<<
>>

Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации А. Л. Кононова по делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации

Представляется, что данное Постановление пошло по неправильному пути уже с самого начала, поскольку пред­мет дела был определен произвольно. Во-первых, из пред­мета исчезло ограничение, касающееся рассмотрения лишь той сферы юридических услуг, которая связана с защитой имущественных (частноправовых) интересов заказчика, что позволило привнести и гиперболизировать публичные эле­менты адвокатской помощи.

Во-вторых, в жалобах заявите­лей речь шла не о всяком вознаграждении, а только о том его виде, который определяется в процентах от выигранной суммы иска—так называемом условном гонораре, или гоно­раре успеха, что весьма существенно для правовой оценки. Наконец, в-третьих, формулировка о зависимости размера вознаграждения от будущего судебного решения изначально предвосхищает ошибочный вывод об отсутствии связи между качеством оказанных правовых услуг и достижением опреде­ленного успеха в судебном процессе этой деятельности.

В мотивировке Постановления Конституционный Суд Российской Федерации сталкивает между собой три, как он их называет, конституционные ценности: обязанность госу­дарства гарантировать юридическую помощь, самостоятель­ность и независимость судебной власти и свободу договора. Используя свой излюбленный прием «нахождения баланса» частных и публичных интересов, который вопреки критерию 141

статьи 2 Конституции Российской Федерации всегда почему- то приводит к предпочтению именно публично-государствен­ных мотивов, Конституционный Суд Российской Федерации и в данном случае оправдывает ими правомерность запрета гонорара успеха, сформировавшегося в судебной практике под влиянием толкования Высшего Арбитражного Суда Рос­сийской Федерации. Однако эти доводы весьма спорны, про­тиворечивы и могут быть подвержены критике.

Так, утверждая, что оказание юридических услуг имеет публично-правовое значение, Конституционный Суд Россий­ской Федерации опирается при этом на свою позицию, из­ложенную в Постановлении от 23 декабря 1999 года № 18-П, в котором говорилось о публично-правовых задачах адвокат­ской деятельности по обеспечению защиты прав и свобод, об их обязанности в определенных случаях участвовать в уго­ловном процессе по назначению или осуществлять льготное или бесплатное юридическое обслуживание социально неза­щищенных граждан.

Между тем все эти посылки не имеют универсального характера.

Характеристика публично-правовой стороны деятельности адвокатов в указанном Постановлении понадобилась Кон­ституционному Суду Российской Федерации исключительно в целях обоснования несоразмерности обязательных страхо­вых платежей и необходимости учета затрат на выполнение обязанностей, которые государство возложило на адвокатов, гарантируя право на получение квалифицированной юриди­ческой помощи в соответствии со статьей 48 Конституции Российской Федерации.

Ни в одном из своих решений до этого Конституционный Суд Российской Федерации не утверждал, что вся адвокат­ская деятельность и тем более всякое оказание юридических услуг имеют публично-правовое значение. Очевидно, это не так, когда юридические услуги оказываются в сфере частного права, при защите имущественных и иных частных интере­сов. Еще меньше оснований видеть публичный элемент не в статусе адвоката, а в характере соглашения, заключенного между адвокатом и доверителем. Статья 25 Федерального за­кона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Россий- 142

ской Федерации» прямо определяет это соглашение как граж­данско-правовой договор.

Наконец, Конституционный Суд Российской Федерации как-то упустил из виду, что правовую помощь и юридиче­ские услуги, в том числе путем судебного представительства, оказывают не только адвокат, но и многие субъекты частно­го права—юридические фирмы и организации, специально созданные для защиты бизнеса и оказания правовых услуг, частнопрактикующие юристы, не имеющие адвокатского ста­туса, иные лица, к которым не предъявляется особых квали­фикационных требований, но которые осуществляют важную функцию защиты прав и интересов доверителя по его сво­бодному выбору.

Между тем позиция Конституционного Суда Российской Федерации по поводу соотношения частного и публично­го, обязательных требований и свободы договора при судеб­ной защите имущественных прав была достаточно ясно вы­раженав Постановлении от 16 июля 2004 года № 15-П по делу о проверке конституционности части 5 статьи 59 АПК Российской Федерации, в котором Конституционный Суд Российской Федерации дисквалифицировал ограничения по представительству в арбитражном процессе для организаций и лиц, не относящихся к числу адвокатов.

Мотивы этого ре­шения весьма важны и для настоящего дела.

