<<
>>

Глава ѴІ. Соборное Уложеніе. Новоуказныя статьи

Значеніе Соборнаго Уложенія. Обозрѣвъ кратко движеніе нашего законода­тельства отъ изданія Ц. Судебника до С.
Уложе­нія, перейдемъ теперь къ исторіи составленія этого послѣдняго. Прежде чѣмъ приступить, однако,

къ изученію историческихъ причинъ, вызвавшихъ необходимость изданія Уложенія, и тѣхъ условій, при которыхъ оно слагалось, нелишне уяснить себѣ предварительно значеніе памятника въ исторіи нашего права.

Соборное Уложеніе, несомнѣнно, является важнѣй­шимъ кодексомъ допетровскаго законодательства, изданнымъ государственною властью. (Р. Правда, какъ извѣстно, есть сборникъ частнаго происхожденія). Важность этого памят­ника опредѣляется, во 1-хъ, его содержаніемъ и, во 2-хъ, тою исторической ролью, какая выпала на его долю. Съ послѣдней точки зрѣнія, достаточно указать, что, начиная съ половины XVII в. вплоть до изданія (въ царствованіе Им­ператора Николая I въ 1832 г.) Свода Законовъ Россійской Имперіи, Соб. Уложеніе лежало въ основѣ развитія русскаго законодательства, будучи въ теченіи почти 2-хъ вѣковъ (худо ли это, или хорошо) единственнымъ нашимъ граж­данскимъ кодексомъ, такъ какъ всѣ многочисленныя попытки, начиная съ Петра В., создать новый гражданскій кодексъ, — какъ это мы увидимъ потомъ, — кончались не­удачею, и новая Россія осталась при прежнемъ граждан­скомъ Уложеніи (въ половинѣ XIX вѣка былъ только изданъ новый уголовный кодексъ — т. наз. Уложеніе о наказа­ніяхъ). Затѣмъ и послѣ изданія Свода Законовъ, въ отдѣль­ныхъ частяхъ своихъ, С. Уложеніе вошло въ самый Сводъ За­коновъ и такимъ образомъ продолжаетъ, хотя частично, быть и донынѣ первоисточникомъ дѣйствующаго нашего права. Правда, уже давно у насъ образована комиссія для пересмотра Свода Гражданскихъ Законовъ и созданія новаго граждан­скаго Уложенія, но, пока эта трудная задача не будетъ разрѣшена, С.

Уложеніе Алексѣя Михайловича не потеряетъ нетолько своего историческаго, но частію даже и современ­наго интереса, какъ первоисточникъ нашихъ граждан­скихъ законовъ, поскольку они не измѣнены послѣ кодификаціи, произведенной Сперанскимъ при Николаѣ I.

Обращаясь къ содержанію Уложенія, мы видимъ, что, какъ по количеству, такъ и по качеству своихъ, а равно и иноземныхъ, первоисточниковъ Уложеніе остается в а ж н ѣ й- ш и м ъ юридическимъ памятникомъ московскаго періода. Этотъ памятникъ важенъ общей значительностью законодательнаго своего матеріала, своей лучшей, — сравнительно съ предшеству­ющими памятниками, — систематикою законодательныхъ вопросовъ, и, наконецъ, тѣмъ, что въ немъ отразились живо всѣ тѣ особенности юридическаго быта Московскаго государства, которыя созидались вѣками. Нельзя еще не отмѣтить и того обстоятельства, что Уложеніе Алекс. Мих. не даромъ зовется Соборнымъ, такъ какъ въ его созданіи видна не одна только государственная, но и общественная мысль. Ибо, чѣмъ болѣе подвигается изученіе эпохи Соборнаго Уложенія, тѣмъ яснѣе опредѣляется учеными значительность роли Зем­

скаго Собора, созваннаго царемъ Ал. Мих. въ 1649 г. и прини­мавшаго непосредственное участіе въ составленіи нѣ­которыхъ в а ж н ы х ъ законоположеній изучаемаго памятника. Вообще, въ памятникѣ весьма ярко опредѣлилось движеніе права на Москвѣ, по крайней мѣрѣ, за два вѣка. Небезъинтересно также, для характеристики Уложенія, что оно вскорѣ стало предметомъ вниманія иностранцевъ. Такъ, въ 1663 г. баронъ Мейерберъ перевелъ его по латыни въ своемъ извѣстномъ со­чиненіи „Iter і и Moscoviam"; затѣмъ черезъ 20 лѣтъ оно вышло ио французски (въ Лейденѣ), а въ началѣ ХѴШ в. пере­ведено на нѣмецкій и, наконецъ, на датскій языкъ. Что ка­сается русскихъ изданій памятника, — то всѣхъ этихъ изданій было у насъ 16; изъ нихъ 2 первыхъ появились еще при Алексѣѣ Мих., причемъ одно изъ нихъ было закончено печатаніемъ 20-го мая 164:9 г.

и представляло собою первый у насъ при­мѣръ обнародованія закона путемъ печати: до этого вре­мени наши законы оставались въ рукописи и обнародововались разсылкою въ Приказы, или путемъ проклинанія ихъ но торгамъ. Первое изданіе Уложенія, сдѣланное in folio, представляетъ собою теперь очень большую рѣдкостьх). Остальныя изданія памятника распредѣляются по различнымъ годамъ между вре­менемъ отъ 1649 г. до 1908 г. Кромѣ того Уложеніе перепеча­тано еще въ І-мъ томѣ І-го Полнаго Собранія Законовъ Россійской имперіи, гдѣ оно н ачина етъ собою наше собраніе законовъ и представляетъ едва-ли не наиболѣе исправное изданіе нашего памятника. (Есть еще одно частное изданіе, 1875 г. Карновича „Собраніе Узаконеній Русскаго государства11, куда также вошло Уложеніе, и др.). Весьма важно, далѣе, для из­ученія памятника то обстоятельство, что рукописный под­линникъ Уложенія, или т. н. „Уложенный столбецъ14, дошелъ до насъ. Это вообще рѣдкость для древнихъ юриди­ческихъ памятниковъ, всегда почти доходящихъ только въ спискахъ, часто очень неисправныхъ и тѣмъ весьма затрудняю­щихъ изслѣдователей. Подлинное Уложеніе нашли въ 1767 г., послѣ долгихъ поисковъ, сдѣланныхъ вслѣдствіе желанія императрицы Екатерины II видѣть подлинникъ памятника передъ началомъ того великаго дѣла, которое было ею самою тогда предпринято. Извѣстно, что въ это время ею была созвана въ Москвѣ комиссія для сочиненія новаго Уло- [204][205]

женія, и императрица хотѣла видѣть подлинникъ С. Уложенія, чтобъ знать, при участіи кого и какъ оно было составлено. Затѣмъ, осмотрѣвъ памятникъ, она велѣла сдѣлать для него серебрянный вызолоченный ковчегъ, въ которомъ Уложеніе хра­нится и до днесь въ Московскомъ Главномъ Архивѣ Министер­ства Иностранныхъ дѣлъ. Новое изданіе памятника предполо­жено въ недавнее время Академіею Наукъ.

Но внѣшнему виду Уложеніе является свиткомъ изъ склеенныхъ листовъ въ 434 аршина длины, вѣсящимъ 11 фунт. 79 золотниковъ, и скрѣ­пленнымъ 315 подписями. Языкъ памятника довольно простъ и далеко не представляетъ, при чтеніи, тѣхъ трудностей, какими отличаются болѣе древніе юридическіе памятники, какъ, напр., договоры съ греками, Р. Правда, что, конечно, вполнѣ понятно. Съ другой стороны, этотъ языкъ страдаетъ нѣкоторой тяжело­ватостью оборотовъ, многословіемъ, и въ этомъ, на нашъ взглядъ, далеко отстаетъ отъ Р. Правды. Но, по языку, С. Уложеніе во всякомъ случаѣ выше многихъ юридическихъ памятниковъ XVIII в., такъ какъ въ немъ сохраняется еще чистота юриди­ческихъ русскихъ терминовъ, весьма обильныхъ въ древности и часто — удивительно удачныхъ. Съ Петра юридическій — какъ, впрочемъ, и всякій другой техническій, — языкъ нашъ надолго затемняется массою иноземныхъ, совершенно чуждыхъ на­шему словопроизводству, выраженій, и памятники права по­этому наполняются чудовищной какофоніей.

Историческія причины, вы­зывавшія въ XVII в. пере­смотръ зако­нодательства и созданіе но­ваго кодекса.

Давъ общую характеристику Соб. Уложенія, перейдемъ теперь прежде всего къ уясненію исто­рическихъ причинъ, вызвавшихъ пере­смотръ законодательства и созданіе указаннаго памятника нашего права. Въ началѣ XVII вѣка, середина котораго отмѣчена изданіемъ Уло­женія, Московская Русь стояла, повидимому, на краю гибели. Погибало именно то государствен­ное единство, та политическая независимость страны, на прочное основаніе которыхъ такъ много и такъ долго приносились русскимъ народомъ страшныя, кровавыя жертвы . . • Смутное время расшатало всѣ основы государ­ственной жизни и породило въ общественныхъ отношеніяхъ массу тяжелыхъ жизненныхъ условій. Если затѣи самозванцевъ, притязаніе на хозяйничанье въ нашихъ дѣлахъ Польши и Шве­ціи, слабость власти, боярскія шатанія отъ одного претендента къ другому подрывали правильное функціонированіе государства, то частый голодъ, безработица, внутреннія усобицы, классовая рознь и, — какъ ихъ слѣдствіе, — своеволіе сильныхъ и страш­ный гнетъ ихъ надъ слабыми, вмѣстѣ съ утратою населеніемъ вѣры въ своевременное дѣйствіе закона, не менѣе, чѣмъ внѣш­

ніе враги, поражали общественный организмъ.

Къ этому прибавилось полное истощеніе „государевой", т. е. государствен­ной казны х). Нѣтъ нужды, конечно, возобновлять въ памяти тѣ великія страницы исторіи націей, которыя говорятъ, какъ съ помощью земщинъ, Московская Русь вышла изъ труднаго своего испытанія; эти страницы извѣстны. Нельзя, однако, не указать на то, что тяжелое послѣдствіе этого испытанія долго чувствовалось у насъ во всѣхъ отношеніяхъ п неминуемо приводило къ мысли, лишь только было покончено съ внѣшними затрудненіями, о необходимости пересмотра ста­раго законодательства, далеко неудовлетворявшаго ус­ловіямъ, въ которыя было теперь поставлено и государство, и общество. Если съ призывомъ на тронъ новой династіи фор­мально вновь возстановлялась государственная власть, то не такъ-то легко залѣчивались другія общественныя раны. Доста­точно указать на то страшное экономическое истощеніе народныхъ силъ, о которомъ говорятъ всѣ дошедшіе до насъ историческіе документы отъ первой половины ХѴП вѣка. А между тѣмъ и съ возстановленіемъ государственной власти тре­бовались все новыя и новыя жертвы на войны и на другія, внутреннія государственныя потребности. Правительство, въ первое время по воцареніи Михаила Ѳеодоровича, прибѣгало къ сбору недоимокъ и такъ наз. „запросныхъ денегъ" (подъ кото­рыми разумѣлись всякія чрезвычайныя требованія денегъ, путемъ займа, взятіемъ впередъ налоговъ, добровольныя по­жертвованія и пр.), къ выпуску болѣе легкой монеты, къ со­биранію хлѣба и т. д. Земскіе Соборы, стоявшіе постоянно около Михаила Ѳеодоровича, въ теченіи первыхъ лѣтъ его воцаренія, не отказывали въ средствахъ на государственныя нужды въ конецъ опустошенной казнѣ. Проф. Загоскинъ въ своей „Рѣчи объ Уложенія" приводитъ примѣръ невѣроятныхъ жертвъ со стороны земщинъ на пользу государства: въ крат­кій періодъ времени съ 1613-го по 1619-й годъ Земскій Со­боръ дважды постановлялъ сборъ такгь наз.
пятой (пятин­ной» деньги, т. е. 20% со всѣхъ имуществъ, что за оба

1) Еще правительство смутнаго времени прибѣгало къ ряду мѣръ для пополненія государевой казны. Такъ, оно очуждало двор­цовыя и черныя земли п угодья въ такомъ количествѣ, что это „от­чужденіе граничило съ расхищеніемъ” ихъ; оно совершало рядъ „без­порядочныхъ займовъ у частныхъ лицъ и у монастырей, займовъ большею частію безвозвратныхъ”; выпускало (при царѣ Василіи Шуйскомъ) новую монету приблизительно на 25 % легче старой и, на­конецъ, собирало какъ даточныхъ людей и деньги за нихъ (при Дмитріи), такъ и добровольныя пожертвованія (С. Б. Веселовскій. „Семь сборовъ запросныхъ и пятинныхъ денегъ въ первые годы царствованія Михаила Ѳеодоровича”, М., 1909 г., стр. 6 и сл.).

20*

раза составило жертвованія земщиною 40°/о съ имуществъ. Новѣйшій изслѣдователь вопроса о пятинныхъ деньгахъ, С. Б. Веселовскій, не отрицая этого вывода, добавляетъ, что пятая деньга среди этихъ жертвъ занимаетъ далеко не первое мѣсто. И эти невѣроятныя жертвы были принесены почти непосредственно послѣ того, какъ населеніе выдержало и отра­зило тяжкое иноземное нашествіе, жестокій грабежъ чужихъ и своихъ! . . . Естественно, что эти жертвы страшнымъ гне­томъ ложились прежде всего наобщины городскія — посадскія и уѣздныя — волостныя, и ложились особенно тяжело потому, что въ допетровской Руси податною единицею было не отдѣльное лицо, а община, связанная круговою порукой. Избѣгая непосильныхъ платежей съ одной стороны, а, съ другой, пользуясь возможностью безнаказанно уйти отъ этихъ платежей, „многіе тяглые люди", — какъ говоритъ одна челобитная царю, — „изъ сотенъ и слободъ раз- брелися розно и дворишки своя пометали”. Убѣ­гая изъ селъ, тяглые или, какъ говорили тогда, черные люди, чтобы не платить податей, закладывались сами (т. е. записывались) за монастыри, или за такъ наз. бѣло­мѣ с ц е в ъ (лицъ, привилегированныхъ въ податномъ отно­шеніи) и тѣмъ увеличивали податныя тягости оставшихся, такъ какъ прежняя сумма налоговъ раскладывалась теперь общиною на меньшее число платель­щиковъ. Въ свою очередь, отъ помѣщиковъ и вотчинниковъ, изнуренные работами и всякими платежами бѣжали массами крестьяне. На правительство постоянно сыпались челобитныя и отъ служилыхъ людей, и отъ общинъ о прекращеніи свобод­наго выхода плательщиковъ. Старое зло, усилившееся за смут­ное время, требовало новыхъ общихъ мѣръ и общаго пересмотра закона о переходѣ съ однѣхъ земель на другія, какъ требовали новыхъ и также общихъ мѣръ многія другія крупныя неурядицы общественнаго быта.

