<<
>>

ГЛАВА 13 ПЛАВАНИЕ ГИМИЛЬКОНА К ОЛОВЯННЫМ ОСТРОВАМ (около 523 г. до її. э.)

Обычно было для жителей Тартесса вести торговлю в преде­лах Эстримнид1. Но и поселенцы Карфагена, и народ, который жил у Геркулесовых Столбов, не раз в моря езжали эти.

Пуниец Гимнлькон, который сообщает, что сам он на себе все это испы­тал па деле, с трудом доплыв сюда, говорит, что сделать такой путь возможно только в четыре месяца; тут нет течений ветра, чтобы гнать корабль; ленивая поверхность тихих вод лежит недвижно. Надо прибавить вот что еще: среди пучин растет здесь много водорослей, и не раз, как заросли в лесах, движенью ко­раблей они препятствуют. К тому же, по его словам, и дно мор­ское здесь не очень глубоко, и мелкая вода едва лишь землю покрывает. Не раз встречаются здесь и стаи морских зверей, и между кораблей, ползущих очень медленно, с задержками, пыряют чудища морей[219][220].

Отсюда, говорит он, мрак одевает воздух, как будто какое одеяние, всегда густой туман нависает над пучиною, и сумрачные дни не разгоняют туч над ним[221].

Со времени выхода в свет первого издания этого тома (1936 г.) часто обсуждавшаяся проблема источников олова у древнейших цивилизованных народов получила совершеппо новое толкование, подкрепленное археологи­ческими исследованиями. Ясность в этот вопрос внесли главным образом три работы Виттера, Квирпнга и Госсе[222].

Вся проблема в целом предстает перед нами в новом свете.

В течение последнего столетия исследователи по-разному пытались ответить на вопрос о древних источниках олова. В настоящее время они совсем отказались от мнепия, будто олово получали из Азии, 'и признали полную автаркию Европы в этом отношении. Виттер в своем исследовании подвел следующий итог современных споров по этому вопросу:

«В настоящее время мы вынуждены довольствоваться тем, что нордиче­ская культура каменного века в Центральной Германии сделала первый и древнейший шаг к использованию металла в III тысячелетии до начала нашего летосчисления.

Это событие, имевшее огромное значение для европейской культуры, заложило основу для всей позднейшей добычи и обработки метал­лов»1. При разработках месторождений меди было замечено, что особенно полезными оказывались случайные, естественные примеси олова. «Медные и оловянно-медные сплавы в большом количестве»[223][224] впервые были получены в Фогтланде у Плауэна. Но поскольку содержащие олово сплавы меди вообще не редкость, следует предположить, что это важное открытие было сделано в разных местах земного шара[225] и представляло собой первый робкий шаг к систематическому производству благородной бронзы. Когда-то богатейшие, а ныне сильно истощенные европейские запасы олова находились на Кор­нуэлле. Их открыли и начали разрабатывать примерно в начале II в. до н. э.[226]Впрочем, раньше для выплавки бронзы использовались, видимо, быстро истощавшиеся залежи олова Бретани у Питриака и Латейедера, а также в Лиможе. Небольшие итальянские месторождения олова (у Кампильа- Мариттимы, Монте-Рамболо, Кампо-дела-Бюке, Темперино и Масса-Маритти- мы), а также греческое возле Дельф были слишком незначительны и неудоб­ны для разработки, чтобы играть сколько-нибудь заметную роль[227]. Бронза средиземноморских стран в глубокой древности, во всяком случае, была преимущественно пиренейского происхождения.

В те далекие времена олово никак нельзя было привозить из Азии. Веским доказательством этого положения служит тот факт, что в Египте, на Крите и Лесбосе бронзовый век начался уже около 2750 г. до н. э., между тем как во всей Передней Азии бронза оставалась неизвестной примерно до 2050 г. до н. э. К этому следует добавить констатацию Квиринга, что «во всей Северной Африке, Передней Азии (за исключением двух месторожде­ний), на Кавказе, в Малой Азии, па Кипре, в Греции и па ее островах нет залежей оловянной руды»[228].

Бронза, как известно, имела огромное значение в истории культуры. Железо стали ценить лишь примерно в XIV в.

