ДЕЛО ВИППЕРА
С 25 сентября по 28 октября 1913 г. я Киевском окружном1 суде с участием присяжных заседателей слушалось дело по обвинению мешанина Киевской губернии Менахима Менделя Бейлиса «по обвинению в том, что он по предварительному соглашению с другими, не обнаруженными следствием, лицами, из побуждений религиозного изуверства и для обрядовых целей, задумав лишить жизни мальчика Андрея Юшинского.
увлек его я закрытое помещение, где сообщники Бейлиса, связавши Ющинскому руки и зажимая ему рот, умертвили его, нанеся ему колющим оружием 47 ран на голове, шее и теле, чем вызвали обескровление тела Ющинского и смерть его».Старыми царскими законами такое преступление предусматривалось ст.ст. 13 и 1453 Уложения о наказаниях и каралось каторжными работами до бессрочных включительно Обвиняемый Бейлис находился под стражей в течение двух лет трех месяцев, но был оправдан.
Обвинителем по делу выступал бывший товарищ прокурора Петербургской судебной палаты, а затем товарищ оберпрокурора уголовного кассационного департамента Сената гр. О. Ю. Виппер, горячо поддерживавший ритуальную версию убийства и допустивший в своей речи клеветнические выпады резко погромного характера.
После Октябрьской ренолюции гр. Виппер служил в Калужском губернском продовольственном комитете, занимая скромную должность заведующего столом контроля. По выяснении личности он был арестован и предам суду по обвинению в том, что:
1) В бытность спою товарищем прокурора Петроградской судебной палаты принял, по личному предложению царского министра юстиции Шегловитоьа, участие в инсценировке последним процесса Бейлиса по обвинению в ритуальном убийстве, ясно н отчетливо сознавая как цели, которые этим последним преследовались, так и средства, при помощи которых инсценировался процесс.
2) Что для этого входил в неоднократные личные обсуждения обстоятельств инсценировки с !Цегловитовым и затем главными деятелями по инсценировке на месте, прокурором палаты Чаплинским и другими, и в такие же обсуждения с этими лицами во время самого процесса, зная о ряде незаконных нх действий.
3) В споем выступлении по делу в качестве обвинителя полностью поддерживал обвинение, причем сверх всего допустил сознаатсльно ряд явно погромных призывов, инсинуаций и клеветнических выпадов, направленных не только против отдельных лиц, по и против еврейской национальности в целом, способствуя всем этим вполне сознательно той основной цели которую преследовало инсценировкой процесса царское правительство, а именно: создать путем судебного приговора в широких массах враждебное по отношению к евреям настроение и тем самым, питая националистическую ненависть и играя на темных инстинктах, расслоить широкие массы трудящихся и отвлечь их внимание от истинных виновников тяжелого бедственного положения, в котором царизм держал широкие трудовые массы рабочего класса н крестьянства, — чем препятствовал развитию и росту революционного движения за освобождение этих масс от царского гнета и насилия, и не успел по независящим от себя обстоятельствам.
Дело слушалось Московским революционным трибуналом 18—19 сентября 1919 года.
Товарищи! Сегодня переворачивается еще одна страница — и мне хотелось бы думать, что она будет последней, — той драмы, один из ярких эпизодов которой имел место семь лет тому назад, в киевском процессе по делу Бейлиса. Я говорю не о драме, непосредственно касающейся человека, занимающего сейчас скамыо подсудимых; личная его драма слишком незначительна в сравнении с той, участником которой он явился Я говорю о мировой драме, чьи первоисточники коренятся в глубине веков; я говорю о трагедии, которая касалась и касается не отдельного человека, не десятков и не сотен, а миллионов людей, — которая переживалась целой национальностью.
В течение столетий раздавались стоны и лилась кровь; в течение столетий над сотнями, тысячами представителей этой народности применялись надругательства, самые зверские избиения и мучения, самые жестокие убийства. Это идет от седовласой глубины эпох, а сегодня мы наблюдаем последние отблески тех зорь, тех пожаров, которые горели тогда, и вспоминаем один из эпизодов, пережитых этой национальностью. Каково же должно быть наше отношение к этому эпизоду, какова наша оценка его?