Кромѣ указанныхъ общихъ причинъ недовольства, были, какъ всегда, причины частныя, болѣе узкія, но тѣмъ не менѣе очень важныя. Сто лѣтъ истекало со времени изданія второго Царскаго Судебника, бывшаго дѣйствующимъ процессу­альнымъ сборникомъ. Въ этотъ періодъ времени накопилась громадная, разрозненная масса узаконеній всякаго рода, извѣст­ная подъ именемъ дополнительныхъ статей къ Су­дебнику, записанныхъ въ Указныхъ книгахъ Прика­зовъ. Судебникъ 1589 г. вовсе не собралъ этого законода­тельства вмѣстѣ, если даже допустить предположеніе, что онъ имѣлъ примѣненіе въ тогдашней судебной практикѣ. Уже одна эта разрозненная масса должна была значительно затруднять

отправленіе правосудія и давать огромный просторъ произволу судей и дьяковъ. Наши историки права (Сергѣевичъ, Дитя­тинъ, Загоскинъ и др.), признаютъ доказаннымъ, что къ изда­нію Соборнаго Уложенія было вристувлено вслѣдствіе че­ло б и т ь я объ этомъ со стороны среднихъ и низшихъ раз­рядовъ служилыхъ людей, а также посадскихъ и тортовыхъ людей, на которыхъ весьма тяжело отражалась, какъ разрознен­ность законодательныхъ актовъ, явившихся послѣ Ц. Судебника, такъ и ихъ подавляющая масса. То и другое всего больше вызывало знаменитую „московскую волокиту", когда правый, но бѣдный, часто оказывался на судѣ виноватымъ. И общія, и частныя причины давно, так. обр., требовали какъ и e р е - с мотра , такъ и собранія вмѣстѣ многочисленныхъ законода­тельныхъ актовъ прежняго времени. Но, въ царствованіе Михаила Ѳеодоровича нечего было объ этомъ и думать, въ виду внутреннихъ и внѣшнихъ нестроеній.

Ближайшій поводы со­ставленія С. Уложенія.

Трудно сказать, сколь долго не приступали бы и потомъ къ пересмотру стараго законодательства, и составленію новаго кодекса, ѳсли-бы уже въ пер­вые годы царствованія Алексѣя Михайловича не произошло нѣкоторыхъ внутреннихъ событій, явив­шихся ближайшимъ поводомъ созыва 3. Собора и ускорившихъ самую необходимость составленія Уложенія. Какъ извѣстно, моло­дой государь, вступивъ, въ 3-ій годъ своего царствованія, въ бракъ съ Маріеіі Милославской, отдалъ все управленіе въ руки своего тестя Ильи Милославскаго и его родственниковъ, Плещеева, Траханіотова и др., оказавшихся людьми слишкомъ корыстолю­бивыми и властолюбивыми. Изъ нихъ особенный вредъ народу приносилъ Плещеевъ, бывшій судьею важнаго въ то время Земскаго Приказа, который вѣдалъ все управленіе Моск­вою. Извѣстный посолъ въ Россіи герцога Шлезвигъ-Голыптин- скаго О л e а р і й , оставившій намъ описаніе своего путешествія въ Московію и Персію, говоритъ такъ о Плещеевѣ: „онъ безъ мѣры дралъ и скоблилъ кожу съ простого народа; подарками не насыщался, но, когда тяжущіеся приходили къ нему въ Приказъ, то онъ высасывалъ у нихъ мозгъ изъ костей до того, что обѣ стороны дѣлались нищими". Не уступали Плещееву Траханіо- товъ — начальникъ Пушкарскаго Приказа, дьякъ Чистой и другія лица. Злоупотребленія и взяточничества временщиковъ были громадны; на государево имя безпрестанно подавались челобитныя съ жалобами, но онѣ, либо не доходили до царя, либо представлялись ему, какъ неосновательные доносы. 25 Мая 1648 года произошелъ, наконецъ, въ Москвѣ откры­тый бунтъ, во время котораго выведенный изъ себя народъ } билъ Плещеева и Траханіотова. Дѣло было такъ: давно шелъ

по Москвѣ ропотъ; начались сборища у церквей и шли совѣ­щанія, вожаки которыхъ рѣшились лично обратиться къ царю съ челобитьемъ. И вотъ, когда однажды царь Алексѣй Мих. возвращался изъ Сергіево-Троицы, толпа остановила его коня и слезно молила отставитъ Плещеева и др. Царь обѣщалъ, и довольный народъ началъ было расходиться, какъ ругань и плети друзей Плещеева, въѣхавшихъ въ толпу, вывели его вновь изъ себя. Тогда-то „бысть волненіе'[206], говоритъ лѣтопи­сецъ : „и возстанія чернь на бояръ, къ нимъ же присташа и служилые люди и бысть междоусобица великая . . . Убиша міромъ Плещеева, а Траханіотова казниша на пожарѣ". За мятежомъ вспыхнулъ громадный пожаръ: Петровка, Дмитровка. Тверская, Никитская и Арбатъ были объяты пламенемъ. Без­порядки были прекращены только новымъ обѣщаніемъ царя за­мѣстить должности убитыхъ людьми честными и справедливыми и наблюдать за безпосульнымъ и безволокитнымъ отправленіемъ правосудія, при чемъ царь, по окончаніи мятежа, воспользовавшись однажды крестнымъ ходомъ, обратился къ на­роду съ рѣчью, прося простить его воспитателя Морозова, про­тивъ котораго народъ также былъ сильно вооруженъ. Изъ новѣйшихъ данныхъ видно также, что 10 іюня было подано государю челобитье „всѣхъ чиновъ" о созывѣ 3. Собора1). И вотъ, меньше, чѣмъ черезъ 2 мѣсяца послѣ описаннаго бунта, а именно 16 Іюля того-же года, былъ данъ царскій указъ о составленіи новаго Уложенія, съ тою цѣлью (какъ это прямо говорится въ указѣ), „чтобы Московскаго государства всякихъ чиновъ людемъ, отъ большаго до меньшаго чину, судъ и рас­права была во всякихъ дѣлахъ всѣмъ равна". Самъ указъ этотъ былъ изданъ послѣ совѣщанія царя нетолько съ освященнымъ Соборомъ и Б. Думою, но и съ бывшими въ Москвѣ представителями среднихъ служилыхъ чиновъ, торго­выхъ людей и даже иноземцевъ. На этомъ совѣщаніи представи­тели указанныхъ классовъ именно указывали государю на не­обходимость написать „Уложеннуюкнигу", чтобъ впредь

по пей „всякіе дѣла дѣлать и вѣрить"[207]). Какъ это скорое, послѣ бунта, появленіе указа о составленіи Уложенія, такъ и бы­строта, съ которой было принтуплено къ самому дѣлу его со­ставленія, давно уже невольно наводили историковъ на мысль о связи того и другого событія между собой. Кромѣ только-что при­веденныхъ данныхъ, надо отмѣтить еще, что до насъ дошло не­оспоримое свидѣтельство о томъ, что составленіе Уложенія было дѣломъ желательнымъ для населенія, дѣломъ, вызывавшимъ съ его стороны челобитныя. Послѣднее видно изъ одной, такъ наз., „п а- мяти“,'—отправленной Новгородскимъ воеводой губному ста- р остѣ въ Нагорную половину Обонежскоіі пятины, — о при­сылкѣ изъ этой области одного выборнаго къ Земскому Собору, собиравшемуся на Москвѣ по поводу составленія Уложенія. Въ ней говорится, что составленіе проекта „Уложенной книги", — порученное, какъ увидимъ дальше, князю Одоевскому съ товарищами, — предпринимается по указу государя, по при­говору бояръ и „и о челобитью" среднихъ и низшихъ раз­рядовъ служилыхъ людей (а именно — стольниковъ, и стряп­чихъ, и жильцовъ, и дворянъ, и дѣтей боярскихъ всѣхъ го­родовъ), затѣмъ „иноземцевъ, и гостей, и гостинныя, и сукон­ныя сотни, и всякихъ чиновъ торговыхъ людей". (А. Ар. Экс., т. IV, 40). При обзорѣ источниковъ Уложенія, мы скажемъ о той роли, какую играли челобитья частныхъ (физиче­скихъ и юридическихъ) лицъ въ дѣлѣ, созданія нашего до- иетровск а г о законодательства; теперь же отмѣтимъ только, что челобитья очень часто подавались царю и по отдѣльнымъ, и общимъ вопросамъ, а потому нѣтъ ничего удивительнаго, что въ одномъ изъ нихъ, — на которое и указывается въ приведенной „памяти", — выражалось желаніе тог­дашнихъ земщинъ о томъ, чтобъ было составлено Уложеніе. Ввиду этихъ данныхъ нельзя не поставить, какъ важные без­порядки, происшедшіе въ Маѣ 1648 г., такъ и челобитья подан­ныя царю, въ прямую связь съ у к а з о м ъ о составленіи Уложенія, данномъ 16 Іюля того же года. Несомнѣнно, что и указанные безпорядки и челобитья послужили ближайшимъ поводомъ къ созыву Собора. Объявляя указъ о составленіи комиссіи п созывая Земскій Соборъ для участія въ дѣлѣ соз­данія Уложенія, правительство дѣйствовало согласно съ жела­ніемъ общества[208]), съ желаніемъ, нашедшихъ себѣ выраженіе, между прочимъ, въ указанныхъ выше челобитьяхъ.

Исторія со­ставленія С. Уложенія.

Источники С. Уложенія, указанные его преди­словіемъ.

Приступимъ теперь къ исторіи составленія С. Уложенія и остановимся на предисловіи къ Уложенію. Оно представляетъ весьма большую важность, какъ подлинное, современное созданію памятника, свидѣтельство о слѣдующихъ вопросахъ: 1) объ источникахъ, изъ которыхъ предполагалось составить Уложеніе и о лицахъ, коимъ было поручено ихъ собрать;

2) о составѣ Земскаго Собора; 3) о завершеніи собранія мате­ріаловъ комиссіею и объ отношеніи къ ней царя, Освященнаго Собора, Б. Думы и выборныхъ 3. Собора, вмѣстѣ съ приказомъ о рукоприкладствѣ (подписи) и напечатаніи С. Уложенія. Изуче­ніе предисловія, съ необходимыми къ нему дополненіями и кри­тическимъ его разборомъ, есть изученіе вопроса о составленіи даннаго памятника; поэтому необходимо остановиться на каждой изъ указанныхъ частей.

Изъ I части предисловія, представляющей выписку изъ цар­скаго указа объ источникахъ Уложенія и о составѣ законода­тельной комиссіи, мы видимъ[209]), что къ дѣлу составленія Уложенія было приступлено съ того, что,— по совѣщаніи царя съ

Освященнымъ Соборомъ (собраніемъ духовенства) и Б. Думою,— была назначена изъ 5-ти лицъ комиссеія, которой и было пору­чено заняться подготовленіемъ того з а к о и о д а т е л ь н а г о ма­теріала, на основаніи котораго, по мнѣнію царя и Боярской Думы, должно было быть составлено Уложеніе. Указаніе пре­дисловія на законодательный матеріалъ, на коемъ должно были основываться Уложеніе, не отличается, впрочемъ, полнотою, какъ это мы увидимъ ясно изъ дальнѣйшаго. Во всякомъ случаѣ, этотъ матеріалъ былъ двоякаго характера: это, во 1-хъ, „правила свя­тыхъ Апостолъ и святыхъ Отецъ и градскіе законы греческихъ царей" и, во 2-хъ, прежніе Судебники Іоанна 111 и Іоанна IV, съ тѣми дополнительными статьями къ нимъ, которыя явились послѣ этихъ Судебниковъ. Что касается „правилъ святыхъ Апо­столъ и св. Отецъ и градскихъ законовъ греческихъ царей", то подъ ними разумѣются тѣ опредѣленія, какія входили въ составъ нашей Кормчей, содержавшей въ себѣ какъ греческій Но­моканонъ, такъ и нѣкоторые другіе памятники византійскаго права, о которыхъ мы уже знаемъ изъ исторіи 1 періода. Ду­ховно-свѣтское византійское законодательство, вошедшее въ со­ставъ нашихъ „Кормчихъ", создавалось, какъ извѣстно, въ раз­личныя историческія эпохи и отражало на себѣ господство различныхъ юридическихъ идей. Естественно, поэтому, что оно отличалось и различными началами, отразившимися на его содержаніи. Не входя въ подробности, можно отмѣтить но крайней мѣрѣ двѣ характерныя черты духовно-свѣтскаго зако­нодательства памятниковъ, вошедшихъ въ составъ Кормчихъ. Въ то время, какъ постановленія, взятыя изъ „правилъ св. Апостоловъ и св. Отецъ церкви", дышатъ глубоко-гуманными, христіанскими началами, заимствованія изъ свѣтскаго ви­зантійскаго законодательства,— т. о. изъ такъ наз. градскихъ законовъ (подъ которыми надо разумѣть нетолько II р о х и - ронъ, называемый въ Кормчихъ градскимъ закономъ, но и постановленія другихъ греческихъ императоровъ) и частью изъ Моисеева законодательства,—дышатъ суровостью, духомъ мести и нетерпимости. Эти начала Моисеевыхъ законовъ перехо­дятъ потомъ и въ каноническія ученія средне-вѣковой западной церкви; въ Уложеніи же можно отмѣтить только 3—4 статьи, заимствованныя изъ Моисеева закона. Градскіе свѣтскіе законы отразились прежде всего на системѣ уголовныхъ наказаній Уложенія, тогда какъ постановленія духовно-христіанскаго зако­нодательства— на постановленіяхъ памятника, имѣвшихъ нрав­ственно-юридическій характеръ. Такъ, подъ вліяніемъ этого законодательства, Уложеніе требуетъ, напр., отъ дѣтей призрѣнія престарѣлыхъ родителей и родственниковъ: запрещаетъ брать0/,, по долговымъ обязательствамъ; преслѣдуетъ неблагодарность,