до и. э., когда научились посредством закалки превращать его в сталь. Подобно этому и медь, кото­рую раньше других металлов начали применять в большом количестве для хозяйственных нужд, долго использовалась лишь в ограниченных целях, ибо она была слишком мягкой и гибкой. Только когда удалось придать меди необходимую твердость, в сплаве с другими металлами, начался бронзовый век, сыгравший такую важную роль в дальнейшем развитии культуры. Брон­за представляет собой сплав меди и олова, причем наилучшей пропорцией признано 90% меди и 10% олова. Эта «классическая» пропорция, насколько известно, впервые была открыта на Пиренейском полуострове.

Возможно, что добыча металлов достигла здесь расцвета благодаря влия­нию Египта. Согласно Шарффу, золото и медь употреблялись еще в додинасти- ческом Египте, в так называемый период Амра, около 4500—4200 гг. до н. э.1 Богатейшие месторождения этих металлов находились тогда на Пиренейском полуострове; и Шарфф считает возможным, что торговые сношения между Египтом и Испанией начались уже в ту весьма древшою эпоху. Испанские реки были относительно богаты золотом, и могло случиться, что при его добыче было обнаружено также олово, которое встречается только в реках Испании и некоторых реках Центральной Франции[229][230]. В Испании главные месторождения олова встречались в Астурии, в Абланде у Саласа и в Салабе у Рибадео, а в Южной Португалии — у Ассонобы[231]. Впрочем, возможно, что разработка основных месторождений началась лишь много времени спустя после открытия россыпей. На территории, принадлежащей теперь Испании и Португалии, россыпное олово добывалось в северо-западных реках, глав­ным образом в Тахо, Дуэро, Силе и Миньо, видимо, уже с начала III в. до н. э. Позднее постепенно открыли секрет изготовления бронзы, который, очевидно, тщательно скрывали от иноземцев. Страны Восточного Средиземно­морья, вероятно, ничего о нем не знали и поэтому были вынуждены ввозить бронзу, пользовавшуюся большим спросом, с Пиренейского полуострова.

Ни в Древнем Египте, ни на Крите, ни в Передней Азии — нигде не были найдены слитки олова. Это доказывает, что «египтяне и медники Передней Азии, видимо, получали только готовую бронзу»[232]. Поскольку в истоках Гвадалквивира тоже имелось месторождение олова[233], вполне возможно, что оно здесь некогда добывалось. Итак, для определенного периода были прав­дивы поэтические "строки Авиена, будто эта река несла олово в Тартес[234].

Когда испанские месторождения оказались недостаточными, чтобы удовлетворить растущую потребность в олове людей бронзового века, древ­ние иберийцы Андалузии, видимо, начали искать этот довольно редкий металл в других местах. Им, очевидно, удалось добиться успеха как на территории современной Франции, так и па Британских островах. Об этом, однако, можно только предполагать, ибо, естественно, никаких письменных свидетельств с тех древних времен (2000 г. до н. э.) не сохранилось. Лишь археологические находки красноречиво свидетельствуют об этом. Залежи олова в Бретани и Лимузене частично разрабатывались еще с 2100 г. до н. э.1, но истощились уже за много столетий до Гомера[235][236]. Только британские месторождения, нахо­дившиеся преимущественно в Корнуэлле, долгое время сохраняли свое зна­чение. Разработка месторождений Корнуэлла началась еще в доисторические времена[237]. В период своего расцвета Тартес был торговым посредником, НО' еще до его возвышения (около 1200 г. до н. э.) эта часть Испании выполняла аналогичную роль при доставке британского олова в средиземноморские стра­ны. Культура бронзового века, начавшегося здесь очень рано[238] (и лишь немно­гим позже на Крите и в Египте), могла, следовательно, развиваться главным образом благодаря олову Британии, с которой древнее население Испании поддерживало «оживленные культурные связи» до 2000 г. до н. э.[239] В том же’ столетии благодаря своему господствующему положению в торговле и море­ходстве на Средиземном море получал британское олово и остров Крит.

Доказательством может служить слиток олова, относящийся к 1700 г. до н. э., длиной 89 см, шириной 28 см, толщиной 7,6 см и весом 72 кг. Он был найден у Фалмута, на юге Англии, и имел общепринятую на Крите для таких слитков форму ласточкиного хвоста[240]. В библии сообщается (книга Иезекииля), что Восточная Азия в далекой древности тоже получала олово из Британии через Тартес[241].