Мы, деятели революционного социализма, осуществившие величайшую в мире революцию с тем, чтобы навсегда положить конец мировым трагедиям, от которых трепетало человечество, — чтобы перестроить мир и вычеркнуть самые воспоминания о драмах, подобных переживаемой еврейским народом, — мы должны ко всякому явлению жизни подходить с нашей точки зрения и с нашей оценкой—революционного марксизма. Мы должны так подойти к нему прежде всего затем, чтобы понять это дело, дело гражданина Виппера, хотя оно напоминает нам о миллионах жертв, хотя и сейчас еще звучат лозунги, которые семь лет назад провозглашал Виппер, — звучат из уст наших врагов, мешающих нам строить новую социалистическую жизнь. Ибо только так, только сохраняя эту точку зрения, мы сможем правильно решить, что представляет собою подсудимый в живой действительности нашей жизни, и как мы, строители будущего, должны отнестись к конкретной, маленькой драме его маленькой жизни.
Не одни евреи переживали ту драму, о которой я вам напомню, не одна только еврейская народность па протяжении всей истории испытывала гонения.
В истории средневековья мы знаем и другую национальность, точно так же встречавшую недружелюбие к себе в широких, несознательных массах и выносившую удары имущих и сильных, тогда, когда это было имущим нужно и... выгодно. В Северной Италии и в близлежащей Галлии так же преследовали ломбардцев; их ненавидели за то, что этот маленький народ явился всюду проникающим первым провозвестником грядущего капитала, который разрушал старую экономическую систему, вносил новые идеи и создавал новые институты и новую экономику.В ту эпоху одинаковое отношение к себе, хотя и по прямо противоположным причинам, испытывали и цыгане; бродячий элемент, вторгавшийся в жизнь городов того времени, он не мог быстро приспособиться к структуре новых социальных отношений и как элемент чуждый, непонятный по своей культуре, цыгане встречали вражду населения и получили кличку «нечистых»... Та же ненависть масс, то же презрение к «нечистым» сопутствовали в мировой истории и еврейскому народу.
Я оставляю в стороне психологические мотивы, которые влияли на развитие ненависти к еврейству и, в конечном счете, привели к фантастическим басням, к легендам из области религии и к грубому фанатизму католичества. Для нас гораздо важнее, что еврейский народ еще в средние века выделил группу носителей нового влияния капитала, воздействовавших на экономические формы и ускорявших их естественное разрушение. В этом основная база, питавшая в массах населения бессознательные или полусознательные враждебные в отношении еврейства переживания, которые подчеркивались и муссировались общественными слоями, находившими в этом выгоду для своих интересов.
И для средних веков, для культуры этой эпохи это было, в конце концов, понятно. Но мы, пришедшие сегодня на суд над гражданином Виппером, мы живем не в средние века! Мы живем в эпоху, когда рушится старый капиталистический уклад и создается новый строй; и мыслимо ли, логично ли в наше теперешнее сознание укладывать проповедь тех идей, которым было место в культуре средневековья? Допустимо ли сейчас предлагать нам синтез воззрений, которым место в пыльном архиве истории?
И когда здесь гражданин Виппер нам заявлял, что он — в XX веке — убежден в существовании ритуальных убийств и что свою убежденность он строит на наличии процессов о таких убийствах в средние века, что поэтому он допускал их возможность и в 1912—1913 году, когда поддерживал обвинение в деле Бейлиса, мне хотелось спросить: что это? Негодная попытка к оправданию, неуместность которой должен был бы объяснить Випперу его защитник? Или это — прямое невежество в понимании истории и исторической структуры общественных отношений? Или, наконец, это — сознательное извращение исторической
перспективы? Ни то, ни другое, ни третье.
Чтобы понять и разрешить этот вопрос, нам нужно поставить и выяснить раньше другой вопрос: во имя каких целей прокурор Виппер сознательно изврашал факты, когда в зале Киевского окружного суда развивал идеи средневековья перед несознательными, малокультурными по составу присяжными заседателями? Что руководило им, когда он решился принять участие в этом печальной памяти процессе Ющинского?Во время судебного следствия подсудимый сделал ссылку на то, что ритуальный процесс имел место и в Богемии, в 1908 году, иначе говоря, что и культурная Германия признает якобы существование ритуала у евреев; но подсудимый отлично знает, что приговор по этому «ритуальному» делу был кассирован, и новый состав суда отверг ритуал, признав наличность простого убийства; следовательно, всякие соображения о ритуальной стороне богемского процесса после такого судебного приговора должны быть отброшены в сторону; это — единственный вывод, который может быть сделан честно мыслящим человеком, и он до конца разрушает аргументацию Виппера. Не эта причина толкнула Виппера к выступлению в зале Киевского окружного суда.