уничтожая силу даренія въ тѣхъ случаяхъ, когда одаренный по­ступитъ неблаговидно но отношенію къ лицу, его одарившему и др. Такъ, далѣе, въ главѣ ѴШ „объ искупленіи плѣнныхъ", — уста­навливая „полонянникомъ на окупъ збирати ежегодь съ городовъ всего Московскаго государства[210]*.. . деньги, — Уложеніе напомина­етъ, что „Хрістосъ не токмо сребра, но и душу свою повелѣваетъ но братіи положити**... ит. д. Двойственный характеръ началъ законодательства, свѣтскаго и духовнаго, отражается особенно ясно въ тѣхъ случаяхъ, когда Уложеніе сопоставляетъ рядомъ постановленія того и другого законодательства. Такъ, это видно, напр., изъ той главы, гдѣ Уложеніе, назначая свое „жестокое** наказаніе за лжеприсягу („бить кнутомъ но торгамъ по три дни и, бивъ, посадити въ тюрьму на годъ и впредь ему ни въ чемъ не вѣрити и ни въ какихъ дѣлѣхъ никакого суда не давати** — глава XI, ст. 27), въ то же время дѣлаетъ, для назиданія и устрашенія клятвопреступника, обширную выпись изъ правилъ св. Отецъ о церковномъ отлученіи за цѣлованіе креста „на кривѣ“ и изъ эклоги царя Леона Премудраго (т. е. Льва Исавра) о томъ, что надлежитъ „кленущемуся во лжю, языкъ урѣзати, аще послѣ обличенъ будемъ“ (ст. 10 гл. XIV1). Принципомъ т. н. тальона (воздаянія равномѣрнаго матеріальнаго зла за зло, причиненное преступленіемъ), иначе говоря прин­ципомъ возмездія (мести), объясняется масса какъ членовреди­тельныхъ наказаній (въ родѣ отсѣченія руки, уха и т. д.), такъ и наказаній, въ родѣ залитія расплавленнымъ металломъ горла фальшивымъ монетчикамъ. Большинство ихъ перешло изъ градскихъ законовъ и Литовскаго Статута. Что касается харак­тера рецепціи права изъ Кормчихъ въ Уложеніи, то надо вообще

замѣтить, что Уложеніе далеко де вездѣ слѣдуетъ буквально иноземнымъ источникамъ Кормчихъ. Оно то сохраняетъ, то измѣняетъ ихъ тамъ, гдѣ это требуется нашею юридическою практикою, въ чемъ можно ясно убѣдиться, сравнивая текстъ Уложенія и заимствованныхъ имъ мѣстъ пзъ Кормчихъ. За­мѣтимъ въ заключеніе о томъ же источникѣ Уложенія, что вліяніе римско-византійскаго права очень слабо отразилось на гражданскомъ правѣ Уложенія, о чемъ нельзя не пожалѣть.

Вторымъ источникомъ Уложенія предисловіе называетъ старые Судебники и послѣдующее за ними законодатель­ство, предписывая справити (т. е. сличить) послѣднее съ пер­выми. Какъ совершалось это сличеніе, по какимъ соображеніямъ однѣ статьи Судебниковъ оставлялись неприкосновенными, а другія отбрасывались, прямо сказать нельзя, въ виду того, что до насъ не дошло дѣлопроизводства комиссіи Одоевскаго. Но это сличеніе, однако, должно бы было очень затянуть работу комиссіи, если-бъ она не нашла себѣ значительнаго облегченія въ извѣстныхъ уже намъ Указныхъ книгахъ Приказовъ, гдѣ. записывались дополнительныя къ Царскому Судебнику статьи. Нѣкоторые наши ученые, какъ, напр., К. Д. Кавелинъ, думали, что самое распредѣленіе Уложенія по главамъ въ извѣст­номъ порядкѣ прямо сдѣлано на основаніи Указныхъ книгъ при­казовъ. Такъ., напр., но его мнѣнію, VII гл. Уложенія „о службѣ ратныхъ людей" составилась изъ записной Указной книги Раз­ряднаго Приказа или „Разряда", какъ тогда говорили (это былъ Приказъ, вѣдавшій дѣла военнаго управленія); X гл. „о судѣ" — пзъ книгъ разныхъ Судныхъ Приказовъ и т. д. (Под­твержденіе этой гипотезы находимъ въ новѣйшей работѣ С. Б. Веселовскаго относительно XVIII главы[211]). Общій выводъ изъ сказаннаго тотъ, что, если въ Уложеніи есть нѣсколько статей, повторяющихъ Царскій Судебникъ, то еще большее число при­надлежитъ статьямъ, взятымъ изъ Указныхъ книгъ При­казовъ, которыя и являются важнымъ и с т о ч н и к о м ъ У ло­же н ія. Въ созданіи Уложенія приняла важнѣйшее участіе Бо­ярская Дума, такъ какъ большая часть дополнительныхъ къ Ц. Судебнику статей, а равно и законодательныхъ отвѣтовъ на ста­тейные списки, созданы при ея участіи. Разсматривая этотъ источ­никъ Уложенія, мы долж'пы сказать, что, воспріявъ его, изучае­мый на мятникъ совмѣстилъ въ себѣ плоды практической юриди­ческой мысли за долгое время, а потому, между прочимъ, пред­ставляется излѣдователю памятникомъ глубоко-консервативнымъ.

??

Свѣдѣнія предисловія С. Уложенія

Непосредственно послѣ свѣдѣній о законода­тельномъ матеріалѣ, на которомъ должно было быть основано С. Уложеніе, а равно и составѣ

о 3. Соборѣ и о работѣ по составле­нію Уложе­нія

той комиссіи, которая должна была собрать этотъ матеріалъ, слѣдуетъ, въ разбираемомъ нами пре­дисловіи къ Уложенію, выписка изъ царскаго указа о созывѣ Земского Собора1). Изъ этого интереснаго мѣста предисловія мы знакомимся съ количествомъ выборныхъ и ихъ распредѣленіемъ на Уложенномъ Соборѣ, а, сопоставляя время, когда

комис-

сіею кн. Одо­евскаго.

по „чинамъ"

это распоряженіе о выборѣ вышло (г. е. 16 іюля) съ указан­ною памятью въ Обонежскую пятину, посланною изъ Новгород­скаго Приказа 28 того-же іюля и назначавшею время сбора выборныхъ въ Москвѣ уже на 1-е сентября, мы видимъ, съ ка­кою быстротою было приступлено къ созыву Собора для „вели­каго государева и земскаго дѣла", т. е. для составленія Уложе­нія. Такъ живо тогда чувствовалась необходимость пересмотра законодательства и созданія новаго кодекса.

За приведенными только что свѣдѣніями о количествѣ выбор­ныхъ по чинамъ, предисловіе говоритт, о подготовитель- н о й работѣ князя Одоевскаго, а именно, что „бояре князь Никита Одоевскій съ товарищи, —выписавъ изъ правилъ св. Апостолъ и святыхъ Отецъ, изъ градскихъ законовъ греческихъ царей и изъ старыхъ Судебниковъ прежнихъ великихъ государей и изъ указовъ блаженныя памяти В. Г. Ц. и В. К. Михаила Ѳеодоро­вича всея Рѵсіи и изъ боярскихъ приговоровъ, и которыхъ ста­тей въ прежнихъ судебникахъ и во указѣхъ прежнихъ государей и боярскихъ приговорѣхъ не написано, и тѣ статьи, написавъ вновь, — Государю приносили. И въ нынѣшнемъ во 157 году (т. е. 7157

е.

г. отъ сотворенія міра, или 1649 г. отъ Р. X.)

длятогосвоего

дѣла (т. е. для составленія Уложенія)

великаго гусударева и указалъ

1) »А земскаго Государь, по совѣту съ отцомъ своимъ и богомольцемъ, свя­тѣйшимъ Іосифомъ, патріархомъ Московскимъ и всея Руси, и бояре приговорили („государь указалъ и приговорили" — обычная въ Москвѣ формула, которой начинались законы, про­шедшіе черезъ Боярскую Думу) выбрати: изъ стольниковъ, и изъ стряпчихъ, и изъ дворянъ Московскихъ, и изъ жильцовъ изъ чину по 2 человѣка, также изъ всѣхъ городовъ, изъ дворянъ и изъ дѣтей боярскихъ взяти, изъ большихъ городовъ, опричь Нов­города, по два человѣка, а изъ Новгорода съ пятины — по человѣку (Новгородская область, какъ извѣстно, дѣлились на пятины), а изъ меньшихъ городовъ — по человѣку; а изъ гостей — трехъ человѣкъ, а изъ гостинные и сукон­ные сотенъ (высшихъ тогда разрядовъ торговаго класса) по 2 человѣка, а изъ черныхъ сотенъ, и городовъ съ посадовъ — по человѣку, добрыхъ и смыш­леныхъ людей, чтобъ его государе земское дѣло съ тѣми со всѣми утвердити и на мѣрѣ поставити.

дѣла, по нынѣшнему его государеву указу и Собор­ному Уложенію, впредь были ничѣмъ нерушимы“.

изъ слободъ, и изъ

во царственное и выборными людьми чтобы тѣ великія

октября съ 3-го числа, Г. Ц. й В. К. Алексѣй Мих-вичъ всея Руси" вмѣстѣ съ Освященнымъ Соборомъ и Б. Думою, „того собранія с л у ш а л ъ и выборнымъ л ю д е м ъ, кото­рые къ тому общему совѣту выбраны на Москвѣ н изъ городовъ, чтено, чтобы то все Уложеніе впредь было прочно и неподвижно".

Роль Земскаго Собора и ко­миссіи кн. Одо­евскаго въ со- ставленіпУло- женія. Непо­средственное участіе выбор­нымъ въ со­составленіи Уложенія.

въ

Остановимся теперь на разрѣшеніи важнаго вопроса о роли Земскаго Собора въ составленіи Уложенія. Вопросъ объ этой роли долго былъ весьма споренъ въ литературѣ объ Уложеніп. Сворнымъ этотъ вопросъ былъ, какъ, благодаря невѣрно понятому учеными тексту предисловія къ Уложенію, дѣйствительно нѣсколько неясному по отношенію къ нашему вопросу —о роли выборныхъ на Соборѣ, — такъ и благо­даря тому, что недоставало въ памятникахъ пря­мыхъ свидѣтельствъ о непосредственномъ участіи составленіи Уложенія (теперь эти свидѣтельства есть, и они напечатаны частію къ „Матеріалахъ для исторіи Земскихъ Соборовъ" В. Н. Латкина). Припомнимъ прежде всего тѣ мѣста предисловія къ Уложенію, въ которыхъ говорится, какъ о работахъ комиссіи Одоевскаго съ товарищами, такъ и объ отношеніи выборныхъ Собора къ этимъ работамъ. Несо­мнѣнно, что прежде всего необходимо понять сущность той ра­боты, какая была поручена кн. Одоевскому съ „товарищи", такъ какъ отъ этого пониманія зависитъ — взглядъ на роль самого Земскаго Собора. Строевъ въ своемъ „Историко-юридическомъ изслѣдованіи Уложенія", а за нимъ Б. Н. Чичеринъ въ своей из­вѣстной работѣ „О народномъ представительствѣ" и др. думали, что комиссія Одоевскаго представила вполнѣ готовый проектъ Уложенія, который былъ прочитанъ выборнымъ, а затѣмъ б е з ъ всякихъ измѣненій утвержденъ Собо­ромъ. Ио Чичерину — цѣль собранія Земскаго Собора состо­яла не въ рѣшеніи того или другого вопроса, а въ утвер­жденіи новаго законодательства памятника. Поэтому '„з д ѣ с ъ нѣтъ", говоритъ онъ, „н п законодательной дѣятель­ности собранія, н и обсужденія предлага­емыхъ вопросовъ. Составленное комиссіею Уложеніе ч и т а е тся в ы борнымъ, и о н и прикла­дываютъ къ нему свои руки". Чичеринъ повто­ряетъ здѣсь мысль Строева, какъ повторяли ее и другіе, въ числѣ ихъ даже Бѣляевъ и др. Теперь, однако, эта мысль —■ при тѣхъ новыхъ, частію неизвѣстныхъ прежнимъ изслѣдователямъ, матеріалахъ, какими владѣетъ наука, и послѣ новыхъ работъ по вопросу — должна считаться совершенно оставленной. Какъ

само предисловіе къ Уложенію, такъ и другія свидѣтельства, ясно доказываютъ намъ, что комиссіи Одоевскаго была поручена:

1) подготовительная работа по собранію законода­тельнаго матеріала и 2) формулировка тѣхъ вопросовъ, которые доласны были рѣшаться на Соборѣ, но совсѣмъ не окон­чательное составленіе Уложенія. Если припомнить то мѣсто пре­дисловія, гдѣ говорится о томъ, что было поручено этой комиссіи и что было ею исполнено, то будетъ ясно, что во 1-хъ, комиссія эта должна была „выписать" изъ „правилъ св. Апостолъ и св. Отецъ и изъ градскихъ законовъ греческихъ царей** тѣ статьи, которыя „пристойны къ государевымъ и земскимъ дѣламъ**; во 2-хъ, она должна была „с о б р а т ь“ всѣ старые указы и бо­ярскіе приговоры и затѣмъ „справити** (т. е. сличить) эти „государевы указы и боярскіе приговоры съ старыми Судебни­ками** — все это была работа чисто подготовитель­ная, выполненная, дѣйствительно, комиссіей. Затѣмъ, кромѣ этого, комиссіи Одоевскаго было, какъ говоритъ и предисловіе, дано порученіе сдѣлать еще слѣдующее: „а на которыя статьи (т. е. законодательные воиросы) въ прошлыхъ годѣхъ прежнихъ государей въ Судебникахъ указу не положено, и тѣ- бы статьи по тому-же написати (т. е. сформулировать) и изло­жити общимъ совѣтомъ**. Выраженіе „общій совѣтъ** толковалось Строевымъ, какъ равносильное выраженію „всѣ со­ставители Уложенія**, т. е., по Строеву, — всѣ члены комиссіи кн. Одоевскаго. Но, какъ справедливо замѣтилъ проф. Заго­скинъ, подъ этимъ выраженіемъ надо разумѣть именно Земскій Соборъ, такъ какъ само предисловіе говоритъ далѣе, что Уло­женіе было чтено „выборнымъ людемъ, которые къ тому общему совѣту выбраны на Москвѣ и изъ городовъ", ясно показывая, что подъ „общимъ совѣтомъ** надо понимать Земскій Соборъ. Итакъ, если изъ текста преди­словія видно, съ одной стороны, что законодательной комиссіи кн. Одоевскаго была поручена подготовительная ра­бота —• собраніе матеріала, то, съ другой изъ него-же явствуетъ, что новые вопросы законодательства, не находившіе себѣ матеріала въ прошломъ, комиссія должна была разрѣшить общимъ совѣтомъ съ выборными. Впослѣдствіи мы увидимъ, что вліяніе выборныхъ шло дальше, распространяясь также и на пересмотръ прежняго законодательства; пока- же замѣтимъ, что само предисловіе говоритъ о томъ, что часть работы Одоевскаго должна была быть сдѣлана „общимъ совѣтомъ11. Уже изъ этого одного видно, что выборные прини­мали участіе въ работахъ комиссіи Одоевскаго, и еще съ GO-хъ годовъ мысль Строева о пассивномъ отношеніи выборныхъ къ работѣ князя Одоевскаго, — къ работѣ, подтвержденной де, во

всѣхъ частяхъ своихъ, рукоприкладствомъ выборныхъ, — стала оспариваться. Первымъ здѣсь выступилъ въ 1860 г. проф. Шпи- левс-кій, затѣмъ позднѣе •— Сергѣевичъ и Загоскинъ. Строевъ и его послѣдователи основывали свою мысль на невѣрномъ понима­ніи какъ только что приведеннаго текста предисловія Уложенія, которое говоритъ о чтеніи выборнымъ Уложенія (см. выше стр. 317). Строевъ повялъ это мѣсто (не имѣя подъ руками тѣхъ данныхъ, какія теперь имѣются налицо) такъ, что вы­борные п а с с и в п о прослушали готовый текстъ Уложенія и закрѣпили его своимч, рукоприкладствомъ, чѣмъ роль ихъ и окончилась на Соборѣ. Это мнѣніе, дѣйствительно, можно вывести изъ даннаго мѣста предисловія. Но, чтобы понять вопросъ, правильно, надо прежде всего разрѣшить, что вы­слушали пассивно выборные и къ чему приложили они руки. Одинъ изъ изслѣдователей Уложенія, проф. Загоскинъ, на­ходилъ, что данное мѣсто очень неопредѣленно, такъ какъ изъ него не видно, что было чтено выборнымъ, и какъ они отнеслись къ этому чтенію. На нашъ взглядъ, это мъсто преди­словія говоритъ о чтеніи выборнымъ и о рукоприкладствѣ уже готоваго проекта, или, иначе говоря, Уложенія въ окон­чательной его редакціи[212]). Но, если Уложеніе въ окончательной формѣ было чтено выборнымъ, то слѣ- дуетъ-ли отсюда тотъ выводъ, что участія выборныхъ со­всѣмъ не было въ дѣйствительности въ дѣлѣ составленія Уложенія и что именно только комиссіи Одоев­скаго, какъ думали прежде, принадлежитъ это составленіе? Уже а р i'і о г і можно сказать, что — нѣтъ, такъ какъ это участіе могло проявиться не при чтеніи вполнѣ гото­ваго Уложенія, а раньше, при обсужденіи его проекта, совер- шалось-ли это обсужденіе въ комиссіи, или въ полномъ составѣ Собора. Какъ-же оно организовалось въ дѣйствительности ? Оно организовалось въ 2-хъ формахъ: въ формѣ непосред- с т в е н н а г о у ч а с т і я выборныхъ въ работахъ комиссіи Одо­евскаго (путь очень правильный, такъ какъ только въ засѣда­ніяхъ небольшихъ группъ лицъ, спеціально изучившихъ извѣст­ный вопросъ, можетъ выработаться редакція закона) и въ формѣ

подачи выборными 3. Собора челобитій на имя го­сударя о тѣхъ или иныхъ законодательныхъ вопросахъ, обсуждав­шихся комиссіею и казавшихся выборнымъ особенно важными.

Остановимся пока на первой формѣ — на непосред­ственномъ участіи выборныхъ въ законодательныхъ рабо­тахъ Одоевскаго. Это непосредственное участіе безспорно констатировано, сравнительно, только недавно, послѣ появле­нія указанныхъ уже выше „Матеріаловъ для исторіи Земскихъ Соборовъ" проф. Латкина и др. Изъ нихъ мы узнаемъ, что нѣкоторые изъ выборныхъ участвовали въ работахъ комиссіи Одоевскаго, за что и получали жалованье[213]), повидимому, не дававшееся тѣмъ выборнымъ, которые въ рабо­тахъ не участвовали[214]). Мы н е знаемъ, конечно, что именно дѣлали выборные, сидя „съ бояры" комиссіи Одоевскаго, т. к. дѣлопроизводство этой комиссіи не дошло до насъ. Но, прі­ѣхавъ въ Москву еще до 1-го сентября 1648 года (по современному нашему лѣтосчисленію; къ этому времени, какъ извѣстно, созывался Соборъ) и начавъ свое сидѣнье съ боярами въ сентябрѣ, если не раньше, выборные оставались на Москвѣ около полугода. Здравый смыслъ говоритъ, что жить въ Москвѣ такъ долго безъ дѣла, получая при этомъ жалованіе, выборные не могли: они, несомнѣнно, принимали участіе въ работахъ по составленію Уложенія. На это есть прямое ука­заніе въ тѣхъ-же „Матеріалахъ", изъ которыхъ видно, что еще въ половинѣ января 1649 года выборные отъ царскаго и отъ земскаго дѣла не отдѣлались[215]), иначе говоря —

не отдѣлались отъ участія въ составленіи Уложенія, для чего они призывались въ Москву.

Изъ приведенныхъ актовъ видно также, что совмѣст­ная работа комиссіи к н. Одоевскаго и Собора но составленію Уложенія продолжалась, по крайней мѣрѣ, полгода. Значитъ Уложеніе не было совершенно окон­чено, какъ думали послѣдователи Строева, комиссіею кн. Одо­евскаго въ 2 7-2 мѣсяца (именно съ 16-го іюля, когда комиссія была образована, по 3-е октября, когда началось чтеніе Уложенія). Притомъ для начала чтенія Уложенія, конечно, должна была быть готова только часть проекта, что и подтвер­ждается еще другими данными[216][217]). Затѣмъ и въ такъ называе­момъ „послѣсловіи" къ Уложенію есть одно выраженіе, которое, въ сопоставленіи съ вышесказаннымъ, еще сильнѣе убѣждаетъ насъ, что выработка окончательнаго проекта Уложенія, продолжаясь постепенно, закончилась только въ исходѣ января. Это выраженіе послѣсловія гласитъ такъ: „совер­шена сія книга (т. е. Уложеніе) повелѣніемъ В. Г. Ц. и В. Кн. Алексѣя Мих лѣта 7157 (1649), генваря въ

29 день". Прежде относили этотъ срокъ къ напечатанію

Уложенія. Но, не говоря уже о томъ, что теперь достовѣрно извѣстно, что къ напечатанію Уложенія было пристунлено не раньше 7-го апрѣля, предисловіе даетъ возможность понять, что выраженіе „совершена сія книга" относится лишь к ъ списку съ подлинника, закрѣпленнаго руко­прикладствомъ Собора: „а закрѣпя-то Уложеніе ру­ками", говоритъ предисловіе, „указалъ Государь (его) списати въ книгу и закрѣпити тое книгу дьякамъ Гаврилу Левон- тьеву, да Федору Грибоѣдову, а съ тое книги... напеча­тать многія книги" . . . Вотъ это-то „списаніе въ книгу", т. е. въ списокъ, имѣвшій видъ книги, и было „совершено" 29-го января 1649-го года. Итакъ, несомнѣнно, что комиссія Одоев­скаго не представила къ 3-му октября 1648 г. вполнѣ готоваго Уложенія, которое было лишь „чтено" выборнымъ; несомнѣнно, что Уложеніе вырабатывалось постепенно и было окончено не раньше января 1649 года, что выборные участво­вали въ работахъ комиссіи Одоевскаго, или лично, или по­давая на имя царя, какъ это мы увидимъ, челобитья. Было-ли, кромѣ того, допускаемое обсужденіе, если не всего па­мятника въ цѣломъ, то его частей на Соборѣ, въ полномъ составѣ его двухъ палатъ[218])? Можно думать, что да, такъ какъ и само Уложеніе говоритъ о нѣкоторыхъ статьяхъ, что ихъ „Соборомъ уложили" (42 ст., гл. XVII и др.); есть и другія свѣдѣнія о томъ-же[219]).

Вліяніе че­лобитій вы­борныхъ на содержаніе

Кромѣ непосредственнаго участія въ работахъ комиссіи Одоевскаго, вліяніе выборныхъ 3. Собора сказалось въ тѣхъ челобитьяхъ, которыя ими подавались царю и которыя потомъ

С. Уложенія, въ связи съ вопросомъ объ общемъ значеніи че- лобитій на Москвѣ.

характерная, времени.

дали содержаніе многимъ важнѣйшимъ стать­ямъ Уложенія. Необходимо вообще отмѣтить, что челобитья во 2-ой половинѣ Московскаго періода являются важнымъ источникомъ права, почему ихъ вліяніе на Уложеніе не представляетъ собою ничего чрезвычайнаго. Несомнѣнно, что вліяніе че- лобитій на московское законодательство есть очень весьма богатая послѣдствіями, особенность этого Вліяніе это значительно ослабѣваетъ лишь въ слѣ­дующій петербургскій періодъ. Роль челобитій была на Москвѣ столь велика, что изслѣдователь ихъ, И. И. Дитятинъ, находилъ даже возможнымъ утверждать, что государь москов­скій, будучи de jure единственнымъ источникомъ закона, въ своей дѣятельности законодателя, въ своей великой роли упра­вителя обширнаго Московскаго Государства, ничего не творитъ изъ себя самого. Если эту мысль и нельзя принять въ столь безусловной формѣ, такъ какъ есть много законодательныхъ актовъ, изданныхъ безъ челобитья о томъ со стороны поддан­ныхъ, то, съ другой стороны, несомнѣнно, что различные слои государства, дѣйствительно, безпрестанно на Москвѣ бьютъ челомъ государю, а онъ, „Царь и В. князь, ихъ жалуетъ, ими просимое даруетъ имъ и узаконяетъ его“. Несомнѣненъ также фактъ, что „челобитья" затрагивали всѣ вопросы жизни, ка­сались, какъ частныхъ, такъ и общихъ нуждъ и потребностей. Напомнимъ, ка къ ир и мѣр ъ то л ь ко , что отмѣна въ обла­стяхъ правительственнаго управленія и замѣна его земскимъ самоуправленіемъ, введеніе такъ назыв. „губныхъ грамотъ", закрѣпленіе крестьянъ, пересмотръ правитель­ствомъ законодательства и созданіе- новыхъ кодексовъ (какъ, напр., Уложенія) и уставовъ (какъ, напр., Ново торговаго устава 1667 г.) и т. д., совершалось подъ вліяніемъ челобитій и частію въ томъ направленіи, какое ими указывалось.

Два важныхъ вывода необходимо сдѣлать изъ этого вліянія челобитій на занонодательство. Если мы, — сравнивая содер­жаніе челобитій съ тѣмъ, что, по выслушаніи ихъ, являлось потомъ въ видѣ закопа, — замѣчаемъ, что содержаніе по­слѣдняго, въ важнѣйшихъ случаяхъ, совпадаетъ съ со­держаніемъ челобитій, то мы въ правѣ сказать, что это отношеніе правительства къ челобитьямъ подданныхъ даетъ самому законодательству весьма яркую окраску законода­тельства народнаго, основаннаго на вниманіи зако­нодателя къ нуждамъ и потребностямъ населенія. Въ Москов­скомъ государствѣ поэтому почти невозможны были случаи по­явленія законовъ, подобныхъ тѣмъ, которые стали часты у васъ въ XVIII в. и которые шли совершенно въ раз-

21*

р ѣ з ъ съ народными юридическими воззрѣніями, вѣками сла­гавшимся. „Вліяніе челобитій на законодательство", гово­ритъ проф. Загоскинъ (подтверждая свою мысль многочислен­ными примѣрами), „даетъ возможность обнаружить односторон­ность и ошибочность, нерѣдко, къ сожалѣнію, встрѣчающихся воззрѣній на Московскую Русь, какъ на эпоху государства гру­бой силы, какъ на вотчинно-полицейское государ­ство". Въ основѣ вниманія къ челобитьямъ, этимъ пети­ціямъ народнымъ, лежала, несомнѣнно, та здравая мысль, что законодательныя мѣры правительства должны отвѣ­чать потребностямъ и интересамъ страны. И нѣтъ сомнѣнія, что эта мысль спасала государство отъ многихъ бѣдъ, а самимъ законодательнымъ нормамъ придавала нерѣдко большую жизненность.