Ранние связи Пиренейского полуострова с древнейшими источниками олова — Бретаныо, Лимузеном, Корнуэллом и Ирландией,.с которой также в очень отдаленные времена поддерживались «оживленные торговые сноше­ния»[242], пока там еще были месторождения этого металла, подтверждены разно­сторонними доказательствами. Тем более непонятно, как Герман мог писать, будто Тартес не имел ничего общего с Оловянными островами и что «мы ничего

не знаем о том, добывалось ли когда-либо олово в Бретани»1. В такое заблу­ждение Герман мог впасть исключительно из-за своего ошибочного предполо­жения, будто Тартес находился вовсе не в Испании, а в Тунисе, где нет ни олова, ни меди. Это утверждение полностью опровергается хотя бы тем, что все знатоки древней истории Испании единодушно признают существование ее весьма ранних торговых связей с Британскими островами, подтверждаемое многочисленными археологическими находками. Доказано также, что обра­ботка металлов началась на Британских островах еще в первой половине III тысячелетия до н. э.[243][244]

Раньше ошибочно предполагали, будто вся античная культура Средизем­номорья развилась под влиянием Востока. Так, Али, например, писал еще в 1927 г.:

«Греческий полуостров всегда тяготел к Востоку... Только один раз ионийцы преодолели влияние Востока и осмелились сделать большой шаг в неизвестность, когда около 600 г. до н. э. фокейцы основали в устье Роны город Массилию»[245].

Подобный взгляд на историю ныне можно считать полностью устаревшим. Исследования Фиммена о распространении микенской культуры[246], труды Шухгардта[247], одного из основоположников немецкой археологии, о влиянии культуры европейского Запада на античные страны Средиземноморья (см.

гл. 6), а также работы других авторов должны были как будто развеять такие односторонние представления. Теперь у пас есть все основания предполагать, что древняя Эллада подвергалась культурному влиянию Запада и Севера не в меньшей степени, чем Востока[248]. Автору представляется совершенно пра­вильным резкое замечание Шухгардта:

«Археология... не добьется ясности, пока не сбросит шоры, закрывающие ей всю западную часть моря»[249].

В связи с этими неправильными представлениями считалось также, что во времена Гомера и до него олово привозили из Индии или Персии. Эту догадку теперь тоже можно считать опровергнутой. Персидское олово было еще не известно Геродоту и упоминается впервые у Ктесия, около 400 г. до п. э. В Индии олово было обнаружено лишь в средние века. Еще Плиний отмечал, будто в Индии нет олова и опа вынуждена выменивать его на жемчуг и драгоценные камни[250].

Специалисты по древним языкам долго отвергали, а частично и сейчас еще не принимают гипотезу о том, чтовдогомеровскоеи гомеровское времена

имевшееся в Греции олово было британского происхождения. Впрочем, и сре­ди лингвистов это положение получает за последнее время все большее призна­ние, о чем особенно ярко свидетельствует новое основательное исследование Гюбнера1.

В качестве убедительного доказательства того, что Греция заимствовала своп знания об олове у Индии, часто ссылались на то, что олово по-санскрит­ски называется kastira,по-гречески—хаааїтєро?. Об этом, например, пишет Гумбольдт[251][252]. В действительности дело, по-видимому, обстояло как раз наобо­рот: в санскрит это слово перешло из греческого, а в греческий—из кельтского, ибо слог «касс»—типично кельтский. Слово «касситериды» по-кельтски пер­воначально означало не что иное, как «очень далекие острова»[253]. Кельты име­ли в виду Британские острова, а греки могли их отождествить с понятием Оловянные острова, которые упоминаются у многих древних авторов как Касситериды[254]. Бремер хотя и признает, что «южноазиатские залежи олова, очевидно, еще не были известны цивилизованным народам Средиземноморья»[255], но приходит затем к выводу, по меньшей мере ненужному, будто нельзя точно установить значение понятия «Касситериды». Он пишет:

«Очевидно, мы имеем дело всего лишь с легендами о крупных месторожде­ниях олова в Западной Европе, откуда оно через многочисленных посред­ников попадало в Восточное Средиземноморье. При этом у торговых посред­ников были все основания окутывать туманом легенд местонахождение той страны, из которой вывозилось олово».

Если даже последняя мысль и верна, то в остальном шаткая гипотеза Бремера пе имеет под собой почвы. Во времена Гимилькона и Пифея вообще не было никаких других островов, кроме Британских, на которых добыва­лось бы олово. Поэтому действительно нет никакой причины, почему бы не отнести непосредственно понятие «Касситериды» к этим островам, которые на протяжении долгих столетий оставались единственным Эльдорадо олова. Нет никаких оснований считать, что Касситериды—понятие «совершенно леген­дарное», как это делал Бремер.