Аргументация, подобная высказанной подсудимым, в течение столетий приводила к бесчисленным жестокостям и гонениям евреев; эти гонения дожили и до нашего времени в форме бессо звательных импульсов, гнездящихся в небольших кучках темных, обывательски настроенных мещанских слоев населения. Когда разразились погромы в Белостоке, Одессе, Киеве и других городах царской России, кто принимал в них участие? Если отбросить сознательных погромщиков по своему ремеслу, полицию и организованных хулиганов, остается небольшая кучка мещан — обывателей, участвовавших в погромах по «идейным» sui generis убеждениям, — кучка, крайне незначительная в социальном отношении. Она бессознательно хранила пережитки прошлого и представляла собой удобную почву для семян человеконенавистничества. но, по своей незначительности, ни в коей мере не являлась руководящей в России силой; это была неустойчивая группа, одна из многих.
каки.м суждено итти в хвосте за той силой, которая возьмет перевес в социальной борьбе. Виппер не может быть отнесен к этой группе. Для этого он слишком интеллигентен. Значит, и не это было причиной его выступления.Какие же силы боролись в тот период в царской России? Министр внутренних дел Макаров по поводу дела Бейлиса писал министру юстиции Шегловитову: «Выборы в Государственную думу совпадают с моментом, когда будет разбираться дело Бейлиса. а дело может окончиться оправданием: такой исход явится ущербом для русской части населения, инородцы же, наоборот, восторжествуют; а потому следует отложить слушание дела». Министру Макарову угодно было представить политическую борьбу в России как борьбу двух групп: русского населения, с одной стороны, и инородцев, с другой. Конечно, такое представление ни *1 в. Крыленко.
в какой степени не отвечает действительности. На деле в тот момент на одной стороне стоял рабочий класс с примыкавшими к нему группами либеральной демократической буржуазии, и на другой стороне верхи царской бюрократии: Щегловитов, Макаров, Белецкий: рядом с ними стоял и гражданин Виппер; эту группу окаймляли погромные организации — союзы черносотенцев и разные «общества двуглавого орла» и авторы прокламаций, разбрасывавшихся в Киеве, Харькове и т. д. Та группировка сил, которую указал в своем письме Макаров, относится к области официальной идеологии старого строя; нужно было создать какую-то систему воззрений, и ухватились за классификацию «русских» и «инородцев», за систему крайнего шовинизма, взятую из средневековых традиций, которая могла находить себе почву только в бессознательных инстинктах масс.
Гражданин Виппер выступил в процессе с аргументацией, взятой целиком из арсенала этой сановной группы; он разделил «их» точку зрения, противопоставив «русским» — «инородцев», и говорил на суде об «еврейском капитале», «еврейской прессе» и т. д.; это обнаруживает, что Виппер явился политическим идеологом царизма. Сегодня он заявлял нам, что трактовал процесс Бейлиса только как уголовный процесс, что политическое значение процесса его не интересовало и лишь впоследствии он понял это значение дела Бейлиса; более того, он утверждает, что был «аполитичен» в тот период и тем не тормозил, а...
содействовал революции. Но факты говорят другое. Факты говорят, что процесс Бейлиса был ареной политического столкновения двух борющихся сил: «Союза русского народа», объединявшего министров с толпой погромщиков, и русской демократии, в лице политических групп разных направлений; в этом процессе Виппер явился политическим выразителем первой силы и апологетом самодержавия. Эти и только эти соображения и толкнули его на процесс.В своей обвинительной речи Виппер утверждал, что процесс Бейлиса крайне затруднен «еврейским золотом», он, Виппер, далее слышит, как оно сыплется (неподкупной для этого золота он нашел тогда только Чеберячку). Я перейду сейчас к анализу процесса, чтобы показать, чьи на самом деле действия и чье «золото» инсценировали процесс Бейлиса и затрудняли возможность правильно его поставить.
22 марта 1911 г. к судебным властям города Киева поступило анонимное письмо с извещением об убийстве Ющинского. Конкретных указаний на виновников убийства и на фактические обстоятельства дела в письме не заключалось, — так говорит Киевский прокурор Чаплинский в донесении министру, — другими словами, объективная ценность письма равнялась нулю. Однако в следующем же рапорте Чаплинский доносит, что «во время похорон Ющинского разбрасывались погромные прокламации». Прокурор был обязан немедленно начать следствие и выяснить инициаторов этих погромных призывов, применив для пресече
ния агитации все возможности, какие ему давались законом. На деле же оказалось другое: Чаплинский сообщает, что «мнения о ритуальном характере убийства в следственном производстве еще не имеется». Это «еще не имеется» в высшей степени характерно! А затем в «Земщине» и «Русском Знамени», в газетках уль- трачерносотенного пошиба, появились статьи, посвященные убийству, с изложением «ритуальной» версии, причем были приведены, до крайности извращенные, данные судебно-медицинского вскрытия.