Особые, в том числе квалификационные, требования, предъявляемые к адвокатским образованиям, как отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, обусловле­ны публичным интересом, который имеет место в уголовном судопроизводстве в отношении представителей обвиняемого. Однако в гражданских правоотношениях, основанных на ра­венстве участников, свободе договора, недопустимости произ­вольного вмешательства кого-либо в частные дела, свободном установлении своих прав и обязанностей на основе договора, действуют диспозитивные начала. Принцип диспозитивности распространяется и на процессуальные отношения, связанные с рассмотрением в судах в порядке гражданского, арбитраж­ного и даже административного судопроизводства споров, вытекающих из осуществления организациями и гражданами предпринимательской и иной экономической деятельности.

143

Диспозитивность применительно к производству в арби­тражном суде означает, что арбитражные процессуальные от­ношения возникают, изменяются и прекращаются главным образом по инициативе непосредственных участников спор­ных материальных правоотношений, которые имеют воз­можность с помощью суда распоряжаться процессуальными правами и спорным материальным правом. Данное правило распространяется и на процессуальные отношения, возни­кающие в связи с выбором лицами, участвующими в деле, представителей для отстаивания своих интересов. В основе этих процессуальных отношений лежит гражданско-правовой договор между доверителем и выбранным им представителем.

Ограничение на выбор представителя в арбитражном суде не может быть оправдано вытекающим из статьи 48 (часть 1) Конституции Российской Федерации правом законодателя установить критерии квалифицированной юридической по­мощи. В действующей системе права государство, по суще­ству, не предъявляет особых требований к качеству и уров­ню юридической помощи представителя в арбитражном суде, что предполагает свободный выбор заинтересованными в за­щите своих имущественных прав лицами своего представи­теля и право обратиться помимо адвоката к другим лицам, способным, как они полагают, оказать квалифицированную юридическую помощь.

Иное фактически привело бы к по­нуждению их использовать только один способ защиты, что не согласуется со статьей 45 (часть 2) Конституции Рос­сийской Федерации. Такое ограничение вопреки статье 48 (часть 1) Конституции Российской Федерации значительно сузило бы возможность выбирать способ защиты своих ин­тересов, а также право на доступ к правосудию (статья 46 часть 1 Конституции Российской Федерации).

В этом же Постановлении Конституционный Суд Рос­сийской Федерации отмечает, что гарантируемые Конститу­цией Российской Федерации поддержка конкуренции, свобо­да экономической деятельности, признание и равная защита различных форм собственности, право каждого на свободное использование своих способностей и имущества для пред­принимательской и иной не запрещенной законом экономи­ческой деятельности, право каждого свободно распоряжаться 144

своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию (статьи 8, 34; статья 37 часть 1) создают право­вую основу для осуществления юридическими лицами и фи­зическими лицами — индивидуальными предпринимателями деятельности по оказанию юридических услуг.

Таким образом, ранее высказанные позиции Конститу­ционного Суда Российской Федерации однозначно свиде­тельствуют о том, что юридические услуги в указанной сфе­ре правовых отношений полностью охватываются частным правом и не могут быть ограничены известными причинами публичного характера. Более того, свобода договора в этой сфере как раз в наибольшей степени соответствует конститу­ционным целям защиты прав и интересов граждан и доступ­ности правосудия.

Свобода договора, утверждает Конституционный Суд Рос­сийской Федерации, имеет и объективные пределы, которые определяются основами конституционного строя и публич­ного правопорядка. Далее он поясняет, что он имеет в виду в данном деле. Речь идет о недопустимости распространения договорных отношений и лежащих в их основе принципов на те области социальной жизнедеятельности, которые свя­заны с реализацией государственной власти.

Категоричность подобного утверждения вызывает большие сомнения. А поче­му, собственно, недопустимо? Договор, соглашение, конвен­ции различного рода—это нормальный и вполне законный способ жизнедеятельности, в том числе взаимоотношений власти, общества и человека. Согласие стороны закреплено и во многих процедурных нормах и является основой многих процессуальных решений. Кроме того, подобное утверждение трудно перевести в контекст настоящего дела. Не полагает же Конституционный Суд Российской Федерации всерьез, что судебный орган является непосредственным участником или стороной в договоре возмездного оказания юридических услуг, а его решение и является предметом этого договора, что, очевидно, лежало бы за пределами правовой реальности.

Мнение же о том, что условие договора о выплате возна­граждения в определенном проценте или доле от суммы вы­игранного спора вмешивается в прерогативы суда и каким- либо образом посягает на самостоятельность и независимость 145

судебной власти, является глубоким заблуждением, основан­ным на ошибочном представлении, что судебный акт никак не связан с результатом состязания сторон и не зависит от их процессуальных действий и усилий. Аналогичным представ­ляется и суждение о договоре на выигрыш дела как о пари, поскольку оно предполагает, что решение суда достаточно произвольно и предсказуемо не более, чем шарик в рулетке (но тогда это проблема уже судебной, если не правовой си­стемы).