Твердое убеждение, что Британские острова могли быть подлинными Кас- ситеридами, насколько известно автору, впервые было высказано в 1863 г. англичанином Смитом[256]. Последний утверждает, что в древнем Египте не обна­ружено никаких следов привоза олова с Востока, но зато имеются подтвержде­ния того, что оно поступало с Британских островов, откуда его вывозили да­

же в Индию. Приведенное Сете и опубликованное Шультеном1 доказательство, а именно, что на коптском языке, олово называется pitran,то есть британский металл, конечно, не может считаться решающим. Согласно любезному пись­менному сообщению египтолога Шефера, адресованному автору 8 февраля 1943 г., это слово встречается лишь после начала нашей эры, причем первый слог «рі» («пи») следует считать прилагательным. Впрочем, в остальном ут­верждения Смита получили широкое признание.

Еще в 1870 г. Мюлленгоф писал: «Юго-западная Британия в древности всегда была основным источником олова... Давность британской торговли оловом не поддается исчислению»[257][258].

К этому весьма меткому замечанию следует лишь прибавить, что благо­даря археологическим исследованиям начало британской торговли оловом можно теперь довольно точно датировать 2000 г. до н. э.

Бек, специалист по истории металлургии, также заявил, что именно Британия всегда была подлинной Страной олова[259], а Мюллер утверждал, что древнее олово «во все времена, как в 3000, так и в 1500 г. до н. э., было англий­ского или германского происхождения»[260].

Понятие «Оловянные острова», или «Касситериды», еще в древности затем­нялось различными ошибочными толкованиями. Поэтому в более позднее время их еще долго и неуверенно искали в самых различных местах, выска­зывая по этому поводу иной раз совершенно фантастические предположения. Так, например, весьма склонный к ошибочным’толкованиям Гаффарель заявил, будто Касситериды — это Азорские острова, так как Мартин Бехайм назвал их «azores catharides»[261][262]. Это совсем излишняя, плохо обоснованная и невер­ная гипотеза, ибо па Азорских островах никогда не было олова.

Со своей стороны Обермайер еще в 1923 г. утверждал, что подлинными Касситеридами были якобы небольшие острова между устьем Миньо и мысом Финистерре, куда в 94 г. до н. э. Лициний Красс (см. гл. 33) совершил свое разведывательное путешествие8. Для более раннего времени это совершенно исключается, так как незначительные и «очень бедные»[263] галисийские место­рождения олова тогда еще не были известны, да и позднее значительной роли не играли. Мы можем обойтись без таких шатких гипотез.

В настоящее время вопрос о Касситеридах окончательно решен. Мы утверждаем с полной уверенностью: вначале Оловянными островами по пре­

имуществу были только Британские острова, вместе с островом Уэссан1. Последний, хотя на нем и не было месторождений олова, считался особенно удобно расположенным перевалочным пунктом. Согласно «Морским берегам» Авпена, который описывает события примерно VI в. до н. э., британское олово сначала доставляли на остров Уэссан (Uxisameили Uxentis},где эстрим- нийцы продавали его тартесским купцам, регулярно приплывавшим туда на ■своих кораблях.

Если принять во внимание, какое огромное, хотя и признанное только за последние десятилетия значение имела Британия для развития всей древ­ней европейской культуры в целом и средиземноморской в частности, то ста­новится совершенно понятным, что карфагеняне, подчинив себе древний ры­нок олова — Тартес, захотели проникнуть в Эльдорадо олова — Британию.

Поэтому почти одновременно с плаванием Ганнона в Западную Африку состоялась морская исследовательская экспедиция в Англию и Ирландию под руководством карфагенского флотоводца Гимилькона. Последний, видимо, был братом Ганнона, и, очевидно, тоже выполнял государственное поручение. Даже после того, как был закрыт доступ в Гибралтарский пролив чужезем­ным кораблям[264][265], связь между греками и тартесцами не прекратилась, но осу­ществлялась она по суше между Майнакой (Малагой) и Тартесом, минуя бло­кированный Гибралтар[266]. Тогда карфагеняне, вероятно, выступили против Тартеса и Майнаки и, возможно, разрушили их. Письменных документов об этом событии пет, но примерно с 530 г. до н. э. ранее такой знаменитый, бога­тый и часто упоминавшийся Тартес как бы исчез с лица земли. Он мог пасть только как жертва зависти карфагенских купцов, ибо его преемником стал соседний.Гадес, находившийся тогда во власти соплеменников карфагенян и впоследствии часто принимавшийся за Тартес.