В результате в Государственную думу был внесен запрос министру юстиции, «какие меры он думает предпринять для обнаружения еврейской секты, замучившей Кашинского»: с своей стороны. харьковский «Союз русского народа» нашел необходимым телеграфно уведомить министра, что «дерзкое убийство отрока Юшинского с ритуальной целью глубоко возмутило чувства православных христиан, — вон жидов из России», — и началась погромная агитация, проводимая теми элементами социальной структуры эпохи царизма, которым было нужно и... выгодно придать этому делу определенный характер.
Гражданин Виппер нам говорил здесь, что дело Юшинского было «испорчено», так как сразу получило ложное направление Так кем же оно было испорчено, — «золотом» Марголина? Или черносотенной организацией? Или министром юстиции, который своими действиями с самого начала поддержал уклон обвинения в сторону ритуала и просил другого министра. Макарова, коман дировать из Петрограда самых опытных сыщиков для розыска виновников убийства?
Не менее характерны и действия прокурора судебной палаты Чаплинского. Здесь оглашалось его знаменитое письмо директору Департамента министерства юстиции Лядову, где он пишет, что дело «вызывает шум в еврейской прессе» и что он уволил сыщиков Красовского и Мишука. так как они. «несмотря на данные мною указания, все время работали в сторону отвлечения подозрения от евреев». Вот откровенное признание, которое Чаплинский мог сделать только в уверенности, что письмо к Лядову никогда не получит огласки Он адресовал это признание Министерству юстиции, ибо знал, что там его прекрасно понимают и разделяют его точку зрения
Так кто же «испортил» дело? Чьи карты оказались краплеными? Для того, чтобы посылать сыщиков из Петербурга, нужны были деньги; они брались из сумм секретного десятимиллионного фонда, которым пользовались двор и полиция Вот деньги, звон которых слышался в процессе Бейлиса: и когда в свое время Виппер говорил, что еврей Марголин аал журналисту Бразулю, пытавшемуся открыть истинных убийц, сто рублей на поездку в Харьков. — то что значила эта сумма р сравнении с затратами министерства на командировки сыщиков, с платежами за экспертизу ксендза Пранайтиса и т. д. ? Так что, если ставить вопрос, чья рука с самого начала направляла процесс Бейлиса.
то документы и факты дают исчерпывающий ответ, но не тот, который хотелось бы услышать гражданину Випперу.
Еще более разительны данные о деятельности Чаплинского после заявлений Бразуля-Брушковского. Бразуль еще 18 января заявил, что им открыты новые обстоятельства по делу Бейлиса, а 6 мая подал новое заявление, где поименно называл убийц Ющинского: воров Латышева, Рудзинского и Сингаевского, совершивших убийство мальчика в квартире Веры Чеберяк; но прокурором не было на это обращено никакого внимания. Сегодня защитнику подсудимого угодно было просить о приобщении к делу брошюры насчет процесса Бейлиса, принадлежащей перу т. Бонч-Бруевича; там Бразуль-Брушковский характеризуется с отрицательной стороны, и этим, видимо, хотела воспользоваться защита. Допустим, что Бразуль был в высокой степени корыстным человеком; допустим, что он за деньги готов был пытаться изменить направление процесса; допустим, наконец, самое худшее, что Марголин действовал путем подкупов, и отбросим данные, полученные Бразулем.
Но ведь у нас имеются свидетельства самого Чаплинского и жандармского полковника Иванова, которые, касаясь данных Бразуля, их подтверждают! Иванов просит Чаплинского разрешить ему произвести арест Луки Приходько, так как этого требуют собранные против него данные. Чаплинский 1 июля доносит в министерство: «Я не могу при таких условиях препятствовать держать Приходько под стражей», — и Приходько с 26 июня по 13 июля сидит под арестом. Но лишь только в петроградской «Речи» помещается сообщение об аресте Приходько, как Шегловитов телеграфно запрашивает о причинах. Чаплинский лаконически отвечает: «Подробности письмом», — и получает вызов в Петроград; возвратившись оттуда 12 июля, он на другой же день телеграфирует: «Приходько по моему распоряжению освобожден».
