунктом 4 части третьей статьи 49, частью второй статьи 53, пунктом 6 части четвертой статьи 56 и частью пятой статьи 189 Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации, частями 1 и 2 статьи 6 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» Определение от 2
- По жалобе гражданина Карелина Михаила Юрьевича на нарушение его конституционных прав положениями подпункта 6 пункта 1 статьи 23 и пункта 1 статьи 93 Налогового кодекса Российской Федерации, пункта 1 статьи 8 и пункта 3 статьи 18 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»
- Соборное Уложение 1649 г.
- Уголовное право в Соборном Уложении
- 27) СОБОРНОЕ УЛОЖЕНИЕ 1649г., общая ХАРАКТЕРИСТИКА
- 29) Уголовное право по СОБОРНОМУ УЛОЖЕНИЮ 1649г.
- 28) Правовой статус населения Московской Руси XVIIв. По СОБОРНОМУ УЛОЖЕНИЮ
- МЕТОДИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ ПО РЕАЛИЗАЦИИ ПРАВ АДВОКАТА, ПРЕДУСМОТРЕННЫХ ПУНКТОМ 2 ЧАСТИ 1 СТАТЬИ 53, ЧАСТЬЮ 3 СТАТЬИ 86 УПК РФ И ПУНКТОМ 3 СТАТЬИ 6 ФЕДЕРАЛЬНОГО ЗАКОНА «ОБ АДВОКАТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И АДВОКАТУРЕ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ»
- По делу о проверке конституционности пункта 7 части второй статьи 29, части четвертой статьи 165 и части первой статьи 182 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой граждан А. В. Баляна, М. С. Дзюбы и других
- Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Боровкова Александра Александровича на нарушение его конституционных прав статьей 53, частью третьей статьи 412.5, частью первой статьи 412.9 и пунктом 2 части второй статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации
- Об отказе в принятии к рассмотрению жалоб граждан Гольдмана Александра Леонидовича и Соколова Сергея Анатольевича на нарушение их конституционных прав статьей 29, пунктом 3 части второй статьи 38, пунктами 2 и 3 части третьей статьи 56 и пунктом 1 части первой статьи 72 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации
- РАЗЪЯСНЕНИЕ № 06/17 КОМИССИИ ПО ЭТИКЕ И СТАНДАРТАМ ПО ВОПРОСАМ ПРИМЕНЕНИЯ ПУНКТОВ 5, 7 СТАТЬИ 18, ПУНКТА 1.1 СТАТЬИ 25 КОДЕКСА ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ЭТИКИ АДВОКАТА
- По жалобе некоммерческой организации «Коллегия адвокатов “Регионсервис”» на нарушение конституционных прав и свобод положениями пункта 1 статьи 93 и пункта 2 статьи 126 Налогового кодекса Российской Федераци
- Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Бекова Магомеда Султановича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 50 и пунктом 3 части третьей статьи 56 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации
- По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовнопроцессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В. И. Маслова
- Мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации К. В. Арановского по постановлению Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности пункта 7 части второй статьи 29, части четвертой статьи 165 и части первой статьи 182 Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой граждан А. В. Баляна, М. С. Дзюбы и других
- По делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами Общества с ограниченной ответственностью «Агентство корпоративной безопасности» и гражданина В. В. Макеева
- Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Артамонова Михаила Артемовича на нарушение его конституционных прав частями первой и второй статьи 50 и пунктом 1 части первой статьи 51 Уголовнопроцессуального кодекса Российской Федерации