Единственный важнейший источник сведений об этих торговых связях— это часто упоминавшееся выше стихотворное географическое произведение Авиена «Морские берега»[267]. Впервые оно было напечатано в 1488 г. в Венеции и с тех пор выдержало 17 изданий, собранных педавно Вертело[268].

В течение столетий Тартес, по-видимому, был чем-то вроде монополиста но торговле оловом. После оттеснения Тартеса в эту торговлто включились карфагеняне. Естественно, что они считали одной из своих важнейших задач захватить доходную посредническую торговлю оловом, для чего оргапизова-

ли исследовательское путешествие на Оловянные острова, которые прежде им были не известны. Руководство этим походом было поручено Гимилькопу. Его плавание датируется по-разному. Не говоря о других, часто сильно расхо­дящихся датах, упомянем, что Гюнтер без достаточных оснований считает, что это плавание было совершено через одно поколение после Ганнона1, Шуль- тен — вскоре после 500 г. до н. э.[269][270], Якоби — в конце VI в.[271], Эренберг— после 508 г. до н. э.[272], Али — в 520 г. до н. э.[273] Но по свидетельству Плиния[274], экспедиция Гимилькона была предпринята одновременно с плаванием Ган­нона, которое по причинам, приведенным в предыдущей главе, непременно должно было состояться до 517 г. до н. э. Поэтому автор считает, что плавание Гимилькона могло совершиться только между 530 и 520 гг. до н. э. Одновре­менность плаваний Ганнона и Гимилькона тем вероятнее, что, как справедли­во подчеркивает Эренберг, они «были вызваны одинаковыми политическими условиями и общим духом времени»[275].

Плиний, который, возможно, еще видел подлинник отчета Гимилькона, указывает[276], что этот флотоводец был послан Карфагеном ad extera Euro рае noscenaa[исследовать внешние границы Европы.—Ред.]. Отсюда можно предположить, что Гимилькон должен был найти не только Страну олова, но и другие важные для торговли области, например Страну янтаря. Но никаких сообщений об этом нет. Пифей, открытия которого, как предполагает Бергерг заставили, вероятно, забыть сообщение Гимилькона, сумел, быть может, успешно использовать сведения карфагенского флотоводца для своего иссле­довательского путешествия[277].

Подлинник отчета о плавании Гимилькона, к сожалению, утерян. Несом­ненно, что этот флотоводец, подобно Ганнону, составил такой отчет для тех, кто послал его в плавание. Был ли он сделан в такой же торжественной форме или в ином виде, не известно. Имеются лишь весьма скудные выдержки из этого отчета, так что мы очень плохо осведомлены о ходе событий и резуль­тате экспедиции. Единственный источник, дающий некоторое представление о событиях первого плавания карфагенян к Оловянным островам,—это стихо­творное произведение «Морские берега» Авиеиа, относящееся к позднерим­ской эпохе. Здесь несколько раз упоминается отчет Гимилькона. Однако в то время, когда писал Авиеп' (около 400 г. и. э.), карфагенскому отчету испол­нилось уже круглым счетом 900 лет[278].

Гимилькон и его спутники достигли, видимо, Южной Англии и Ирлан­дии. Как далеко они зашли и чего они при этом добились, остается неизвест­ным. Установлено только, что плавание заняло необычайно много времени, так как из-за неблагоприятной погоды, многочисленных штилей, туманов и плохой видимости корабли могли двигаться в незнакомых морях лишь очень медленно. В каком-то неизвестном месте мореходы имели хотя и не причинив­шую им вреда, но отнюдь не радостную, а скорее опасную встречу с мелями, скоплениями водорослей и многочисленными морскими животными. Впрочем, не исключено, что эти подробности — четырехмесячная продолжительность плавания и мешавшие ему разнообразные препятствия — были придуманы хитрыми карфагенянами, чтобы окончательно отбить у своих торговых кон­курентов всякую охоту плыть к Оловянным островам.