Чье это вмешательство? Это — вмешательство министра Щегловитова, настолько резкое, что, очевидно, не согласуется даже с намерениями Чаплинского; последний все же остается покорным исполнителем предписаний министра... Об этих действиях Щегловитова не может быть двух мнений; в них ярко выразилось стремление затруднить правильное развитие следствия и во что бы тс ни стало вести дело в заранее предопределенном направлении. И Чаплинский доносит: «Дальнейшие розыски по делу будут направлены в сторону выяснения виновности Бейлиса...»
В этот момент мы в первый раз сталкиваемся с гражданином Виппером. Окончилось ведение предварительного следствия, нашелся товарищ прокурора, составивший обвинительный акт, и нужно было найти обвинителя. В Киеве такового не нашлось, и прокурор судебной палаты пишет: «Если будет назначен обвинитель из состава Петроградского суда, то ему надлежит срочно прибыть в Киев». Тогда министр личным распоряжением назначает обвинителем Виппера, рекомендуя его как «блестящего н
страстного обвинителя, могущего вынести полуторамесячный процесс; он обладает достаточной настойчивостью в достижении своей цели».
Для человека, который в судебном деле искренне ищет рас крытия истины, в деле Бейлиса все должно было казаться странным; и Випперу, как он сам заявил, казалось странным привлечение Бейлиса, что он якобы и высказал при первом деловом свидании с Щегловитовым. Но если это было так, то Виппер должен был сделать для себя вывод: может ли он, поддерживая обвинение, оставаться в рамках делового обсуждения виновности? Или ему была известна истинная подоплека привлечения Бейлиса, причина «странности» и «испорченности» дела?
Подсудимый говорил нам, что в течение 24 лет он стоял на обвинительной кафедре суда. Следовательно, он привык взвешивать удельный вес улик и прекрасно знает их доказательную силу; ясны ли были ему улики в деле Бейлиса? Или их слабость поглощалась «внутренней стороной» процесса? Это — тайна совещания Щегловитова с Виппером, но она сегодня случайно приоткрылась.
Сегодня подсудимый сказал, что его беседа с министром была очень продолжительной и обстоятельной и касалась очень многих вопросоз, о которых мы как раз сейчас говорим; далее, что он отказался наблюдать за ведением следствия по этому делу и взял на себя только обвинение, так как хотел оградить себя впоследствии от нападок. Это дает мне уверенность в том, что факт инсценирования процесса Бейлиса не мог пройти мимо подсудимого; присущая каждому человеку логика заставляет признать, что в своих совещаниях с Виппером министр не мог не касаться закулисной стороны дела; Виппер знал ее—и поэтому отказался от наблюдения за следствием. Нечаянные оговорки подсудимого позволяют нам сделать вывод: первый пункт обвинительного акта, т. е. обвинение в том, что Виппер участвовал в инсценировке процесса Бейлиса, не может считаться бездоказательным.
Как известно, по окончании следствия был составлен обвинительный акт и представлен на утверждение в обвинительную ка меру Киевской судебной палаты. Но там получился конфуз: председатель и докладчик по делу заявили, что данные для привлечения Бейлиса к суду недостаточны; трое других членов совещания оказались более законопослушными, и обвинительный акт получил утверждение тремя голосами из пяти. Не должно ли было это остановить гражданина Виппера и заставить его отказаться от роли обвинителя? Но гражданин Виппер нам заявил: «Я считал, что раз дело утверждено, я не имею права отказаться». Откуда, однако, следует такая бессмыслица? Почему прокурор, обязанный быть «оком закона», должен принять на веру все утвержденное обвинительной камерой при таком расхождении в составе самой камеры? В этот момент Виппер должен был все взвесить, все решить и на все решиться. И я утверждаю, что Виппер все взвесил, все для себя решил и решился на все...
С этого момента начинается непосредственное участие Виппера в процессе, главным моментом его участия явилось произнесение обвинительной речи.
Задачей подсудимого Виппера было то, что составляет задачу всякого обвинителя на суде, — поддерживать обвинение в пределах обвинительного акта Но вы, гражданин Виппер, не только поддерживали обвинение в этих рамках, вы вышли далеко из этих пределов, и в этом сегодня я обвиняю вас.