Отмѣчая это плодотворное вліяніе челобитій на законода­тельство, нельзя закрыть глазъ на другое слѣдствіе этого влія­нія, отрицательнаго;, однако, значенія. На Москвѣ по­дача челобитій не была всегда разумно организована; поэтому она одинаково могла исходить и отъ малыхъ, и отъ большихъ общественныхъ группъ, взывать о защитѣ интересовъ частныхъ и общихъ. Въ этомъ, конечно, не было еще большой бѣды, если-бы Московское правительство умѣло, или могло, всегда брать на себя заботу уясненія, что въ этихъ челобитьяхъ подле­жало, съ точки зрѣнія общихъ пользъ государства и обще­ства, и что не подлежало, удовлетворенію. Но этого нельзя всегда отмѣтить въ дѣятельности Московскаго правительства. Скорѣе бросается въ глаза стремленіе правительства временно только удовлетворять тому или иному, выраженному въ чело­битьяхъ, желанію. Отсюда то изумительное колебаніе указной практики государей, та неустойчивость Московскаго законода­тельства, которая обращаетъ на себя вниманіе. Получена чело­битная и удовлетворена соотвѣтственнымъ указомъ, напр., въ январѣ. Но такъ какъ обычай дозволялъ бить челомъ (и ие однажды) и противъ указа (т. е. не смотря на не­давнее законодательное разрѣшеніе даннаго вопроса), то неуди­вительно, что установленное въ январѣ мѣнялось къ лѣту, а это послѣднее могло уничтожиться въ слѣдующемъ году (такъ, извѣстны, напр., колебанія правительства по вопросу о воз­вращеніи бѣглыхъ крестьянъ, длившіяся цѣлые годы и давав­шія кратковременныя удовлетворенія то однимъ, то другимъ классовымъ интересамъ).

Посмотримъ теперь, какъ велико было вліяніе челобитій на содержаніе Уложенія. Проф. Загоскинъ, — идя по пути, на­мѣченному Шпилевскимъ, Щаповымъ и особенно Сергѣевичемъ—, находилъ, что числа статей Уложенія, созданныхъ подъ влія­

ніемъ челобитій, равно 82 статьямъ, т. е. 8,5°/0 всего количества статей памятника (Рѣчь, стр. 50). Этотъ выводъ проф. Загоскина доселѣ въ литературѣ вопроса остается, въ общемъ, непоколе­бленнымъ. Доказательства, которыми владѣетъ наука для рѣ­шенія вопроса, таковы: во первыхъ, есть статьи, о которыхъ само Уложеніе свидѣтельствуетъ, какъ о составленныхъ подъ непосредственнымъ вліяніемъ челобитій вы­борныхъ: во 2-хъ есть рядъ статей, сравненіе содержанія которыхъ съ дошедшими до насъ челобитными, прямо указы­ваетъ, что эти статьи повторяютъ основныя положенія че­лобитныхъ. Важно здѣсь отмѣтить притомъ еще то, что боль­шинство статей, созданныхъ подъ вліяніемъ челобитій, разрѣ­шаютъ собой наиболѣе жизненные вопросы, занимавшіе тогдашнее общество. Приведемъ примѣры, гдѣ на челобитья указываетъ само Уложеніе. Такъ въ статьѣ I-ой, гл. ХШ-ой „о Монастыр­скомъ Приказѣ" читаемъ, что государь „по челобитью" выборныхъ 3. Собора, „указалъ Монастырскому При­казу быти особно"[220]). Смыслъ этого челобитья таковъ: до Уложенія судъ на представителей духовенства, на монастыри (а также и на всѣхъ, числившихся за ними, крестьянъ, или на состоявшихъ у нихъ на службѣ людей) давался въ Приказѣ Боль­шаго Дворца. Это было выраженіемъ особаго уваженія къ духовенству со стороны государей, которое создавало, однако, для населенія большія неудобства. Исключительная привиллегіи, данная духовенству, монастырямъ и ихъ крестьянамъ, быть су­димыми въ одномъ только Приказѣ Большаго Дворца, причиняла, всѣмъ „большую волокиту въ суднымъ дѣлахъ съ духовенствомъ". Удовлетворяя челобитья выборныхъ Собора, Уложеніе создаетъ новый Монастырскій Приказъ, долженствовавшій вѣдать судъ

надъ лицами духовнаго вѣдомства. Но исключительная приви­легія духовенства, далѣе, въ той-же гл. ХІІІ-ой Уложенія, осла­блялась еще и тѣмъ, что при встрѣчныхъ искахъ на представи­телей духовенства, начиная съ сана архимандрита, и на всѣхъ крестьянъ духовенства и монастырей дозволялось искать въ общихъ Приказахъ (ст. 2, гл. XIII) и пр. Всѣ эти огра­ниченія въ привиллегированной подсудности духовен­ства были тогда очень важны и вызывали неудовольствіе со стороны духовенства. Такъ, напр., Никонъ въ своихъ знамени­тыхъ отвѣтахъ Паисію и Стрѣшневу, называетъ Уложеніе „дьявольскимъ закономъ", а Одоевскаго — „лжи предтечею", „богопротивникомъ", „богоборцемъ" и т. д. Уложеніе назы­вается такъ строптивымъ патріархомъ, впрочемъ, не за одинъ Монастырскій Приказъ, но и за другія ограниченія правъ духо­венства, а равно и за допускаемыя имъ отступленія отъ канони­ческихъ правилъ. Объ этихъ отступленіяхъ самъ Никонъ говорилъ слѣдующее: „и о сей проклятой книгѣ многажды гла- голахомъ царскому величеству, чтобъ искоренить ее, и да держится Божественныя и Св. Евангелія заповѣди и св. Апо­столовъ, и св. Отецъ правила и древнихъ благочестивыхъ царей законы". Небезъинтересно, что во взглядѣ на Уложеніе па­тріархъ Никонъ сошелся съ нѣкоторыми демократическими со­гласіями старообрядцевъ, также называвшихъ Уложеніе „бого­противною", „антихристовою" книгою.

Изъ другихъ ограниченій правъ духовенства, отмѣтимъ еще содержащееся въ ст. 42-ой главы ХѴІ1-ой Уложенія. Ею было запрещено, — также въ удовлетвореніе челобитья выборныхъ, — „впредь съ нынѣшняго Уложенія" духов­нымъ лицамъ и монастырямъ пріобрѣтать вотчины куплею, или черезъ взятіе ихъ „на поминъ души" (причемъ Помѣстному Приказу запрещено было записывать у себя подобныя сдѣлки). Въ текстѣ Уложенія и объ этой статьѣ говорится прямо, что ее „Соборомъ уложили", Чтобы понять важность этого опредѣленія ст. 42-ой главы ХѴІІ-ой, надо замѣтить слѣдующее. Къ ХѴІІ-му вѣку въ рукахъ духовныхъ лицъ и монастырей накопилась масса земель, съ которыхъ ими не платилось податей и не неслось повинностей въ пользу государства. Кромѣ того, на этихъ земляхъ сидѣли тысячи людей, обязанныхъ тягломъ только своимъ владѣльцамъ и изъятыхъ тогда — въ силу су­дебныхъ иммунитетовъ, — отъ общей подсудности государству. Прельщаемые льготами, — какія могли даваться поселенцамъ этими привиллегированными собственниками, т. е. монастырями и духовенствомъ, — на ихъ земли уходили крестьяне изъ общинъ и отъ частныхъ лицъ (въ особенности — отъ мелкихъ собственниковъ). Двойное зло происходило отсюда. Съ одной

стороны, терпѣло государство, такъ какъ отъ службы и отъ податей уходили значительныя недвижимыя богатства, между тѣмъ какъ постоянною заботою Московскаго государства было, „чтобъ земля изъ службы не выходила11. Съ другой — тер­пѣли отъ этихъ переходовъ частныя лица, а также и тяглые люди, такъ какъ уходъ съ черныхъ земель крестьянъ и ихъ „закладничество“ за монастыри и духовенство увеличивали соб­ственныя податныя тягости оставшихся. Правительство давно (именно еще съ Іоанна III) было озабочено мѣрами, отчасти къ секуляризаціи, отчастп къ ограниченію распространенія земель­ныхъ владѣній духовныхъ лицъ и учрежденій. Такимъ обра­зомъ челобитье выборныхъ касалось очень важнаго и назрѣв­шаго вопроса. Интересно, что оно было удовлетворено только въ одной своей части, а именно — по отношенію къ запрещенію духовенству п монастырямъ пріобрѣтать вотчины впредь, т. е. со времени Соборнаго Уложенія. Выборные-же просили, что­бы „государь указалъ у патріарха, у властей, и монасты­рей .. . земли взять на себя, государя, которыя даваны съ 88 году" (т. е. съ 1580 г.), когда было рѣшено соборнымъ приговоромъ, отъ 15 января этого года, запретить духовенству и монастырямъ пріобрѣтеніе вновь вотчинъ. Но, правительство не рѣшилось удовлетворить этому ходатайству вы­борныхъ вполнѣ, да и въ той его части, которая была удовлетво­рена въ 42-ой статьѣ гл. ХѴІІ-ой Уложенія, оговорило, что она „уложена Соборомъ", какъ-бы снимая съ себя отвѣт­ственность за рѣшеніе, естественно, исправившееся сильнымъ духовнымъ лицамъ и учрежденіямъ.

Обращаясь къ нѣкоторымъ другимъ статьямъ Уложенія и сравнивая ихъ содержаніе съ дошедшими до насъ челобитьями, мы убѣждаемся рѣшительно въ томъ, что этн статьи составлены прямо въ духѣ челобитій, — хотя Уложеніе само и умал­чиваетъ объ этомъ. Таковы, напр., нѣкоторыя статьи главы XIX о „посадскихъ людѣхъ". Суть этихъ статей состоитъ въ томъ, что Уложеніе, — слѣдуя двумъ челобитьямъ выборныхъ людей, поданнымъ, какъ это видно изъ одного дошедшаго до насъ акта, 30-го октября 1648 г. (А. А, Э., т. IV, .X» 32) отъ лица выборныхъ какъ служилаго, такъ и торговаго сословія (обѣ челобитныя просятъ объ одномъ и томъ-же),—устанавливаетъ такое общее правило: „впредь, опричь государевыхъ слободъ, н и чь и мъ слободамъ на Москвѣ и въ городахъ не быти". Чтобъ понять это правило, надо за­мѣтить слѣдующее о древнихъ русскихъ носадахъ и посадскихъ людяхъ: посадами назывались неогражденныя сначала поселенія во­кругъ города. Одни посады и слободы являлись поселеніями, устрон- вавшимися на государевой (государственной) землѣ, другіе

— на частно-владѣльческой. По роду занятій жители первыхъ очень мало отличались отъ крестьянъ, сидѣвшихъ на земляхъ помѣщиковъ и вотчинниковъ, такъ какъ вели и е только торговлю, но и занимались земледѣліемъ, огородничествомъ и пр. Однако, между ними и частно-владѣльческими крестьянами было то важное различіе, что посадскіе, сидѣвшіе на госуда­ревой землѣ, состояли въ тяглѣ самого государства, т. е. несли повинности н е п о с р е д с т в е н н о въ пользу го су - д а р с т в а (подобно волостнымъ чернымъ людямъ, или госу­даревымъ крестьянамъ). И вотъ отъ выборныхъ этихъ-то посадскихъ людей, платившихъ тягло въ государеву казну, н подаются царю челобитныя, въ которыхъ разсказы­вается, что около Москвы и другихъ городовъ, на мѣстахъ городскихъ выгоновъ, устраиваются патріаршія, мона­стырскія и другія слободы, а въ тѣхъ слободахъ живутъ тор­говые и ремесленные люди, принадлежащіе духовенству, мона­стырямъ, боярамъ и пр., люди, „которые всякими промыслы промышляютъ и лавками владѣютъ, а государевыхъ по­датей не платятъ и службы не служатъ, живутъ всегда во льготѣ,, . . . Естественнымъ слѣдствіемъ этого было то, что эти люди, находясь въ привиллегированномъ положеніи сравнительно съ государевыми посадскими людьми, а именно, н е неся государевыхъ податей и повинностей, являлись силь­ными конкуррентами въ торговлѣ и промыслахъ тяглымъ по­садскимъ и причиняли имъ своимъ „сусѣдничествомъ" большіе убытки. И вотъ челобитья просятъ государя: „велѣть учи­нить противъ прежняго, какъ бывало . . . при прежнихъ государяхъ, чтобы вездѣ было все его государство, а патріаршимъ-бы и монастырскимъ и боярскимъ и иныхъ всякихъ чиновъ слободамъ и пашнямъ и лавкамъ — (на Москвѣ и по городамъ) . . . ни за кѣмъ не быть*[221]. Уложеніе, прямо слѣдуя челобитьямъ, беретъ слободы означенныхъ лицъ и учрежденій „на государя" и за­прещаетъ впредь устройство „опричь государевыхъ слободъ (т. е. слободъ, населенныхъ тяглыми государе­выми людьми) какихъ-либо частно-владѣльческихъ, не- госу­дарственныхъ, слободъ на Москвѣ и въ городахъ. Только что указанное челобитье представляется для насъ важнымъ еще и потому что путь, которымъ оно прошло, даетъ намъ возможность видѣть, какъ выборные Собора достигали своихъ цѣлей1).

До насъ дошло и другое челобитье, доложенное государю, и давшее содержаніе еще одному важному постановленію С. Уложенія. Такъ въ 1648 году „дворяне московскіе и жильцы и городовые дворяне и дѣти боярскіе и всѣхъ городовъ служилые люди били челомъ государю о томъ, чтобы было имъ позволено „сыскивать безъ урочныхъ лѣтъ“ ихъ бѣглыхъ крестьянъ (А. Ист., т. I, № 30). И эта челобитная была доложена царю комиссіею Одоевскаго: „И мы, великій Государь Царь" —... говоритъ грамота, содержащая челобитную,—„с лушавъ чело­битья ... совѣтовавъ съ... Патріархомъ ... и со всѣмъ Освященнымъ Соборомъ и говорили съ нашими бояры, и съ окольничими, и съ думными людьми, и со стольники, и со стряп­чими, и съ дворяны московскими, и съ городовыми дворяны, и съ дѣтьми боярскими всѣхъ городовъ, которые намъ били челомъ о бѣглыхъ крестьянѣхъ, и мы указали и Соборомъ уложили: генваря со 2-го числа нынѣшняго 157 года бѣглыхъ крестьянъ и бобылей отдавать всякихъ чи­новъ людемъ . . . безъ срочныхъ лѣтъ“. . . . Это чело­битье дало содержаніе 1-ой и 2-ой статьямъ ХІ-ой главы Уло­женія, называющейся „Судъ о крестьянахъ", равно какъ и нѣ­которымъ слѣдующимъ ея статьямъ, развивающимъ тѣ же поло­женія. Значеніе этого челобитья, „уложеннаго Соборомъ", слѣдующее: челобитчики, мелкіе собственники, просили объ отмѣнѣ такъ называемыхъ „урочныхъ" или „срочныхъ" лѣтъ. „Урочными" или „срочными годами" назывались годы, назначенные владѣльцамъ для отыскиванія ихъ бѣглыхъ кре­стьянъ. Эти годы долго колебались между 5-ю и 15-ю годами, пока совершенно не были отмѣнены Уложеніемъ, которое доз­волило владѣльцамъ отыскивать бѣглыхъ крестьянъ и возвра­щать ихъ себѣ безсрочно, т. е. черезъ сколько-бы лѣтъ ихъ владѣлецъ ни нашелъ у другого. Въ приведенномъ челобитьѣ указанъ и мотивъ, почему мелкіе владѣльцы просили объ этой отмѣнѣ: они „по вся годы бываютъ ... на службахъ и имъ въ

тѣ указанью лѣта тѣхъ своихъ крестьянъ сыскивать и провѣдать немочно, потому что де тѣ ихъ бѣглые крестьяне, вѣдаючи указные лѣта и живучи за сильнымилюдьми и за мона­стыри, переходятъ изъ вотчины въ вотчину, хотя указные лѣта выжить и отъ ихъ стариннаго крестьянства отбыть". Правитель­ство, послѣ долгихъ колебаній, склоняется, наконецъ, на сторону мелькихъ, сравнительно, собственниковъ-дворянъ (какъ они стали называться позднѣе): оно было къ этому вынуждено необхо­димостью обезпечить за ними крестьянъ, чтобы, въ свою очередь, не слышать отъ нихъ жалобъ на невозможность исправно нести службу въ войскѣ, въ которомъ они составляли тогда главный контингентъ.

Дворянское землевладѣніе, — вообще начинающее играть крупную роль въ государствѣ послѣ смутъ междуцарствія, — полу­чаетъ здѣсь особенно сильную поддержку. Послѣдствія этой мѣры объ урочныхъ годахъ (отмѣненныхъ Уложеніемъ) и закрѣ­пившихъ окончательно крестьянъ, были, какъ извѣстно, очень печальны. Но, нельзя не отмѣтить, что и эта мѣра была „уложена Соборомъ", по челобитью извѣстной части его членовъ. Общее заключеніе изъ всего сказаннаго будетъ то, что 3. Соборъ принималъ, въ лицѣ своихъ выборныхъ, важное участіе въ составленіи Уложенія, именуемаго вполнѣ справедливо, поэтому, Соборнымъ[222]).

Литовскій Статутъ, какъ одинъ изъ перво­источниковъ С. Уложенія.

Обратимся еще къ одному первоисточнику Уложенія, неназываѳмому предисловіемъ, но играв­шему въ нашемъ памятникѣ очень важную роль, а именно къ Литовскому Статуту. Указаніе на этотъ источникъ имѣется, какъ въ самомъ подлин­номъ спискѣ Уложенія (на поляхъ котораго 56 статей отмѣчены, какъ взятыя изъ Литовскаго Статута), такъ и въ другихъ памятникахъ, при чемъ надо замѣтить, что въ

дѣйствительности, заимствованія идутъ гораздо далѣе, чѣмъ это отмѣчено на подлинномъ Уложеніи.

Прежде, чѣмъ однако, рѣшить, что взято Уложеніемъ изъ Статута, скажемъ, почему предисловіе не упоминаетъ объ Л. Статутѣ въ числѣ источниковъ. Вопросъ рѣшается очень просто тѣмъ соображеніемъ, что этотъ памятникъ древняго литовско-русскаго права, въ эпоху созданія Уложенія, совсѣмъ уже и пе былъ новымъ для насъ источникомъ права, на который слѣдовало бы указать отдѣльно. Извѣстно, что Ли­товскій Статутъ началъ усвоиться нашею практикой гораздо раньше созданія Уложенія, доказательствомъ чему служатъ тѣ-же „Указныя книги Приказовъ". Такъ, до насъ дошли нѣ­которыя „дополнительныя" статьи ко 2-му Судебнику, прямо взятыя изъ Литовскаго Статута (онѣ сохранились въ такъ наз. „эрмитажномъ сборникѣ дополнительныхъ къ Судебнику статей1'), такъ что комиссія Одоевскаго, дѣ­лая указанное ей сличеніе старыхъ Судебниковъ съ но- в ымъ законодательнымъ матеріаломъ, появившимся послѣ нихъ, нашла нѣкоторыя части Литовскаго Статута въ „Указныхъ кни­гахъ приказовъ", уже р е ц е п и р о в а н н ы м и (т. е. восприня­тыми въ переводѣ и измѣненными, согласно съ нѣкоторыми особенностями нашего быта), чѣмъ и воспользовалась. Иначе трудно представить себѣ, какъ могла-бы эта комиссія успѣть сдѣлать переводъ статей Статута въ короткій срокъ ея работы, если-бъ рецепція ихъ не была сдѣлана раньше. Съ внутренней точки зрѣнія, возможность широкаго заимствованія началъ Ли­товскаго Статута въ такомъ строго-національномъ па­мятникѣ, какъ Уложеніе, объясняется тѣмъ, что этотъ Статутъ былъ, по существу своему, сборникомъ древняго русскаго обычнаго права, общаго всей Руси — восточ­ной п западной. Это право господствовало также и па Литвѣ до ХѴі вѣка. Доказательствомъ этого служитъ не только рус­скій языкъ памятника, въ которомъ, впрочемъ, много поло­низмовъ, по еще болѣе сравненіе его содержанія съ памятниками нашего древняго обычнаго права, открывающее здѣсь глубокое національное единство между ними. Это единство особенно сказывается относительно такъ наз. первой р е д а к - ц і и Литовскаго Статута отъ 1529 года, составленной и о р у с - ски (и уже потомъ переведенной на польскій языкъ), задолго до соединенія Литвы съ Полыней, тогда какъ въ третьей ре­дакціи 1588 г. уже болѣе ясно видно польское вліяніе. Такимъ образомъ Лит. Статутъ, не будучи новымъ источникомъ для времени Уложенія, вошелъ въ послѣднее съ нѣкоторою пере­работкою, черезъ дополнительныя статьи, записанныя въ Указныхъ книгахъ Приказовъ.

Отмѣтимъ нѣсколько характерныхъ особенностей по вопросу о заимствованіи изъ Литовскаго Статута. По вѣрному замѣчанію проф. Вл.-Буданова, отношеніе Уложенія къ Л. Статуту есть „от­ношеніе свободное“. Здѣсь видимъ именно то здравое, на нашъ взглядъ, отношеніе къ чужому, смыслъ котораго заклю­чается въ томъ, что законодатель, не чуждаясь хорошаго чужого, дорожитъ и своимъ добрымъ. Рецепція Статута не есть рабское заимствованіе, а творческая работа мысли, при которой законодательный матеріалъ сознательно переработывается, со­гласно съ мѣстными условіями. Вотъ почему въ Уложеніи едва можетъ изслѣдователь отыскать 2—3 статьи, въ которыхъ оно, слѣдуя буквальному смыслу Статута, перенесло необдуманно его постановленія къ намъ, что и отразилось на редакціи статей, весьма неясныхъ. Интересно, что у насъ нѣтъ ни малѣйшихъ нигдѣ въ исторіи указаній, чтобъ власть преднисывала употре­бленіе Л. Статута въ качествѣ источника права, до или при составленіи Уложенія. Имъ пользовались наши древніе юри­сты-дьяки сами, видя его близость по духу къ русскому праву. И Приказы наши съ удивительною тонкостію переработы- вали постановленія Статута, имѣвшія узко-сословный харак­теръ, или другіе недостатки. Извѣстно, напр., что начала древне-русскаго нрава, сохранившіяся въ Статутѣ, примѣнялись не ко всѣмъ, а только къ высшимъ классамъ литовско-русскаго государства, такъ что, въ сущности, Статутъ есть ничто иное, какъ „сумма шляхетскихъ правъ и привиллегій“. (Городской классъ Литовско-русскаго государства жилъ тогда по праву нѣмецкому, а сельскій былъ внѣ воздѣйствія Ста­тута). Поэтому въ Статутѣ всѣ права имѣютъ узкую, сослов­ную окраску: такъ, напр., право личной неприкосно­венности — привиллегія только шляхтича („Каждый шлях­тичъ", гласитъ Статутъ, „подле права не позванный . . . . отъ насъ господара . . . иманъ и въ везенье быти не маетъ", т. е. каждый шляхтичъ, не вызванный въ судъ на основаніи права, не можетъ быть взятъ и посаженъ въ тюрьму отъ имени государя . . .). Уложеніе оказало-бы плохую услугу русскому праву, если-бы перенесло къ намъ изъ Статута сословный духъ его постановленій. Оно этого и не дѣлаетъ, то опуская одни постановленія, то передѣлывая другія по своему, для уничтоженія сословной окраских). Если, впрочемъ, авторы Уложенія не всегда умѣютъ освободиться отъ вліянія Статута, то, въ цѣломъ, здѣсь

1) Вотъ одинъ изъ наглядныхъ примѣровъ: Статутъ, поста­новляя о безчестіи, словомъ или дѣйствіемъ, нанесенномъ кому-ни­будь „на государевомъ дворѣ" или въ его палатахъ, говоритъ такъ: „уставуемъ кгды-бы кто, будучи при дворѣ нашомъ, а не пова- жаючнпристойне зверхности нашего м а e е т а т у (т. е.

замѣчается улучшеніе, выражающееся, между прочимъ, въ томъ, что Уложеніе обобщаетъ казуистичность Статута, старается избѣжать мотивированія закона и т. д. Интересно также отмѣ­тить, что постановленія Статута, взятыя сначала дьяками почти въ дословномъ переводѣ, въ Уложеніи сильно измѣняются, какъ по формѣ, такъ и по содержанію[223][224]). Но и при заимствованіяхъ формы Статута, сказывается рельефно творчество мысли авто­ровъ Уложенія. Такъ, напр., въ гл. V Уложенія говорится вмѣстѣ о двухъ совершенно разнородныхъ преступле­ніяхъ — дѣланіи фальшивой монеты и подмѣсп мастерами въ благородные металлы неблагородныхъ. Уложеніе, слѣдуя здѣсь прямо Статуту, ставитъ ихъ рядомъ, но, однако, вопреки Статуту, назначаетъ за нихъ различныя, по строгости, на­казанія (за прибавку въ мѣдныя и серебряныя монеты олова и свинпа — залитіе горла расплавленнымъ металломъ; а за при­бавку ихъ въ золотыя и серебрянныя вещи частныхъ лицъ — битье кнутомъ). Статутъ же, смотря на то и другое переступ- леніѳ, какъ на однородныя, за оба назначаетъ смерт­ную казнь чрезъ залитіе горла. Очевидно, юридическій анализъ Уложенія уже выше, ибо дѣланіе фальшивой монеты и подмѣсь мѣди, или олова, въ золотыя и серебряныя вещи — совершенно разныя преступленія. Статутъ смѣшалъ ихъ изъ излишняго вниманія къ матеріальному составу преступ­ленія. Подобныхъ примѣровъ можно привести нѣсколько, хотя, съ другой стороны, справедливость требуетъ сказать, что нѣ­которыя статьи Уложенія представляютъ въ себѣ неясности, недомолвки и т. д., именно вслѣдствіе редакціонныхъ ошибокъ его составителей, неумѣвшихъ почему-либо справиться съ сво­имъ источникомъ.

Литовскій Статутъ: |

(Роздѣлъ XI, арти­кулъ 7).

Уставуемъ — кгды бы сынъ, або дочка отца, матку або свою, умы- сльне . . . забилъ .. . смертью ганебною (т. е. постыдною), ма­етъ каранъ быти: по рын ку возячи, кле­щами телоторгатп (т. е. рвати), а потомъ въ мехъ скураный (шкурный), всадив­шивъ него пса, ку­ря, котку, и тое все посполу (всѣхъ вмѣ­стѣ) въ мехъ вса­ди в ш и, нзшитьн где наглубейдо воды спустити.

Дополнит. статьи :

(16 ст.)

Кто убьетъ до смер­ти отца или матерь... и тому сыну муку: въ торгу его во­зити и тѣло кле­щами рвати, и по тому (т. е. по­томъ; посадити на него собаку, куря и ужа, и ко­та и, т о в с е в м ѣ - стѣ собравши съ нимъ, въ водѣ затопити. А кото­рая дочь отца убьетъ пли матерь, указъ тотъ же.