Представление, что то или иное разрешение имуществен­ного спора судом или иным юрисдикционным органом ни­как не связано с позицией, усилиями и участием в процессе юридического представителя интересов стороны по договору юридических услуг, противоречило бы назначению принци­па состязательного процесса (статья 123 часть 3 Конституции Российской Федерации) и обессмысливало бы саму потреб­ность в специальной юридической помощи. Именно сторо­ны и их представители в силу разграничения процессуальных функций с судом являются активной движущей силой состя­зательного процесса.

Сторона проявляет инициативу рассмо­трения дела в суде, несет бремя формирования доказатель­ственного материала, представляет свое суждение о фактах, обосновывает требования и возражения, высказывает мнение относительно оценки фактов и правовой квалификации спо­ра, активно отстаивает свои интересы.

Вполне естественно, что всякая правовая услуга и всякая юридическая помощь представляют интерес для заказчика не сами по себе,— они преследуют определенную цель и удов­летворяют потребность в данном случае в защите, восстанов­лении и удовлетворении его имущественных прав. Вполне естественно также, что эти последствия желаются заказчиком и воспринимаются им именно как результат оказания право­вой помощи. В противном случае не имелось бы оснований для традиционно принятых в практике и хозяйственном обо­роте различий в оценке вознаграждения юриста в зависимо­сти от его умения, профессиональных знаний, опыта, способ­ностей, уровня квалификации и предпринимаемых усилий по оказанию правовой помощи (услуг).

146

Трудно спорить с тем, что всякий выигрыш достоин воз­награждения. Очевидно, что наличие или отсутствие желае­мого судебного решения, удовлетворяющего права и инте­ресы заказчика, является для него определенной и наиболее убедительной оценкой качества услуг исполнителя и при от­сутствии других критериев — нормальным и законным услови­ем размера соответствующего вознаграждения по обоюдному согласию сторон. Полученные или сохраненные в результате оказания юридических услуг имущество или иные блага и яв­ляются очевидной целью договора, ради достижения которой заказчик готов пожертвовать определенной частью этого иму­щества в качестве вознаграждения. Очевидно, что судебный процесс — не единственный способ достижения этой цели. Достижение желаемого результата и зависимость от него раз­мера оплаты правовых услуг возможны и в иных формах: при добровольном удовлетворении требований и интересов заказ­чика, мировом соглашении или ином внесудебном урегули­ровании спора с участием и при правовой помощи юриста. Однако и в том и в другом случае природа правовых услуг очевидно одна и та же.

В качестве аналогии можно привести весьма распростра­ненные в сфере экономической деятельности так называемые коллекторские услуги по возвращению долгов и кредитов или антиколлекторские услуги по улаживанию конфликтов по по­воду неплатежей. Существуют юридические фирмы, специ­ализирующиеся в этом бизнесе. Среди юридических услуг возможно и судебное представительство. Однако независимо от характера и способов осуществления такой деятельности оплата услуг, согласно выработанной практике, как правило, определяется в процентах от полученной или сохраненной суммы имущества заказчика, что вполне объяснимо и целе­сообразно.

Таким образом, нет никаких оснований полагать, что само по себе принятие судом определенного решения могло бы пониматься сторонами договора услуг как предмет или результат оказания услуг. Гораздо более убедительно, что су­дебное решение воспринимается как оценка качества услуг, успеха или неуспеха предпринятых стороной действий и как юридический факт, с которым стороны связывают по догово- 147

ру условие выплаты вознаграждения за оказанные юридиче­ские услуги. Это не только не противоречит, но вполне со­ответствует правовой природе отношений по оказанию юри­дических услуг в сфере хозяйственного оборота и разрешения имущественных споров при помощи квалифицированного юриста.

Непризнание договоров юридических услуг, в которых вознаграждение определяется в процентах от суммы выигран­ного иска, и отказ от судебной защиты при таких условиях в судебной практике были сформулированы в известном Ин­формационном письме Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 29 сентября 1999 года № 48. По сути, такая позиция означает ограничение свободы дого­вора. Однако любое ограничение свободы договора как ос­новополагающего начала гражданского права требует, кроме конституционных критериев и формы такого ограничения (статья 55 часть 3 Конституции Российской Федерации), осо­бенно ясной и убедительной аргументации. Между тем ни оспариваемые положения статей 779 и 781 ГК Российской Федерации, ни какие-либо иные положения данного Кодекса сами по себе по их буквальному содержанию не устанавли­вают каких-либо ограничений возможности свободного вы­бора сторонами порядка расчетов, определения размера воз­награждения и условий его выплаты по договору возмездного оказания услуг, что признает и сам Конституционный Суд Российской Федерации.