В политической ситуации того времени процесс Бейлиса приобрел особенное значение. Все общественные группы поняли его как вызов, брошенный самодержавием, как попытку самодер жавия с помощью этого процесса опереться на бессознательные инстинкты масс, расколоть демократическую Россию и пресечь развитие революционного движения. Такова и была скрытая цель Макарова и Шегловитова. В этой обстановке вам, гражданин Виппер, предстояло одно из двух; или поддержизать обзинение, опираясь только на собранные улики. — безразлично, оказались бы они достаточными или нет; или же, помимо этого, выступить на политической арене глашатаем политических идей. Первая задача была задачей прокурора; вторая — задачей политика-реакционера. Принять на себя выполнение этой второй задачи зависело только от вашей доброй воли, и вы ее приняли.
Вы нам сегодня сказали: «Быть может, я виноват, что несколько расширил рамки процесса и вышел за границы обвинительного акта; это объясняется моей страстностью». Одной ля страстностью, гражданин Виппер?
Я позволю себе перейти к анализу совокупности тех идей, которые развивал подсудимый в своей обвинительной речи, чтобы затем оценить политический удельный вес этих идей. Не забудем при этом, товарищи судьи, что мы никогда не смотрели и не смотрим на суд как на орган внеклассового правосудия; суд не может висеть в безвоздушном пространстве: в наших глазах суд — это орган, созданный в момент завоевания своих прав классом, победившим в классовой борьбе, поэтому суд оценивает все с точки зрения создавшего его класса, продолжающего борьбу за результаты своей победы. С этой точки зрения и вы, товарищи судьи, будете оценивать сущность тех идей, которые по указке Шегловитова и других проводил Виппер в своей речи и с помощью которых хотел добиться от присяжных заседателей обвинительного вердикта Бейлису.
Какова же совокупность этих идей?
Свою речь по делу Бейлиса подсудимый начал словами: «Господа присяжные заседатели! Мы еще недавно пережили эпоху революции, отмеченную кровью. Кровь лилась повсюду: убивали должностных лиц, бросали бомбы как в должностных лиц, так и в других, — истребляли народ. Злодеяния возму шали нашу совесть. Но даже на этом кровавом фоне убийство Ютикского выделяется кровавым пятном». В этих словах Виппера — полная политическая солидаризация с самодержавием
Как все слуги самодержавия, Виппер видит в революции не дви жение народных масс, а анархическое проявление -бандитской ра боты: террористические акты революционеров против должностных лиц он рассматривает как «истребление народа» и т. д., — в политической борьбе он сразу становится в определенную позицию. *
Переходя к анализу данных следствия, Виппер говорит: «Я чувствую себя под гнетом еврейского капитала. Хотя евреи ограничены в правах, но все-таки они проникают повсюду и поднимают шум вокруг процесса: они боятся новых ограничений. Они подняли шум из-за привлечения еврея Бейлиса, потому что поняли, что подводят под погромы несчастный народ и сами усугубляют ту ненависть, которая существует по отношению к ним». Здесь Виппер ясно выразил идеологию черной сотни, и это не требует дальнейших доказательств.
Я спрашиваю подсудимого: «Какие у вас были данные, чтобы утверждать наличие евреев-заправил, пытающихся влиять на исход процесса? Если еврей Марголин говорил, что он, как представитель прогрессивных слоев общества, заинтересован в раскрытии истины и» что он даже «готов заплатить, чтобы раскрыть тайну убийства Ющинского», то где же тут заинтересованность какой-то «еврейской организации»? Где данные утверждать, что евреи хотят «затереть следы и замутить процесс»? Вы утверждали в своей речи: «Я не позволю себе инсинуаций и клеветы». Но какие объективные факты позволили вам утверждать о работе еврейских организаций вокруг дела Бейлиса?
Критикуя версию Бразуля. вы сослались на то, что у него жена — еврейка. Отзываясь о прессе, — что редакция «Киевской мысли» состоит из евреев. Откуда у вас были эти сведения и какое вообще они имели отношение к виновности Бейлиса? Разве эти ссылки составляют лишь «расширение рамок процесса», которые вы, по собственному признанию, допустили?
Вы заявили, что предатель Лзеф был еврей, и, очевидно, хотели этим доказать тезис царского самодержавия, что всякая гадость и подлость специфически присущи еврейской национальности. Как назвать подобный выпад?
Такими-то приемами «расширения рамок процесса» Виппер хотел создать у присяжных заседателей впечатление, что вокруг дела Бейлиса создалась некая группа заправил, связанная с Марголиным. В руках этих лиц находятся все газеты и деньги; даже сам он, обвинитель Виппер, чувствует на себе их влияние, несмотря на то, что эти заправилы ограничены в своих правах. Какой логический вывод из подобной конструкции должен еде лать неразвитой ум? Вывод один: хотя евреи и ограничены, но все же они остаются всемогущими, а потому в ограждение слабых членов общества нужно продолжать ограничивать евреев и в дальнейшем. Как может Виппер после этого утверждать, что в своей речи он не явился апологетом самодержавия, когда все ее содержание доказывает обратное?