Приключения Гимилькона, видимо, привели к тому, что неблагоприят­ные для судоходства особенности в водах между Пиренейским полуостровом и Оловянными островами, с которыми якобы столкнулся флотоводец, стали рассматривать как обычные для этого океана. Это очень напоминает историю Магеллана, который пересек Великий океан и назвал его «Тихим», так как за 4 месяца плавания случайно не разразилось ни одного шторма1. Как бы то ни было, карфагеняне всячески использовали описания Гимилькона, чтобы распространить среди других народов мнение, будто судоходство в западных морях невозможно или, во всяком случае, сопряжено с большими опасностя­ми. Автор полагает, что приведенное Платоном в его рассказе об Атлантиде сообщение о несудоходное™ западной части Океана[279][280] основывается на этом источнике, ибо иначе его нельзя попять. Другая легенда о «Застывшем море» (ср. гл. 18), которая на протяжении 2000 лет потрясала воображение бесчис­ленных мореплавателей все новыми ужасами и с течением столетий принимала гее более фантастический и зловещий характер, тоже могла возникнуть в связи с действительными или мнимыми приключениями карфагенянина Гимилькона во время его плавания в Бискайском заливе или в проливе Па-де- Кале[281].

Легенда о «Застывшем море», которая особенно в средние века вызывала ужас у народов, занимавшихся мореплаванием, и нашла наиболее яркое выражение в стихах Мерегарто, относящихся к XI в., отнюдь не возникла из «ученых исследований преимущественно Солина», как это считает германист Вейнгольд[282]. Это была подлинно народная легенда, созданная еще карфагеня­нами для отпугивания торговых конкурентов и в разных вариантах известная еще в древности. Легенду эту можно встретить у Платона в его рассказе

об Атлантиде, в отчете Сатаспа о его мнимых приключениях в западно­африканских морях (см. гл. 18), в сказке Плутарха об Огигии1, у Плиния (гл. 20) и его подражателя Солина[283][284], а также у Тацита (гл. 54). Позднее мы встречаем это предание у Иорнанда, Адама Бременского, в легенде о «святом Брандапе» и во многих других местах[285]. Первым толчком к созданию такого страшного предания, очевидно, был отчет о путешествии Гимилькопа, хотя в этом отчете о «Застывшем море» упоминается лишь как о безобидном единич­ном и случайном явлении. Упрек Маркса[286], будто ужасные подробности путе­шествия Гимилькона преподносятся с подчеркнутой «смехотворной навяз­чивостью», пожалуй, неоснователен. Ведь эту навязчивость следует рассмат­ривать как ловкий экономико-политический ход тех, кто поручил Гимилько- ну совершить его плавание, а вовсе не как выдумку самого флотоводца. Если справедливо предположение Эренберга, что во время плавания приходилось, вероятно, вести торговые переговоры и для этого делать длительные останов­ки, то становится понятным, почему оно было столь продолжительным[287]. Но отсюда ни в коем случае нельзя заключить, как это сделал Майр[288], что Гимиль- кон в своем плавании достиг северных стран Европы, расположенных далеко за пределами Британии.

Впрочем, сведения, добытые Гимильконом, вероятно, были вполне удов­летворительными, ибо карфагеняне, начиная с этой экспедиции вплоть до II в. до н. э. и до падения Карфагена, по-видимому, совершали регулярные торговые плавания к рынку олова — острову Уэссану или даже к полуострову Корнуэллу.

Посылка карфагенянами собственной исследовательской экспедиции в области торговли оловом, доступные прежде лишь тартесцам, следует, соб­ственно,- рассматривать как убедительное доказательство, что карфагеняне, а также финикияне, отпрысками которых они были, никогда не плавали в во­дах Атлантики севернее Тартеса. Высказанные впервые Редслобом в 1855 г. сомнения в том, что финикияне совершали далекие морские плавания, в выс­

шей степени законны1. Экспедиция Гимилькона, видимо, была первым знаком­ством семитов с Бискийским заливом.

Маскируя все свои торговые связи, карфагеняне сумели сохранить втай­не от других народов и контакт со Страной олова, имевший огромное хозяй­ственное значение. Тем самым они уподоблялись жителям Массилии. По­следние, открыв новый путь через Галлию в Страну олова, так строго хранили этот секрет, что еще в середине II в. до н. э. Сципиону и Полибию ничего НС удалось узнать в Массилии об этих торговых сношениях[289][290]. Сколь тщательно карфагеняне стремились скрыть свои сведения от других, показывает рассказ Страбона о карфагенском мореходе, который сам посадил на мель и разбил свое судно, чтобы только следовавший за ним римский корабль не обнаружил цели его плавания[291].