Характерно, что, по свидетельству представителя Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, основным мо­тивом при объяснении судебной практики запрета условных гонораров было судейское убеждение о неразумности и не­соразмерности размера вознаграждения и неэквивалентности цены объему юридических услуг, как это представлялось суду в конкретных делах. Однако часть первая статьи 424 ГК Рос­сийской Федерации прямо определяет, что исполнение дого­вора оплачивается по цене, установленной соглашением сто­рон, и очевидно, что суду не предоставлено право пересма­тривать размер вознаграждения по собственному усмотрению или по мотивам социальной справедливости.

148

Это не исключает, однако, того, что суд на основе прин­ципов разумности и справедливости может оценить размер судебных издержек в части расходов на оплату услуг адвока­тов и иных лиц, оказывающих юридическую помощь (пред­ставителей), учитывая то, что проигравшая сторона, которая несет бремя возмещения судебных расходов, не могла являть­ся участником договора правовых услуг и никак не могла по­влиять на размер вознаграждения представителя другой сто­роны, достигнутой в результате свободного соглашения без ее участия. Этот вопрос, однако, является предметом ино­го — процессуального — урегулирования и не имеет прямого отношения к рассматриваемой проблеме, доказательством чего является то, что он не поднимался в настоящем процес­се и не упомянут в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации.

Наконец, последний аргумент, на который ссылается Конституционный Суд Российской Федерации, — это утверж­дение, что договор услуг так, как он определяется в пункте 1 статьи 779 ГК Российской Федерации, включает в предмет услуг только совершение определенных действий или осу­ществление определенной деятельности исполнителем и, сле­довательно, не включает достижение результата этой деятель­ности (такого, например, как выигрыш дела). Конституци­онный Суд Российской Федерации называет это почему-то императивным требованием закона о предмете данного до­говора, хотя на самом деле никакого императива эта норма не содержит. Даже по формальной логике: не упоминает —не значит исключает.

Теоретически считается, что договор услуг отличен от до­говора подряда тем, что последний исполняется достижени­ем определенного результата. Однако в правовой доктрине до сих пор существует сильное подозрение, что и в догово­ре услуг возможно соглашение о достижении определенного результата, хотя бы в виде некоторого нематериального эф­фекта. Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в упомянутом информационном письме признает и вполне материальные последствия исполнения договоров возмездного оказания юридических услуг—в виде, например, письменных консультаций и разъяснений, проектов догово-

ров, заявлений, жалоб и других документов правового харак­тера. А что более материально для заказчика, чем получение или неполучение с юридической помощью денежных сумм, имущества или иных материальных благ?

Глава 39 ГК Российской Федерации, регулирующая воз­мездное оказание услуг, носит достаточно общий типовой характер и лишь приблизительно очерчивает круг возможных видов услуг, который может быть весьма разнообразен. Юри­дические услуги, кстати, в этом перечне отсутствуют. В Фе­деральном законе «Об адвокатской деятельности и адвокату­ре в Российской Федерации» законодатель исключил перво­начальное указание на виды гражданско-правовых договоров (получение, услуги), заключаемых с клиентом, и это, видимо, не случайно. Природа таких отношений и сложившаяся прак­тика гораздо богаче правовых установлений. Дело в том, что в реальности юридические услуги могут представлять собой довольно разнообразный комплекс отношений, соединяющих признаки или элементы различных обязательств: работ, услуг, поручения, представительства и т. п. Юридическая квалифи­кация их и судебная оценка должны исходить не из формы и названия, а из сути и содержания тех правоотношений, ко­торые они создают.

Гражданский кодекс Российской Федерации не только не предусматривает здесь каких-либо препятствий, но прямо устанавливает, что физические и юридические лица приоб­ретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе. Они свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора и в определении любых не противоречащих законодательству условий договора (часть вторая статьи 1). Стороны могут заключать договор как пред­усмотренный, так и не предусмотренный законом или иными правовыми актами, а также договор, в котором содержатся элементы различных договоров (смешанный договор) (части вторая и третья статьи 421).

Вообще договор, называемый quota litis, т. е. исчисление вознаграждения адвоката в определенном проценте от иму­щества, о котором идет спор, давно известен и в мировой практике, и в российском дореволюционном праве. Счита­ется, что он весьма выгоден малообеспеченным истцам, по- 150

скольку облегчает им доступ к правосудию и, кроме того, стимулирует юриста выиграть дело и получить наибольшую компенсацию для клиента.