Заканчивая обзоръ источниковъ Уложенія, сдѣлаемъ изъ всего вышесказаннаго общее заключеніе. Изучаемый памятникъ по своимъ источникамъ есть памятникъ національнаго, исторически-сложившагося права. Не чуждаясь заимствованій, онъ относится къ нимъ не рабски-пассивно, — что такъ часто бываетъ потомъ, въ эпоху преобразованія, — а сознательно претворяетъ ихъ въ нормы, прямо пригодныя къ тогдашней нашей жизни. Изъ чужихъ источниковъ онъ болѣе всего беретъ изъ источника славяно-русскаго, какимъ является Статутъ; затѣмъ — изъ Кормчихъ. Изъ своихъ — въ широ­кихъ размѣрахъ пользуется вѣковою практикою высшаго законо­дательнаго органа московскихъ государей — именно практикою Б. Думы. Эта практика регулируется жизненными потребно­стями, какъ ими же регулируются и челобитья выборныхъ 3. Собора, повліявшія на Уложеніе. Въ результатѣ отъ сочетанія

этихъ источниковъ создался памятникъ, непотерявшій, въ нѣко­торыхъ частяхъ, своего практическаго значенія цѣлые вѣка, хотя, съ другой стороны, и непринадлежавшій къ тѣмъ кодексамъ, которыя двигаютъ впередъ и рѣзко видоизмѣняютъ жиз­ненныя отношенія, подчиняя ихъ своимъ новымъ началомъ. Система С. Уло- Обращаемся къ системѣ памятника и его содер- женія и его со- жанію. Съ внѣшней стороны Уложеніе предста- держаніе. вляетъ собою болѣе порядка, чѣмъ это замѣчается въ какомъ-либо изъ предшествующихъ памятниковъ. Авторы его дѣлаютъ, вопервыхъ, попытку раздѣлитъ весь законодатель­ный матеріалъ на отдѣльныя главы, трактующія объ из­вѣстныхъ однородныхъ вопросахъ, а главы подраздѣляютъ уже на статьи; затѣмъ они располагаютъ этотъ матеріалъ по степени его важности. Такъ, 1-ая глава говоритъ о преступ­леніяхъ противъ вѣры и церкви (она имѣетъ въ подлинникѣ надписаніе — „о богохульникахъ и церковныхъ мятежникахъ41), а слѣдующія 4 — о различныхъ спеціальныхъ видахъ государ­ственныхъ предступленій и т. д.[225]) Съ современной научной точки зрѣнія на юридическую классификацію, уже эти 5 главъ не выдерживаютъ критики, такъ какъ не выдерживаютъ един­ства дѣленія: въ первой выдѣленъ въ цѣлую главу отдѣль­ный родъ преступленій; слѣдовало бы ожидать, что вторая глава будетъ посвящена одному роду преступленій — государ­ственныхъ, и уже сама будетъ подраздѣлена на нѣсколько отдѣловъ по видамъ этихъ преступленій; однако, авторы Уложенія, для этихъ видовъ однороднаго преступленія, понадѣ­лали особыя главы (что, впрочемъ, понятно, если принять во вниманіе ихъ тенденцію — оттѣнить этп виды, какъ можно яснѣе). Затѣмъ ѴІІ-ая глава „о службѣ ратныхъ людей44, какъ и нѣкоторыя другія главы, является, повидимому, по­пыткой систематизаціи въ одномъ мѣстѣ всего однороднаго матеріала, тогда какъ другія главы н е выдерживаютъ этой систематизаціи вовсе. Отсюда получается та особенность, что нѣкоторыя главы Уложенія очень спеціальны (и не ве­лики поэтому по объему, какъ напр., Ѵ-ая глава „о денежныхъ мастерахъ, дѣлающихъ воровскія деньги44, состоящая всего изъ 2-хъ статей): другія-же — очень общи и сосредоточиваютъ въ себѣ громаднѣйшій матеріалъ по разнороднѣйшимъ отраслямъ права. Такова знаменитая, по обширности и важности, Х.-ая глава, кратко озаглавленная „О судѣ41 и состоящая изъ 287 статей (т. е. около трети всего Уложенія, въ которомъ 963

статьи[226]). Въ этой характерной главѣ мы находимъ постановле­нія по праву уголовному, гражданскому, не говоря уже о судопроизводствѣ и судоустройствѣ. Ея обширность заста­вляетъ думать, что, по крайней мѣрѣ, вопросы судопроизводства и судоустройства, которымъ она посвящаетъ наиболѣе вниманія, вполнѣ исчерпаны въ ней, но они разработываются и въ дру­гихъ послѣдующихъ главахъ. Невыдержанностью систематизаціи законодательнаго матеріала, по отдѣльнымъ отраслямъ права, объясняется и тотъ фактъ, что, несмотря на то, что въ Уло­женіи есть главы, по заглавіямъ своимъ, спеціально посвя­щенныя, напр., уголовнымъ преступленіямъ и наказаніямъ за нихъ, недостаточно, однако, изучить ихъ, чтобы понять ка­рательную систему памятника, потому что почти въ каждой главѣ есть въ свою очередь статьи уголовнаго характера[227]). Оговариваемся, впрочемъ, что, судя такъ о системѣ Уложенія, мы прилагаемъ современную мѣрку къ. кодексу, чтобы на отсту­пленіяхъ отъ нея показать, какъ надо относиться (если придется изучать памятникъ) къ его матеріалу и гдѣ искать из­вѣстные отдѣлы законовъ. Съ историко-научной точки зрѣнія, однако, оцѣнить правильно систему извѣстнаго памятника можно только, разсмотрѣвъ, во-1-хъ, его отношеніе къ предыдущимъ, но времени, памятникамъ, во 2-хъ, сообразивъ всѣ тѣ цѣли, которыя преслѣдовали составители, распредѣляя такъ или иначе матеріалъ, и наконецъ, изучивъ, въ 3-хъ, тѣ средства, какія были у нихъ подъ руками. Дѣлая первое, т. е. сравнивая внѣшнюю систему Уложенія съ предшествующими нашими сборниками, мы видимъ, что оно неизмѣримо выше ихъ всѣхъ; Судебники, напр., по замѣчанію пр. Сергѣевича, представляютъ ворохъ статей, безъ всякаго порядка соединенныхъ въ одно цѣлое. Вѣчевыя грамоты дошли до насъ въ очень несовершен­номъ, по внѣшности, видѣ и потому тоже не выдерживаютъ сра­вненія съ Уложеніемъ. Другіе памятники носятъ характеръ спеціальныхъ уставовъ по одному отдѣлу права, а потому для своихъ составителей и не представляли такихъ затрудненій, какія были при редакціи такого общаго, по содержанію, па­мятника, какъ Уложеніе. Обращаясь къ изученію средствъ,

какія имѣли въ рукахъ'составители Уложенія, надо сказать, что въ литературѣ нашей далеко не-единообразно рѣшенъ вопросъ, почему составители держались той или иной системы. Несо­мнѣнно, однако, что на систему Уложенія очень вліяло состоя­ніе тѣхъ источниковъ, на которыхъ оно основывалось, т. е. именно тѣхъ средствъ, на которыхъ строился памятникъ. Не относясь вполнѣ пассивно къ этимъ средствамъ, составители вносили кое-гдѣ въ памятникъ и свои цѣли. Такъ, жертвуя единству и правильности классификацій, они сознательно, выдѣляли, напр., рядъ отдѣльныхъ видовъ государствен­ныхъ преступленій въ самостоятельныя рубрики, чѣмъ хо­тѣли рѣзче выдвинуть ихъ значеніе. Говоримъ „с о з и а т е л ь н о“ потому, что составители Уложенія имѣли предъ собою Литовскій Статутъ, гдѣ отдѣльные виды политическихъ преступленій пере­числены вмѣстѣ, или градскіе законы, гдѣ соединены въ особомъ титулѣ всѣ постановленія о преступленіи и наказаніи, у насъ разбросанныя по отдѣльнымъ главамъ. Далѣе. Намъ уже из­вѣстно. какой богатый и готовый мате,ріалъ нашли составители въ „Указныхъ книгахъ Приказовъ'1. Неудивительно, что матеріалъ отдѣльныхъ приказовъ далъ и содержаніе отдѣльнымъ главамъ (такъ напр., весьма вѣроятно, что ѴІІ-ая глава „о ратныхъ людяхъ" составлена по Указной книгѣ „Разряда" или „Раз­ряднаго Приказа", вѣдавшаго военное дѣло). А такъ какъ вѣдомство Московскихъ Приказовъ представляло собою смѣ­шеніе разнообразныхъ функцій, то это отразилось на ихъ Указныхъ книгахъ, а затѣмъ и на Уложеніи. Пояснимъ ска­занное примѣромъ. Хотя въ Москвѣ въ раздѣленіяхъ нѣкото­рыхъ Приказовъ уже и видно пониманіе той мысли, что отдѣль­ные роды государственныхъ дѣлъ должны вѣдаться отдѣльными учрежденіями (почему и существовали Приказы — военные, финансовые, судебные, дворцовые и т. д.), однако, эта мысль проводилась невполнѣ послѣдовательно. Во первыхъ, въ при­казномъ устройствѣ невполнѣ отдѣлялась власть административ­ная отъ судебной. Приказы вѣдаютъ не только управленіе отдѣльнымъ родомъ дѣлъ (военныхъ, гражданскихъ и т. д.), но и судятъ лицъ, находившихся въ ихъ вѣдѣніи. Аптекарскій Приказъ, напр., нетолько вѣдаетъ врачебную часть, но и раз­сматриваетъ всѣ судебныя дѣла о врачахъ и аптекаряхъ. Стрѣ­лецкій Приказъ завѣдуетъ нетолько вооруженіемъ, содержаніемъ и вообще управленіемъ стрѣльцами, во и судитъ стрѣльцовъ во всѣхъ дѣлахъ, кромѣ разбоя и воровства съ поличнымъ. Есть Приказы (именно областные), которые утверждаются для за­вѣдыванія цѣлою областью безъ всякаго раздѣленія пред­метовъ вѣдомства; они въ данной мѣстности творятъ и судъ, и завѣдуютъ войскомъ, и подати собираютъ и т. д. Понятно,

22

какъ должно было отразиться на системѣ Уложенія это об­стоятельство: „Указныя книги Приказовъ", повліявшія на из­вѣстныя его главы, содержали, — каждая въ отдѣльно­сти, — и административное, и уголовное, и гражданское право, и процессуальныя нормы, которыя поэтому явились и въ Уложеніи разбросанными. Такъ, памятникъ отразилъ въ себѣ состояніе взглядовъ вѣка на раздѣленіе функцій власти, несогласное съ нашимъ теперешнимъ взглядомъ на это раздѣленіе. Система па­мятника отразила въ себѣ также различіе источниковъ, на кото­рыхъ было основано Уложеніе. Напр., ХХІ-ая глава Уложенія трактуетъ „о разбойныхъ и татиныхъ дѣлѣхъ“ и о наказаніяхъ за нихъ, а ХХІІ-ая глава — о томъ, „за какія вины кому чинити смертная казнь"[228]). Казалось бы, система требовала составленія изъ этихъ 2-хъ главъ одного общаго отдѣла о преступленіяхъ и наказаніяхъ, но авторы Уложенія не поступаютъ такъ по отно­шенію къ XXI и XXII гл. и не поступаютъ потому, что первая со­ставилась изъ Указной книги Разбойнаго Приказа, вѣдавшаго разбои и кражи, вторая — взята изъ Литовскаго Статута[229]), и, вѣроятно, обѣ выдѣлены составителями именно потому, что онѣ заимствованы изъ разныхъ источниковъ.

Переходя къ краткому обзору содержанія Уложенія, ука­жемъ также на нѣкоторыя общія его черты.

Первое условіе, какое наше понятіе о законѣ предписы­ваетъ его редакціи, есть опредѣленность его постановленій. Если извѣстное дѣяніе преступно и наказуется кодексомъ, то кодексъ долженъ точно и опредѣленно выразиться, какъ ивъ какой мѣрѣ, сообразно извѣстной степени приступ­ности и другимъ условіямъ, оно наказуется. Но, изучая Уло­женіе, нерѣдко встрѣчаешь въ немъ такія мѣста: за извѣстное преступленіе, обозначенное въ кодексѣ, предписывается, напр., преступника „сослати, куда государь укажетъ", „вкинути въ тюрьму, насколько (времени) государь укажетъ", „чинити ему жестокое наказаніе, что государь укажетъ", или „въ тюрьму посадити до государева указу" (говорится о лицахъ, взявшихъ посулъ на имя судьи), и т. д. Эта неопредѣленность очень характерна для понятія сущности законодательной дѣя­тельности Московскихъ государей. Въ Москвѣ законодательныя нормы не слагаются еще по началамъ какой-либо теоріи, не

•создаются путемъ умозрѣнія; тамъ право нерѣдко создается еще путемъ обычая, путемъ рѣшенія отдѣльныхъ случаевъ, изъ коихъ уже впослѣдствіи только возникаетъ общая норма. Такихъ общихъ нормъ для рѣшенія однородныхъ вопросовъ уже много въ правѣ Московскаго государства, но право это все еще находится въ періодѣ сложенія, при которомъ усмотрѣніе законодателя, при рѣшеніи отдѣльнаго случая, все еще имѣетъ большое зна­ченіе. Общему Уставу предшествуетъ практика по отдѣль­нымъ юридическимъ случаямъ, и регулированія этой практики московское правительство какъ-бы не хочетъ еще выпустить изъ своего непосредственнаго вѣдѣнія. Несомнѣнно, въ этомъ была и своя хорошая, и дурная сторона; во всякомъ случаѣ эта неопредѣленность — черта не совсѣмъ еще созрѣвшаго за­конодательства. Далѣе. Читая Уложеніе, нерѣдко встрѣчаешь, рядомъ съ юридическимъ опредѣленіемъ состава преступле­нія и наказаніемъ за него, такія выраженія: бить кнутомъ, чтобъ инымъ такимъ неповадно было (X, ст. 252); „а кого онъ убьетъ (говорится о хозяинѣ дома, убившемъ на­падавшаго на него въ состояніи необходимой обороны), и ему того убійства въ вину не ставити: не пріѣзжай на чужой домъ насильств омъ“ (X, 200). Или статья, запрещающая по­давать царю и высшимъ духовныхъ лицамъ, челобитья въ церкви, заканчивается словами: „Христіаномъ подобаетъ въ церкви Божіи стояти и молитися со страхомъ, а не земная мыслити" (I, 8). Здѣсь, какъ и въ другихъ мѣстахъ Уложенія, мы ви­димъ, что законодатель, во 1-хъ старается мотивировать свои постановленія, чего современные кодексы старательно избѣгаютъ, и во 2-хъ, онъ морализируетъ, читаетъ нравственныя сентенціи; иначе говоря, въ памятникѣ не очень строго еще различается право и нравственность (почему иногда, здѣсь преступленіе назы­вается грѣхомъ, а преступникъ— „забывателемъ закона Божія"г).

1) Содержаніе Соборнаго Уложенія, по главамъ, слѣдующее: глава I) „о богохульникахъ и о церковныхъ мятежникахъ" (9 статей); гл. II) „о государской чести и какъ его государское здоровье обере- гати“ (22 ст.); гл. III) „о государевѣ дворѣ, чтобъ на государевъ дворѣ ни отъ кого никакого безчинства и брани не было" (9 ст.); гл. IV) „о подгппцикѣхъ и которые печати поддѣлываютъ" (4 ст.); V) „о денежныхъ мастерѣхъ, которые учнуть дѣлати воровскія деньги" (2 ст.); гл. VI) „о проѣзжихъ грамотахъ въ иныя государства" (6 ст.); гл. У II) „о службѣ всякихъ ратныхъ людей Московскаго государства" (32 ст.); гл. VIII) „о искупленіи плѣнныхъ" (7 ст.); гл. IX) „о мытахъ и о перевозѣхъ и о мостахъ" (20 ст.); гл. X) „о судѣ" (287 ст.); гл. XI) „судъ о крестьлнѣхъ" (34 ст.); гл. XII) „о патріаршихъ приказныхъ и о всякихъ людѣхъ, что на нихъ судъ даватн на патріаршемъ дворѣ" (3 ст.); гл. XIII) „о Монастырскомъ Приказѣ" (7 ст.); гл. XIV) „о крест­номъ цѣлованіи" (10 ст.); XV) „о вершеныхъ дѣлѣхъ" (5 ст.); гл. XVI) „о помѣстныхъ земляхъ" (69 ст.); гл. XVII) „о вотчпнахъ" (55 ст.);

90*

Перейдемъ въ заключеніе къ краткому об- Новоуказныя ЭОру законодательства, явившагося послѣ созда­нія Уложенія до XVIII вѣка. Законодательная дѣя­тельность въ Московскомъ государствѣ не остановилась съ изда­ніемъ С. Уложенія. Жизнь шла впередъ, а потому ея движеніе отражалось и на законодательствѣ. На время отъ 1649 г. до единодержавнаго царствованія Петра В. (т. е. до 1696 г.) при­ходится отмѣтить, продолжая только внѣшній обзоръ исторіи источниковъ, какъ нѣсколько важныхъ общихъ памятниковъ права, гакъ и весьма много важныхъ от­дѣльныхъ узаконеній. Эти отдѣльныя узаконенія, явив­шіяся съ 1649 по 1696 гг„ въ исторіи нашего права носятъ общее названіе „Новоуказныхъ статей". Въ нихъ мы видимъ нетолько дальнѣйшее развитіе началъ Соборнаго Уложенія, но и весьма явное прогрессивное движеніе, усили­вающееся вообще у насъ передъ эпохой преобразованія. Къ сожалѣнію, вопросъ объ отношеніи „Новоуказныхъ статей" къ Петровскому законодательству мало еще изслѣдованъ. Всѣхъ ихъ считается 1535 статей (ими наполнены I—II томы, а также половина ІІІ-яго тома I „Полнаго собранія Законовъ Россійской имперіи", гдѣ онѣ помѣщены вслѣдъ за С. Уложеніемъ). И количество, и качество этихъ всѣхъ статей даетъ намъ право вы­вести то заключеніе, что во 2-ой половинѣ XVII в. уже ясно чувствовалась необходимость реформъ, почему большая часть „Новоуказныхъ статей" имѣетъ характеръ не только дополненія, но и дальнѣйшаго развитія и видоизмѣненія началъ Уложенія. Исторія ихъ образованія такова-же, какъ и дополнительныхъ ко II Судебнику статей. При неясности, неполнотѣ или даже отсутствіи закона, Приказы, черезъ начальствующихъ въ нихъ лицъ, входили съ докладомъ къ государю п его Б. Думѣ, въ кото­рой уже и давалось разрѣшеніе даннаго случая (Улож., гл. X, 2). Часто докладъ составлялся изъ нѣсколькихъ вопросовъ, или „статей", ждавшихъ себѣ законодательнаго разрѣшенія. Такимъ путемъ развивалось право въ Московскомъ государствѣ въ про­межуткахъ между изданіями кодексовъ. Общая характерная черта названныхъ статей — ихъ казуистичность. Въ I. Поли. Собр. Законовъ мы встрѣчаемъ указанія на такія „Новоуказныя статьи", которыя являются прямо отдѣльными рѣшеніями Б. Думы на частные случаи, причемъ даже не исчезли изъ статей

гл. XVIII) „о печатныхъ пошлинахъ" (71 ст.); гл. XIX) „о посадскихъ людяхъ" (40 ст.); гл. XX) „о холопьѣ судѣ" (119 ст.); гл. XXI) „о разбой­ныхъ и татиныхъ дѣлѣхъ (104 ст.); гл. XXII) „указъ за какія вины кому чинити смертная казнь и за какія вины смертію не казнити, а чинити наказаніе (26 ст.,);гл. XXIII) „о стрѣльцахъ" (3 ст.); гл. XXIV „о атаманѣхъ и казакахъ" (2 ст.); гл. XXV) „о корчмахъ" (21 ст.).

имена тѣхъ лицъ, дѣла коихъ разрѣшались. Мы бы могли при­нять ихъ за отдѣльныя судебныя рѣшенія, если-бъ не знали, что эти рѣшенія постановлялись въ собраніи съ такимъ законода­тельнымъ характеромъ, какъ Б. Дума и если-бъ въ нихъ не было, обыкновенно, прибавленія, что-де рѣшеніе по данному дѣлу должно имѣть впредь значеніе руководства для всѣхъ анало­гическихъ случаевъ. Кромѣ этого вида „Новоуказныхъ статей11, казуистичныхъ по формѣ, надо отмѣтить еще нѣсколько общихъ уставовъ и наказовъ, изданныхъ отъ имени самого государя. На время царствованія Алекс. Мих. приходится нѣ­сколько такихъ уставовъ и наказовъ. Назовемъ здѣсь наказъ „о городскомъ благочиніи*1, отъ 6 апрѣля 1649 г., въ которомъ излагаются мѣры для защиты Москвы отъ пожаровъ, а также мѣры для предупрежденія грабежей, кормчества, публичнаго разврата и всякихъ уличныхъ безпорядокъ. Въ томъ-же году были изданы „Новоуказныя статьи о татебныхъ, разбойныхъ и убійственныхъ дѣлѣхъ“; въ 1667 г. — такъ называемый „Ново­торговый уставъ"1 и др. Два послѣдніе памятника очень важны: — 128 статей „о татебныхъ, разбойныхъ и убійственныхъ дѣлѣхъ11 являются дальнѣйшимъ развитіемъ и видоизмѣненіемъ главъ XXI и XXII Уложенія и показываютъ намъ, какъ быстро шла жизнь, если уже черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ изданія Уложенія понадобилось вновь пересмотрѣть уголовное право Уложенія. Интересно также, что заимствованіе изъ градскихъ законовъ здѣсь не уменьшается, хотя суровость наказанія смяг­чается. Н о в о т о р г о в ы й уставъ, является не только самымъ важнымъ памятникомъ второй половины XVII в., но и замѣча­тельнымъ памятникомъ нашего финансоваго права вообще. Онъ былъ изданъ вслѣдствіе челобитья „Московскаго Государства гостей и гостинныхъ сотенъ и черныхъ сотенъ торговыхъ людей11, которые жаловались царю на то, „что пріѣзжіе иноземцы без­страшно учали товары худые, поддѣльные... въ Москву и въ городы привозить и Русскимъ торговымъ людямъ въ заповѣдѣхъ и въ промыслѣхъ многіе убытки чинить11. Изданный въ удо­влетвореніе временныхъ нуждъ, Ловоторговый уставъ имѣетъ, однако, важное значеніе по тѣмъ общимъ мѣрамъ, которыя предпринимаются въ немъ для поднятія какъ торговли, такъ и значенія торговаго класса. Творцемъ этихъ мѣръ, приведенныхъ вполнѣ въ исполненіе только вѣкомъ спустя, надо считать одного изъ замѣчательнѣйшихъ людей XVII в. на Москвѣ, именно А. Л. Ордина-Нащокина. Enj;e будучи въ 1665 г. воеводою въ Псковѣ, Ординъ-Нащокинъ предложилъ устраивать тамъ по 2 ярмарки въ годъ, во время которыхъ-бы жители могли торговать без­пошлинно съ иностранцами. Предлагая это, Нащокинъ исходилъ изъ той мысли, „что во всѣхъ государствахъ славны тѣ торги,

которые учинены безъ пошлинъ", и что, слѣдовательно, торговля будетъ развиваться въ нихъ быстро и безпрепятственно, между тѣмъ какъ въ Московской Руси, при обиліи мелкихъ и раз­нообразныхъ пошлинъ съ товаровъ, внутренняя торговля была затруднена. Затѣмъ онъ пошелъ еще далѣе, предложивъ устроить выборное изъ гражданъ городское управленіе для суда по торговымъ дѣламъ. Этотъ порядокъ, однако, не долго существовалъ во Псковѣ, но Нащокинъ провелъ свою замѣчатель­ную мысль въ Новоторговомъ уставѣ, предполагая устроить осо­бый Приказъ, который вѣдалъ-бы исключительно торговыя дѣла.[230])

Изъ „Новоуказныхъ статей", слѣдующаго царствованія надо отмѣтить важныя, для вопроса о землевладѣніи, статьи „о по­мѣстьяхъ" 1676 года и „о помѣстьяхъ и вотчинахъ" 1677 года, созданныя главнымъ образомъ подъ вліяніемъ челобитій. Изъ приговоровъ 3. Соборовъ — приговоръ объ уничтоженіи мѣст­ничества 1682 г. На царствованіе Іоанна и Петра Алексѣевичей (1682-—96 гг.) относится нѣсколько узаконеній по судоустройству и судопроизводству и особенно „Писцовый Наказъ" 1684 г.'[231]), гдѣ даются подробныя правила по вопросу о межеваніи вотчинъ и помѣстій, лѣсовъ, пустыхъ земель и пр. Новоуказныя статьи завершаютъ движеніе законодательства Московскаго государства.

<< | >>
Источник: УЧЕБНИКЪ ИСТОРІИ РУССКАГО ПРАВА (Пособіе къ лекціямъ) А.Н. Филиппова. Часть I. 1914г.. 1914

Еще по теме Глава ѴІ. Соборное Уложеніе. Новоуказныя статьи:

  1. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Саруханова Измира Керимхановича на нарушение его конституционных прав пунктом 4 части третьей статьи 49, частью второй статьи 53, пунктом 6 части четвертой статьи 56 и частью пятой статьи 189 Уголовно­процессуального кодекса Российской Федерации, частями 1 и 2 статьи 6 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» Определение от 2
  2. По жалобе гражданина Карелина Михаила Юрьевича на нарушение его конституционных прав положениями подпункта 6 пункта 1 статьи 23 и пункта 1 статьи 93 Налогового кодекса Российской Федерации, пункта 1 статьи 8 и пункта 3 статьи 18 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»
  3. Соборное Уложение 1649 г.
  4. Уголовное право в Соборном Уложении
  5. 27) СОБОРНОЕ УЛОЖЕНИЕ 1649г., общая ХАРАКТЕРИСТИКА
  6. 29) Уголовное право по СОБОРНОМУ УЛОЖЕНИЮ 1649г.
  7. 28) Правовой статус населения Московской Руси XVIIв. По СОБОРНОМУ УЛОЖЕНИЮ
  8. МЕТОДИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ ПО РЕАЛИЗАЦИИ ПРАВ АДВОКАТА, ПРЕДУСМОТРЕННЫХ ПУНКТОМ 2 ЧАСТИ 1 СТАТЬИ 53, ЧАСТЬЮ 3 СТАТЬИ 86 УПК РФ И ПУНКТОМ 3 СТАТЬИ 6 ФЕДЕРАЛЬНОГО ЗАКОНА «ОБ АДВОКАТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И АДВОКАТУРЕ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ»
  9. По делу о проверке конституционности пункта 7 части второй статьи 29, части четвертой статьи 165 и части первой статьи 182 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой граждан А. В. Баляна, М. С. Дзюбы и других
  10. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Боровкова Александра Александровича на нарушение его конституционных прав статьей 53, частью третьей статьи 412.5, частью первой статьи 412.9 и пунктом 2 части второй статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации
  11. Об отказе в принятии к рассмотрению жалоб граждан Гольдмана Александра Леонидовича и Соколова Сергея Анатольевича на нарушение их конституционных прав статьей 29, пунктом 3 части второй статьи 38, пунктами 2 и 3 части третьей статьи 56 и пунктом 1 части первой статьи 72 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации
  12. РАЗЪЯСНЕНИЕ № 06/17 КОМИССИИ ПО ЭТИКЕ И СТАНДАРТАМ ПО ВОПРОСАМ ПРИМЕНЕНИЯ ПУНКТОВ 5, 7 СТАТЬИ 18, ПУНКТА 1.1 СТАТЬИ 25 КОДЕКСА ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ЭТИКИ АДВОКАТА
  13. По жалобе некоммерческой организации «Коллегия адвокатов “Регионсервис”» на нарушение конституционных прав и свобод положениями пункта 1 статьи 93 и пункта 2 статьи 126 Налогового кодекса Российской Федераци
  14. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Бекова Магомеда Султановича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 50 и пунктом 3 части третьей статьи 56 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации
  15. По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно­процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В. И. Маслова
  16. Мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации К. В. Арановского по постановлению Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности пункта 7 части второй статьи 29, части четвертой статьи 165 и части первой статьи 182 Уголовно­процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой граждан А. В. Баляна, М. С. Дзюбы и других
  17. По делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами Общества с ограниченной ответственностью «Агентство корпоративной безопасности» и гражданина В. В. Макеева
  18. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Артамонова Михаила Артемовича на нарушение его конституционных прав частями первой и второй статьи 50 и пунктом 1 части первой статьи 51 Уголовно­процессуального кодекса Российской Федерации