Правда дважды на суде Виппер сказал: «Я не обвиняю евреев в целом». Я спросил его сегодня: «Так каких же евреев вы обвиняли?» — «Отдельных руководителей». — «Каких руководителей? Как вы их мыслили?» Подсудимый не ответил мне, он и не мог ответить, так как данных у него не было.
Выступая перед мало развитыми присяжными заседателями, Виппер вместо установленных фактов предлагал им свои догадки, фальшивые умозаключения и.ложные тезисы, вел черносотенную пропаганду.
Он утверждает, что. выступая на суде, не призывал к погромам еврейского населения. Но вот что говорил он: «Они (евреи) как будто глумятся: смотрите, мы совершили преступление, но не боимся, мы не будем на скамьях подсудимых и нас никто не посмеет привлечь за это злодеяние: вот вам христианин, вот 13-летний мальчик, загубленный нами, — смотрите, вот наша власть, наша сила» Как назвать этот прием?
В конце речи Виппер заявил: «Вы не должны бояться произнести обвинительный приговор, хотя бы это было страшно и грозило тяжелыми последствиями». Здесь откровенная угроза погромом; здесь уже не «выхождение из рамок», а использование аргументации, целиком выхваченной из арсенала черносотенной идеологии.
Я спросил сегодня подсудимого: «Понимали ли вы все э.о?» И услышал ответ- «Быть может, я допустил ошибку; я был не- пргв в своем порыве и страстности, был неправ, когда добивался обвинения». Сейчас, post factum, Виппер готов признать это. Но если бы он добился, чтобы Бейлиса сослали в бессрочную каторгу? Более того, если бы после обвинения Бейлиса и признания этим приговором существования ритуальных убийств разразился погром, — что же, сказал бы он тогда: «Я был неправ»?
В сотнях городов, где скучилась еврейская беднота, пролилась бы кровь, повторились бы ужасы белостокского погрома, осквернение убитых женщин, хладнокровные убийства детей, грабежи и насилия... И тогда, при всех этих ужасах, для себя вы нашли бы оправдание: «Я был неправ в своем порыве страстности»! То. что вы сделали, гражданин Виппер, было отвратительно по своей мерзости, и никакими объяснениями вам этого не изгладить...
По окончании дела Бейлиса состоялся торжественный совместный обед политических деятелей и участников процессз; первые были представлены Шегловитовым, Дубровиным, митрополитом Флавианом и другими, вторую группу составили гражданские истцы, следователь и прокурор Виппер. — нехватало жандармского полковника Иванова... Обед закончился подписанием всеми его участниками телеграммы единомышленникам, и. расписавшись на этой телеграмме. Виппер показал, что он действовал заодно с Дубровиным. Замысловским. Шмаковым и другими. Это характеризует общую политическую линию, политический блок Виппера с деятелями резко выраженного направления.
История дореволюционного суда знает еще один процесс., направленный на отыскание секты изуверов, — процесс так называемых «саратовских душителей». Почему этот процесс не интересовал Шегловитова, не вызвал запроса в Государственной думе? Почему тогда не посылались телеграммы «Союза русского народа», не действовал жандармский полковник Иванов, — почему там не было ничего, что так ярко выразилось в деле Бейлиса? Ответ прост: этот процесс не был нужен царизму. Я готов сейчас сделать уступку подсудимому: ему угодно верить в ритуальные убийства, — пусть он верит, так как человеку свойственно ошибаться: я обвиняю его не за то, что он выступил обвинителем в деле Бейлиса, но за то, что все свои способности, весь свой талант он предоставил к услугам царизма, — за то, что он хотел ценою крови добиться политических результатов, нужных самодер- ж а в и ю.
Еще одна характерная черточка: по окончании процесса- Щегловитов узнал, что из Англии приехал частный сыщик с намерением начать новые поиски истинных убийц Ющинского; тогда министр и с ним Виппер приложили все усилия для воспрепятствования этим поискам, — видимо, из боязни, что откроется правда. Сыщику пришлось уехать, и какая доля истины убийства была известна царизму, — остается скрытым...
Царизма более нет в советской России: он свергнут, и самодержавие не вернется; части слуг его не существует, часть скрывается. Но там, где они имеют еще возможность действовать, там — у Деникина и Колчака — попрежнему раздаются крики: «Бей жидов!» Генералам, которые под этими лозунгами поднимают восстания против Советской республики, нужны идеологи, способные в случае необходимости публично встать на защиту этих лозунгов; нужны так же, как в свое время они нужны были царизму. Такой нужный Деникину человек сидит сегодня перед нами на скамье подсудимых.
Товарищи судьи! В основе нашей карательной системы лежит стремление к перевоспитанию преступника, а не к отмщению заг совершенное деяние. Не раз актами об амнистиях мы предписывали освобождение из заключения людей, запятнавших себя преступлением, если возвращение их на свободу не представляло опасности для республики; мы широко применяем досрочное освобождение и вправе гордиться мягкостью нашей карательной политики.
Но бывают случаи, когда проявление судом мягкости опасно для революции; тогда мы вправе требовать от суда беспощадности во имя спасения нашего государства. Этой беспощадной суровости я жду сегодня от вашего, товарищи судьи, приговора.
Пусть гражданин Виппер, состоя после революции на службе в Калужском губпродкоме, был прекрасным чиновником и настолько хорошо составлял и подписывал бумаги, что коллегия
губпродкома соглашалась даже взять его на поруки; но мы должны признать, что с точки зрения охраны революции гражданину Випперу не место на свободе, и он должен быть изолирован, и если спросят: как изолирован, — я отвечу трибуналу: уничтожен.
Можно ли было в 1912 году, во время процесса Бейлиса, представить себе, что через шесть лет гражданин Виппер будет сотрудничать в Калужском продовольственном комитете и способствовать насаждению советского социалистического строя? Каждый ответит: нет, невозможно.
Но изменим обстановку, допустим, что гражданин Виппер служит не в Калуге, а в Харькове. Приходит Деникин, и сейчас же Виппер из сотрудников продкома становится прокурором суда; тогда снова и снова будет раздаваться его проповедь человеконенавистничества и погромов, и многим, может быть, из наших товарищей придется слушать эту проповедь со скамьи подсудимых. А это, спрошу я, возможно? Да, возможно.
Вот эту возможность нам нужно раз навсегда пресечь, и трибунал должен исполнить свое дело.
Исходя не из обсуждения прошлых преступных деяний Виппера, а исходя из доказанной опасности его для республики, трибунал обязан произнести свой приговор, и он будет суров и беспощаден. Пусть же будет у нас одним Виппером меньше.
Московский революционный трибунал признал гр. Виппера виновным в том, что он, сознавая, что царское правительство, инсценируя процесс Бейлиса, добивается расслоения парода для большего его угнетения, и при атом понимая, чго распространение вздорной версии о существовании среди евреев секты, признающей ритуальные убийства, может вызвать еврейские погромы и невинные жертвы, — принял в этом процессе активное участие, чем пытался повредить росту революционного движения рабочих и крестьян.
Принимая во внимание, что в своей деятельности после Октябрьской революции Вигтпер нс проявил себя активным врагом советского строя и, учитывая, что тягость антисемитизма и невежественных предрассудков до сих пор владеет им и делает его вредным для революции, — трибунал постановил: гр. Виппера заключить в концентрационный лагерь с лишением. свободы до полного укрепления в республике коммунистического -троя.
Еще по теме ДЕЛО ВИППЕРА:
- § 9. Дело о пастбище
- § 4. Дело о кредите
- Гаврилюк Т.М., Авилова Н.Д.. Бухгалтерское дело: Конспект лекций. - М.: РУТ (МИИТ),2017. - 116 с., 2017
- Бухгалтерское дело в коммерческих организациях
- Бухгалтерское дело в некоммерческих организациях
- Бухгалтерское дело при ликвидации организации
- Бухгалтерское дело при создании организации
- 8.2 Бухгалтерское дело при функционировании и развитии организации
- Бухгалтерское дело на этапе реорганизации хозяйствующего субъекта
- 2.4. На основании ч. 3 ст. 30.6, п. 4 ч. 1 ст. 30.7 КоАП РФ судья, вышестоящее должностное лицо не связаны доводами жалобы и проверяют дело в полном объеме
- Исаматов Ю.П., Тураев А.С.. КОНСПЕКТ ЛЕКЦИЙ по курсу: «Геология», 2008
- Сущность бухгалтерского дела и его содержание в современных экономических условиях
- Тема №18: Постановление суда первой инстанции.
- Тема №10 Подсудность гражданских дел.