Вот что писал по этому поводу известный правовед К. К. Арсеньев в «Заметках о русской адвокатуре» (1875 год): «Нам кажется, что такой порядок вещей наиболее соответ­ствует жизни. Тяжущийся, проигравший дело, весьма часто не в состоянии оплатить своему поверенному даже самой небольшой суммы, или по крайней мере такая уплата была бы для него затруднительна и неприятна. Тяжущийся, вы­игравший дело, охотно готов уделить сравнительно боль­шую часть выигрыша тому, с помощью которого он полу­чил его...

Вознаграждение за труд определяется не только уси­лиями и временем, которых он стоил, но и результа­тами, к которым он привел, сообразно с ценностью тех интересов, охранению которых он содействовал. Размер его определяется свободным соглашением в соответствии с важностью дела для тяжущегося, приписывающего вы­игрыш дела, по крайней мере отчасти, таланту и усердию своего защитника.

Существование процентного вознаграждения представля­ется, таким образом, вполне совместным с интересами тяжу­щихся, как и с достоинством присяжных поверенных. Мы не видим причин, по которым заключение таких условий должно было бы считаться предосудительным».

И действительно, таких причин не видят как принятый российскими адвокатами Кодекс профессиональной этики, так и принятый в Страсбурге адвокатами и юридическими сообществами Европейского Союза Кодекс поведения для юристов.

Таким образом, достигнутое по обоюдному соглашению сторон условие договора возмездного оказания правовых ус­луг в делах об имущественных спорах, когда вознаграждение устанавливается в долях или процентах от удовлетворенной суммы иска, соответствует юридической природе подобного договора, не имеет законного ограничения и должно подле­жать судебной защите.

<< | >>
Источник: Адвокатская деятельность и адвокатура: Сборник норматив­ных актов и документов: в 2 т. Т. II / Под общ. ред. Ю. С. Пи­липенко. — М.: Федеральная палата адвокатов РФ,2017. — 736 с.. 2017

Еще по теме Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации А. Л. Кононова по делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации:

  1. Мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Г. А. Гаджиева по делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации
  2. Мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Н. С. Бондаря по делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации
  3. По делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 779 и пункта 1 статьи 781 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобами Общества с ограниченной ответственностью «Агентство корпоративной безопасности» и гражданина В. В. Макеева
  4. Мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации К. В. Арановского по постановлению Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности пункта 7 части второй статьи 29, части четвертой статьи 165 и части первой статьи 182 Уголовно­процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой граждан А. В. Баляна, М. С. Дзюбы и других
  5. По жалобе гражданина Карелина Михаила Юрьевича на нарушение его конституционных прав положениями подпункта 6 пункта 1 статьи 23 и пункта 1 статьи 93 Налогового кодекса Российской Федерации, пункта 1 статьи 8 и пункта 3 статьи 18 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»
  6. По жалобе некоммерческой организации «Коллегия адвокатов “Регионсервис”» на нарушение конституционных прав и свобод положениями пункта 1 статьи 93 и пункта 2 статьи 126 Налогового кодекса Российской Федераци
  7. По делу о проверке конституционности пункта 7 части второй статьи 29, части четвертой статьи 165 и части первой статьи 182 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой граждан А. В. Баляна, М. С. Дзюбы и других
  8. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Саруханова Измира Керимхановича на нарушение его конституционных прав пунктом 4 части третьей статьи 49, частью второй статьи 53, пунктом 6 части четвертой статьи 56 и частью пятой статьи 189 Уголовно­процессуального кодекса Российской Федерации, частями 1 и 2 статьи 6 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» Определение от 2
  9. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Беляева Анатолия Леонидовича на нарушение его конституционных прав статьями 49, 50, 51, 53 и 72 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, подпунктом 6 пункта 4 статьи 6 и пунктом 2 статьи 7 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»
  10. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Медведева Николая Александровича на нарушение его конституционных прав подпунктами 1 и 2 пункта 2 статьи 17 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», а также рядом положений Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации
  11. Об отказе в принятии к рассмотрению жалоб граждан Гольдмана Александра Леонидовича и Соколова Сергея Анатольевича на нарушение их конституционных прав статьей 29, пунктом 3 части второй статьи 38, пунктами 2 и 3 части третьей статьи 56 и пунктом 1 части первой статьи 72 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации
  12. Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Н. Т. Ведерникова
  13. Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации В. О. Лучина
  14. Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации В. И. Олейника