Пока не найдено никаких указаний па то, что до завоевания Тартеса кар­фагенянами п устранения его от торговли, то есть примерно до 530 г. до н. э., какой-либо житель Средиземноморья когда-нибудь достиг Британии. Пет у нас и основания предполагать, что такой морской поход средиземноморцев мог состояться в VII в. дон. э., когда Тартес находился в некоторой политиче­ской зависимости от финикиян. Хотя теоретически это возможно, по до сих пор пет пи малейших доказательств практического осуществления такой возможности. Действительно, все указывает на то, что финикияне старались как можно меньше мешать своей «дойной корове»— Тартесу заниматься при­быльной торговлей. Раньше все исследователи были уверены в том, что финики, япе совершали плавания к Британским островам, а также регулярные торго­вые рейсы в Финляндию, Норвегию, к Лофотенским островам, в Индию и т. д Но это предположение необоснованно, по крайней мере до настоящего времени не удалось привести в его пользу никаких доказательств. Впрочем, как ни странно, эта гипотеза была снова выдвинута совсем недавно[292].

Из-за боязни раскрыть секрет доходной торговли Касситериды на про­тяжении всей древности постоянно окружались тайной. Тартесцы, позднее карфагеняне и массилиоты и еще позже галлы[293] не были заинтересованы в том, чтобы способствовать разгадке этой тайпы.

Плавание карфагенян на Оловянные острова[294][295][296][297] можно в известной мере считать указанием на то, что в области торговли Карфаген занял место Тартеса. С тех пор Тартес стал устаревшим понятием и мы о нем больше ничего не слышим. Именно потому, что о его дальнейшей судьбе ничего не сообща лось, Шультеп предположил, будто карфагеняне разрушили Тартес. Это.

конечно, возможно, и автор в первом издании своего труда придерживался такого же мнения. Однако можно допустить, что Карфаген, господствовавший в южной части Испании, лишь вынудил Тартес остаться на старых, отмирающих торговых путях, перехватил торговлю своего конкурента и способствовал его окончательному вытеснению из этой сферы. Так Тартес вскоре сам по себе превратился в «мертвый город». Мейер высказал такое мнение в связи с пред­положением, что город Аста был морским портом тартесцев (см. гл. 7). Вот что он пишет по этому поводу: «Гадир занял место Асты, и последняя потеря­ла какое бы тони было значение как торговый центр»[298].

Весьма возможно, что события именно так и разыгрались. Однако мы лишь тогда достигнем ясности, когда будут наконец обнаружены остатки тартесского порта, который почти на протяжении целого тысячелетия был важнейшим центром хозяйственной жизни Европы.

<< | >>
Источник: РИХАРД ХЕННИГ. НЕВЕДОМЫЕ ЗЕМЛИ. ПЕРЕВОД С НЕМЕЦКОГО. МОСКВА. ИЗДАТЕЛЬСТВО ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. - 1961. 1961

Еще по теме ГЛАВА 13 ПЛАВАНИЕ ГИМИЛЬКОНА К ОЛОВЯННЫМ ОСТРОВАМ (около 523 г. до її. э.):

  1. ГЛАВА 72 СТРАНЫ КАРИБСКОГО БАССЕЙНА
  2. ГЛАВА 41 КИТАЙ: КОНЕЦ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ И ПОБЕДА КОММУНИСТОВ
  3. ГЛАВА 60 КУБИНСКИЙ КРИЗИС
  4. ГЛАВА 84 РАЗВИТИЕ ВЕЛИКОБРИТАНИИ
  5. Глава VI Утверждение закона и публикация его
  6. ГЛАВА ШЕСТАЯ. О Судѣ Одрина
  7. Глава I. Территорія.
  8. ГЛАВА 73 КОНЕЦ ПРАВЛЕНИЯ БЕЛЫХ В ЗАпАдНОЙ АФРИКЕ
  9. ГЛАВА 11 ПОЯВЛЕНИЕ ЯПОНИИ НА МИРОВОЙ АРЕНЕ, 1900-1929
  10. Глава IV [Составление первоначального проекта закона]
  11. ГЛАВА 71 ЦЕНТРАЛЬНАЯ АМЕРИКА, ОХВАЧЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЕЙ