<<
>>

Глава I. Обзоръ важнѣйшихъ памятниковъ права періода имперіи (до Свода законовъ).

Общее замѣ­чаніе о на­именовані­яхъ нашихъ законовъ.

Въ періодъ имперіи, который подлежитъ на­шему изученію, а именно — до составленія „Свода Законовъ", ■— появляется цѣлый рядъ весьма важ­ныхъ памятниковъ права, изъ коихъ многіе не

потеряли своего значенія и доселѣ, въ качествѣ первоисточ­никовъ дѣйствующихъ законовъ.

Законы, при обнародо­ваніи ихъ у насъ, получали, до послѣдняго времени, разно­образныя наименованія, частію унаслѣдованныя изъ ста­рины (указы, уставы, грамоты и др.), частію явившіяся лишь въ эпоху имперіи (регламенты, артикулы, инструкціи, учреж­денія и др.). Наша юридическая терминологія вообще и въ частности — терминологія законовъ — никогда не отличалась особенно опредѣленностью и устойчивостью, почему на практикѣ съ тѣмъ или инымъ наименованіемъ, подъ которымъ являлся въ свѣтъ данный законъ, не связывалось всегда одного опре­дѣленнаго содержанія, но, наоборотъ, случалось, что однород­ные, по формѣ и содержанію, законы являлись подъ разными именами, а законы, непохожіе другъ на друга, носили одно и тоже наименованіе. Эта неустойчивость терминологіи особенно сказывалась въ эпоху реформъ, когда къ старымъ наимено­ваніямъ присоединялись новыя. Часто, по мнѣнію самого законодателя, эти наименованія были равнозначущи съ прежними (такъ слово „регламентъ", по толкованію Петровскихъ актовъ, значитъ „уставъ", инструкція „ — „наказъ" и т. д.), но иногда они появлялись потому, что создавались новыя формы про­хожденія законопроектовъ (напр., законопроекты, прошедшіе че­резъ Государственный Совѣтъ и утвержденные монархомъ, стали носить въ XIX в. наименованіе „Высочайше утвержденныхъ мнѣній Госуд. Совѣта"). Указанная неустойчивость терминологіи нашихъ законовъ очень затрудняетъ современныхъ ученыхъ, когда имъ приходится давать опредѣленіе каждой формѣ, или наименованію законовъ, т.
е. указывать, что надо пони­мать подъ словомъ „уставъ", „учрежденіе", „указъ" и т. д. Нѣкоторые изъ ученыхъ даже приходятъ къ мысли, что не­возможно дѣлать и попытокъ такихъ опредѣленій, ввиду ихъ безплодности. На нашъ, однако, взглядъ нельзя совершенно

Перваго II. С. Законовъ многихъ изъ названныхъ памятниковъ нашего права можно найти также въ книгѣ Н. П. Загоскина „Наука исто­ріи русскаго права" (К., 1891 г.), гдѣ частію указываются и другія изданія отдѣльныхъ памятниковъ; множество законодательныхъ ак­товъ ХѴШ вѣка невошедшихъ въ I П. С. Законовъ, можно найти въ „Докладахъ и приговорахъ Пр. Сената", въ „Сборникахъ Им. Русскаго Историческаго Общества", въ „Сенатскомъ Архивѣ" и другихъ изданіяхъ. Изъ доступныхъ для учащихся изданій можно отмѣтить „Памятники русскаго законодательства XVIII ст.“ В. М. Грибовекаго (С.-П., 1907 г.); А. А. К и з е в е т т е р а „Основные законодат. акты, касающіяся госуд. учрежденій XVIII и первой четверти XIX ст.“ (М„ 1900 г.); „Акты царствованія Екатерины ІЙ', изданіе Москов. В. Ж. курсовъ (М., 1907 г,); М.М.Б о г осло вскаго „Памятники Петров. Закопод." (М., 1910г.). Лите­ратура указана какъ въ названной книгѣ, Н. II. Загоскина, такъ и въ „Учебникѣ исторіи р. права періода имперіи" В.Н. Латкнна(С.-П., 1909г.).

отказаться отъ такихъ попытокъ, но только при этомъ не надо придавать тѣмъ или инымъ опредѣленіямъ безусловнаго значенія, а, наоборотъ, надо всегда помнить, что каждое опре­дѣленіе, даваемое тому или другому термину, ввиду неустой­чивости практики, требуетъ оговорокъ и ограниченій. Одна изъ попытокъ дать опредѣленія важнѣйшихъ терминовъ, подъ которыми являлись въ жизнь наши законы, принадлежатъ знаменитому кодификатору нашего права — гр. Сперанскому, но и его опредѣленія нельзя считать вполнѣ пріемлемыми и не­имѣющими исключеній на практикѣ. Такъ, напр., еще Спе­ранскій указывалъ, что „учрежденіями у насъ называется тотъ родъ государственныхъ законовъ, которыми опредѣляется образованіе (организація) мѣстъ и властей, ихъ составъ, предметы вѣдомства, степень власти и порядокъ производства въ нихъ дѣлъ“, т.

е. иначе говоря, учрежденіе есть уставъ, или статутъ, даннаго правительственнаго или общест­веннаго мѣста (или установленія). Въ такомъ смыслѣ этотъ терминъ, дѣйствительно, употреблялся уже давно, да и въ на­стоящее время онъ понимается въ томъ-же смыслѣ. Такъ, напр., I уставъ, который получилъ въ началѣ XIX в. Государственный Со­вѣтъ, носитъ названіе — „Учрежденіе Государственнаго Совѣта“, какъ носитъ это названіе и уставъ новаго Государственнаго Совѣта, преобразованнаго нынѣ въ Верхнюю Палату, и какъ его носитъ уставъ нашей Государственной Думы („Учрежденіе Г. Думы"). Однако, можно указать въ исторіи нашей примѣры уставовъ, которые „учрежденіями" не называются, а носятъ совсѣмъ другія наименованія. Такъ, напр., уставъ Пр. Се­ната отъ 1722 г. носилъ наименованіе „должности Се­ната"; уставы коллегій назывались не „учрежденіями", а „ре­гламентами" ; II уставъ Государственнаго Совѣта отъ 1 ян­варя 1810 г. именовался „образованіемъ Государственнаго Со­вѣта". При этомъ интересно также отмѣтить, что у насъ есть законы, которые хотя и называются „учрежденіями" („Учреж­деніе объ Императорской фамиліи" о апрѣля 1797 г., гдѣ опредѣлены права и преимущества членовъ этой фамиліи и ихъ обязанности къ государю), но которые не подойдутъ подъ опре­дѣленіе, даваемое этому понятію Сперанскимъ. (Замѣтимъ также, что словомъ учрежденіе обозначается у насъ нетолько ор­ганизація, или уставъ, данныхъ мѣстъ и властей, но и само правительственное или общественное мѣсто).

Возьмемъ, для примѣра, еще одинъ терминъ — уставъ. „Уставами называется", говоритъ Сперанскій, „тотъ родъ законовъ, коими установливается порядокъ какой-либо особенной части управленія. Таковы напр., Уставъ Таможенный, Горный, Монетный и пр. Между учрѳждені-

та разность, что въ учрежденіяхъ мѣстъ и властей и означаются кратко ихъ дѣйствія, а въ уставахъ подробно онп должны въ разныхъ случаяхъ дѣй-

я ми и уставами опредѣляется составъ предметы и порядокъ изображается, какъ ствовать".

Такимъ образомъ уставъ изображаетъ въ подроб­ностяхъ порядокъ административныхъ дѣйствій даннаго правительственнаго или общественнаго мѣста (и въ этомъ случаѣ онъ соотвѣтствуетъ наказу, даваемому лицамъ, сто­ящимъ во главѣ его), между тѣмъ, „учрежденіе", какъ статутъ, кратко и лишь въ общихъ чертахъ опредѣляетъ порядокъ этихъ дѣйствій. Такую разницу между уставомъ и учре­жденіемъ можно, конечно, нризнать какъ существенную, а по тому можно согласиться и съ опредѣленіемъ Сперанскаго. Но, еслибъ она, дѣйствительно, всегда проводилась на прак­тикѣ, то каждое „учрежденіе11, какъ статутъ даннаго мѣста, естественно, должно бы имѣть дополненіе въ своемъ уставѣ, который и надо бы было составлять непремѣнно для всякаго мѣста. Въ дѣйствительности, однако, очень часто такихъ до­полненій не бываетъ. Кромѣ того, такому пониманію слова „уставъ", —какое предлагалось Сперанскимъ, — противорѣчивъ наличность у пасъ нѣкоторыхъ памятниковъ права, какъ, напр., Воинскаго Устава Петра В. Этотъ уставъ, во 2-ой части, является Сводомъ уголовныхъ законовъ, а не только закономъ, устанавливающимъ порядокъ какой-либо части управленія (какъ опредѣлялъ Сперанскій понятіе слова „уставъ").

Необходимо оговориться, что, дѣлая указанныя замѣчанія объ опредѣленіяхъ, даваемыхъ Сперанскимъ юридическимъ терми­намъ, мы не хотимъ этимъ сказать, что эти опредѣленія вообще невѣрны, но лишь хотимъ указать, что каждое подобное опредѣленіе — кѣмъ-бы оно ни дѣлалось (а въ литературѣ нашей можно указать нѣсколько попытокъ такихъ опредѣленій) — всегда рискуетъ быть неточнымъ и неполнымъ, ввиду того, что сама и р а к т ика употребляла эти термины въ весьма различныхъ смыслахъ, закоиодатель-же обычно не давалъ указаній, что-же собственно надо было понимать подъ каждымъ изъ этихъ терминовъ, а лишь ограничивался простымъ ихъ перечисленіемъ[323][324][325]).

[326]

Краткій обзоръ Послѣ этого общаго замѣчанія о наимено-

памятниковъ вапіяхъ нашихъ законовъ, перейдемъ къ обзору

права Петров­ской эпохи. Регламенты наказы.

I.

и

уставы,

важнѣйшихъ памятниковъ права имперскаго періода п прежде всего остановимся на Петровской эпохѣ. Здѣсь надо отмѣтить, что при Петрѣ впервые наши учрежденія получаютъ свои называющіеся обычно регламентами, иногда — должностями, при чемъ въ этихъ уставахъ опредѣляется составъ, устройство, кругъ вѣдомства и дѣлопроизводство учре­жденій. Эти уставы пе всегда были достаточно-полны и точны, но они, во всякомъ случаѣ, давали, въ общемъ, возможность учрежденіямъ, а также и должностнымъ лицамъ, дѣйствовать по закону, въ предѣлахъ предоставленныхъ имъ правъ и обязанностей, тогда какъ всѣ учрежденія предъидущаго періода дѣйствовали, главнымъ образомъ, по обычаю, а законодатели еще не пытались установить тогда de jure предѣловъ ихъ компетенціи и порядка ихъ дѣятельности. Съ точки зрѣнія развитія начала законности въ управленіи, снабженіе учре­жденій регламентами, а лицъ ■ — наказами, было важнымъ ша­гомъ впередъ; оно было при томъ совершенно-необходимо, ввиду того, что создавались новыя учрежденія, взамѣнъ старыхъ, причемъ прежнія обычаи управленія замѣнялись иными, требо­вавшими ознакомленія съ ними (напр., вмѣсто приказнаго строя вводился коллегіальный). Изъ такъ наз. „дол­жностей" (т. е. законодательныхъ актовъ, опредѣлявшихъ, какъ должно было дѣйствовать данное учрежденіе или лицо), от­мѣтимъ указы 7 марта 1711 г. и 27 апрѣля 1722 г. „о должности Сената", „о должности генералъ-прокурора" отъ 27 того-же апрѣля 1722 г. при Сенатѣ и „о должности прокурора" въ коллегіяхъ, магистратахъ и пр.; указъ „о должности фискаловъ" 1714 г. Изъ регламентовъ, или уставовъ, отдѣльныхъ коллегій обращаетъ на себя вниманіе прежде всего „Регламентъ Ду­ховной коллегіи", или Св.

11р. Синода. Въ этомъ Регламентѣ, данномъ Св. Пр. Синоду 25 января 1721 г., подробно объ­ясняются п р и ч и іі ы реформы по управленію православною церковью и устанавливаются общія основанія, на ко­торыхъ должно было вестись это управленіе впредь. Затѣмъ нельзя не указать на уставы, данные финансовымъ и другимъ коллегіямъ, каковы, напр., „Регламентъ Штатсъ-конторъ-кол- легіи", гдѣ устанавливаются правила составленія штатовъ государственныхъ расходовъ; „Регламентъ Камеръ-коллегіи", гдѣ опредѣляются порядокъ завѣдыванія государственными дохо­дами (1719 г.); „Регламентъ Мануфактуръ-коллегіи" (1725 г.), „Бергъ-коллегіи" и др. Кромѣ регламентовъ, данныхъ от­дѣльнымъ коллегіямъ, 28 февраля 1720 г. былъ данъ знаме­нитый „Генеральный Регламентъ, или Уставъ" Коллегіямъ, гдѣ устанавливался общій порядокъ службы во всѣхъ колле-

гіальныхъ учрежденіяхъ, вводившихся тогда какъ въ центрѣ, такъ и въ губерніяхъ. Этотъ Г. Регламентъ не остался безъ сильнаго вліянія на послѣдующее законодательство объ органи­заціи у насъ гражданской службы. Здѣсь, между прочимъ, говорится о преимуществахъ Коллегій, о времени засѣданій Кол­легій, о порядкѣ дѣлопроизводства въ нихъ, о подачѣ голосовъ, о составѣ Коллегій, о должности президента и другихъ чиновъ и пр. Затѣмъ при Петрѣ В. создался, какъ извѣстно, цѣлый рядъ новыхъ должностей, нерѣдко съ иноземными наимено­ваніями, каковы, напр., рентмейстеры, вальдмейстеры, комиссары, камериры и т. д. Ихъ права и обязанности, какъ и права нѣкоторыхъ должностныхъ лицъ, уцѣлѣвшихъ отъ прежняго времени (напр. воеводъ), опредѣлялись, обычно, особыми и н - струнціями (пли наказами), которые представляютъ немало любопытнаго матеріала для сужденія о взглядахъ правительства того времени на отношеніе власти къ народу, на предѣлы вмѣшательства этой власти въ народную жизнь и т. д. Различіе между регламентами (или уставами) и инструкціями (или наказами) будетъ, такимъ образомъ, говоря вообще, то, что первые даются учрежденіямъ, вторыя — лицамъ, хотя и здѣсь можно указать на исключенія (Большой Наказъ Комиссіи о составленіи проекта Новаго Уложенія, данный ей Екатериною

II и др.).

Особый видъ законодательныхъ памятниковъ Петровскаго, а частію и послѣдующаго времени, представляютъ собою уставы. Хотя нѣкоторые регламенты, какъ напр., Генеральный Регламентъ коллегіямъ, и названы въ подлинникѣ уставами, во при Петрѣ В. терминъ у с т а в ъ употреблялся обычно не въ смыслѣ, аналогичномъ слову учре­

II. Уставы; понятіе.

Воинскій

У ставъ и его значеніе въ исторіи рус­скаго права.

жденіе, — какъ понятіе этого термина опредѣлялъ, напр., Сперанскій, —а въ смыслѣ свода узаконеній, изданныхъ для завѣдыванія какою-либо частію управленія и содержащихъ въ себѣ нормы матеріальнаго права. Таковы при Петрѣ В. были Воинскій Уставъ 1716 г., Морской Уставъ 1720 г., позднѣе-же — Уставъ о векселяхъ 1729 г. Уставъ Благочи­нія 1782 г. Въ этихъ уставахъ мы находимъ не только по­становленія, касающіяся порядка управленія даннымъ вѣдомст­вомъ, но и сводъ нормъ уголовнаго права (въ Воинскомъ Уставѣ), или то р г о в а г о (въ Вексельномъ Уставѣ), или поли­цейскаго (въ Уставѣ Благочиніи). Изъ уставовъ Петров­скаго времени необходимо особо остановиться на Уставѣ Воин­скомъ". Въ 1716 г. былъ изданъ знаменитый „Воинскій Уставъ", вторая часть котораго содержитъ, подъ именемъ „Воинскихъ Арти­куловъ", довольно обширный военно-уголовный кодексъ,

главнымъ образомъ занятый вопросами о преступленіи и нака­заніи (другія части Устава касаются вопросовъ военной службы и не подлежатъ нашему разсмотрѣнію). Петру В. принадлежитъ нѣсколько попытокъ общей кодификаціи нашего права, кончив­шихся неудачно по весьма сложнымъ причинамъ, на разборѣ коихъ мы остановимся ниже. Пока лишь отмѣтимъ, что эти не­удачи общей кодификаціи законовъ, съ одной стороны, крайняя необходимость скорѣе дать новосозданной регулярной арміи особый регламентъ ■— съ другой, побудили Петра отложить мысль объ изданіи новаго общаго Уложенія и ограничиться лишь сочиненіемъ „Устава Воинскаго"х). Этотъ Уставъ, будучи составленъ по иноземнымъ источникамъ, стоялъ особнякомъ по отношенію къ той указной практикѣ, которая, — и до Петра, послѣ изданія С. Уложенія, а еще болѣе при Петрѣ, — энер­гично и многообразно отвѣчала у насъ на тѣ или иные за­просы жизни. В. Уставъ игнор иров а лъ это законодатель­ное движеніе и ничего не взялъ изъ него, хотя своими „Воин­скими Артикулами" и затрогивалъ, съ точки зрѣнія военнаго права и быта, тѣже вопросы о поддержаніи дисциплины въ арміи, какіе частію затрогивались указами и воинскими арти­кулами, созданными до него. Отчасти вслѣдствіи этой близо­сти вопросовъ, трактовавшихся и въ отдѣльныхъ узаконеніяхъ и въ В. Уставѣ, отчасти потому, что послѣдній, наряду съ спеціальными постановленіями (имѣвшими значеніе для войска) содержалъ юридическія нормы общаго характера, находившія себѣ примѣненіе въ общеуголовныхъ су­дахъ, но, В. Уставъ, несомнѣнно, долженъ былъ оказывать извѣстное вліяніе на послѣдующее наше праворазвитіе. Уже это соображеніе заставляетъ насъ, хотя, кратко, разсмотрѣть, его, какъ важный весьма перво-источникъ уголовнаго права данной эпохи. Затѣмъ, съ чисто-формальной точки зрѣнія, В. Уставъ уже самимъ его творцемъ былъ, прямо послѣ изданія, поставленъ въ число источниковъ нетолько военнаго, но и общеуголовнаго права. Петръ В. хотѣлъ дать „Воинскимъ Артикуламъ" широкое распостраненіе, чѣмъ и объ­ясняется тотъ фактъ, что уже черезъ нѣсколько дней послѣ обнародованія (30 марта 1716 г.) „Воинскаго Устава", Сенату было предписано примѣнять его въ общихъ судахъ’[327][328]).

Затѣмъ, и позднѣе являлись у насъ неразъ указы, под­тверждавшіе необходимость примѣненія тѣхъ или иныхъ отдѣльныхъ статей В. Устава общими судами[329][330]). Такое широкое распространеніе дѣйствія Воинскаго Устава заставляетъ и исто­риковъ русскаго права обратить вниманіе на указанный памят­никъ, такъ какъ вліяніе памятника не ограничивается его при­мѣненіемъ только въ военныхъ судахъ, но простирается на всѣ наши суды.

Обращаясь къ „В. Уставунадо прежде всего сказать, что уставъ этотъ вовсе не являлся простымъ переводомъ съ нѣмецкаго подлинника, сочиненнаго для Петра В., какъ это до­казывается въ нѣмецкой литературѣ; онъ даже и не былъ пере­дѣлкою какого-нибудь устава, а представлялъ сводъ, состав­ленный изъ многихъ иноземныхъ военныхъ законовъ. Воинскіе Артикулы, какъ военноуголовный кодексъ, конечно, касаются больше всего вопросовъ военнаго нрава и быта. Именно изъ 24-хъ главъ „Воинскихъ Артикуловъ“ — 15 главъ говорятъ о проступкахъ и преступленіяхъ, возникающихъ изъ нарушенія основныхъ требованій военной дисциплины и служебнаго

долга. Въ нихъ вездѣ преступникомъ или нарушителемъ такихъ требованій называется офицеръ, или рядовой, „вышняго или ни­жняго чина“ военнослужащій. По самой сущности затрогивае- мыхъ въ нихъ вопросовъ, эти главы имѣютъ спеціальный военно-юридическій характеръ. Но, однако, ихъ постановле­нія, несмотря на свой чисто-военный характеръ, могли распро­страняться на обще-гражданскую среду. Напр., глава XVI говоритъ объ измѣнѣ и тайной перепискѣ военныхъ съ непрія­телемъ и, сообразно весьма опасному значенію даннаго рода дѣяній не только для блага, но даже для самого существова­нія арміи, В. Уставъ жестоко преслѣдуетъ ихъ. Но, конечно, ничто тогда не мѣшало на практикѣ примѣнять эти спеціально­военныя постановленія и къ болѣе широкому кругу лицъ, когда дѣянія послѣднихъ казались опасными. Наконецъ, допустимъ и другой случай воздѣйствія этихъ постановленій на общее право: въ нихъ могли быть предусмотрѣны дѣянія, нѳобратившія на себя вниманія законодателя въ общихъ правовыхъ памятни­кахъ, а потому неимѣвшія здѣсь никакихъ опредѣленій — судебная практика могла обращаться къ постановленіямъ В. Устава и примѣнять эти постановленія въ общихъ судахъ. Такъ, напр., В. Уставъ вводитъ два вида преступленій противъ жизни, неизвѣстныхъ прежнимъ нашимъ кодексамъ и указамъ: преступленіе самоубійства и поединка (дуэли), наказуемыя смертною казнію, для самоубійства — даже при покушеніи за него. Изъ В. Устава общіе суды берутъ эти понятія, когда дѣло идетъ о лицахъ не-военныхъ.

Если нѣкоторыя главы В. Артикуловъ трактуютъ о вопро­сахъ военнаго права и быта, то, наряду съ ними, В. Артикулы знаютъ нѣсколько главъ, занятыхъ вопросами общеграж­данскаго характера, хотя и получившими въ артикулахъ чисто военную окраску, благодаря особенностямъ въ ихъ поста­новкѣ. Такова, напр., глава I „о страхѣ Божіи", гдѣ говорится о наказаніи „за чернокнижіе, богохульство, принятіе имени Божія „всуе". Преступленія эти могли являться нетолько среди во­енныхъ, но и среди всякаго званія людей, а потому и поста­новленія памятника могли получить примѣненіе въ общихъ судахъ.

Наконецъ, есть главы памятника, которыя имѣютъ уже прямое отношеніе къ общему (не-военному) уголовному праву, такъ какъ содержатъ въ себѣ постановленія о проступкахъ и преступленіяхъ нетолько противъ военной дисциплины и слу­жебнаго долга, но и общія юридическія нормы, относя­щіяся къ общимъ проступкамъ и преступленіямъ. Именно къ этимъ-то главамъ, по преимуществу, и должны относиться слова Петра В. о необходимости примѣненія В.

Устававъ общихъ судахъ. Конечно, и въ этихъ гла­вахъ имѣется въ виду прежде всего войско, охраненіе въ немъ порядка и спокойствія. Поэтому и здѣсь, говоря о томъ пли иномъ „злодѣяніи", В. Артикулы имѣютъ въ виду прежде всего военныхъ людей, являющихся, то въ качествѣ виновныхъ, то потерпѣвшихъ (такъ, напр., запрещаются „собранія воин­скихъ людей" и т. д.). Но, однако, въ этихъ главахъ есть по­становленія, гдѣ указанныя лица уже не выдѣляются отъ дру­гихъ и законъ говоритъ въ такихъ выраженіяхъ, которыя прямо позволяютъ подводить подъ нихъ всякаго преступника, безъ разли­чія его званія и состоянія: „кто кого ... умертвитъ или убьетъ"; „кто пасквили . . . сочинитъ; „ежели кто другого не одумав­шись . . . выбранитъ; „кто . . . кого ударитъ"; „кто . . . по­крадетъ"; „ежели мужъ женатый съ женою замужнею тѣлесно смѣшается и т. д. и т. д. Во всѣхъ подобныхъ случаяхъ, какъ допускающихъ, по самой своей сущности, широкое обобщеніе, законодатель какъ-бы забываетъ, что дѣло идетъ о преступленіи военнослужащихъ, по преимуществу, и говоритъ въ общихъ формулахъ, легко могущихъ найти себѣ примѣненіе и въ обще­гражданскомъ судѣ. Въ нѣкоторыхъ главахъ, •— какъ, наир. въ главѣ, „о содомскомъ грѣхѣ, о насиліи и блудѣ",—всего одинъ артикулъ (объ изгнаніи „блудницъ" изъ полковъ) выда­етъ намъ, что дѣло всетаки идетъ о постановленіяхъ военнаго кодекса; въ остальныхъ всѣхъ встрѣчаются постановленія, по редакціи своей, могущія найти мѣста въ любомъ кодексѣ; въ гл. XXI „о зажиганіи, грабительствѣ и воровствѣ" такой же общій характеръ имѣютъ всѣ почти артикулы о воровствѣ. Понятно поэтому, что эти постановленія больше другихъ могли оказать вліянія на общеуголовное наше право и съ этой стороны заслуживаютъ особаго вниманія.

На общеуголовное право повліяло также и ученіе В. Устава о наказаніяхъ. Наказанія по этому памятнику отличаются большою жестокостью, при чемъ вводятся у насъ новые виды смертной казни (колесованіе, четвертованіе, ар- кебузированіе, т. е. разстрѣляніе), а равно увеличиваются виды членовредительныхъ наказаній (отсѣчете рукъ, суста­вовъ) и наказаній болѣзненныхъ (шпицрутены и др.). Интересно, сравнить въ этомъ отношеніи В. Уставъ съ С. Уло­женіемъ. Одинъ изъ первыхъ изслѣдователей нашего С. Уло­женія, извѣстный Строевъ, изучая памятникъ, находилъ, что Уложеніе представляется „почти чудовищемъ, кровожаднымъ и до невѣроятности свирѣпымъ". На своемъ образномъ языкѣ, изслѣдователь восклицалъ: „филантропъ изумляется, читая Уложеніе и едва вѣритъ, что когда-то сіи казни суще­ствовали дѣйствительно, были точно исполняемы" . . . Не бу-

35

демъ отрицать „кровожадности'' С. Уложенія, хотя и замѣтимъ, что современная историко-юридическая критика первоисточ­никовъ С. Уложенія неоспоримо доказала, что громадная доля отвѣтственности за эту „кровожадность" должна пасть на свѣт­ское византійское право . . . Отмѣтимъ и другой характерный фактъ, указанный еще И. Д. Бѣляевымъ (при разборѣ имъ такъ наз. „новоуказныхъ статей о татебныхъ, разбойныхъ и убивственныхъ дѣлахъ" 1669 г.), что „общій характеръ новоуказныхъ статей выражается... въ смягче­ніи прежней строгости и даже жестокости, до­пущенной Уложеніемъ" . . . Но вотъ проходитъ еще почти полвѣка, является новый иноземный, по своимъ ис­точникамъ, уголовный кодексъ („В. Артикулы"), созданный, правда, для арміи, но, по мысли законодателя, долженствующій имѣть значеніе и въ общихъ судахъ. Какое/ общее впечатлѣ­ніе получается при сравненіи его постановленій о наказаніи съ таковыми-же постановленіями С. Уложенія, этого „почти чудо­вища, кровожаднаго и до невѣроятности свирѣпаго" памятника, какъ характеризировалъ его Строевъ? Современный криминалистъ приходитъ совершенно къ противоположному выводу, чѣмъ вы­водъ Строева. „Несмотря на частое примѣненіе смертной казни, нельзя не сознаться, что Уложеніе", говоритъ Н. С. Таганцевъ, „сравнительно съ одновременными ему запад­ными кодексами, представляется мягкосерд­нымъ", что, далѣе, въ Воинскомъ Уставѣ смертная казнь „расточается такою щедрою рукою, что далеко оставляетъ за собою Уложеиіецаря Алексѣя Михай- л о в и ч а". Но, нетолько болѣе частое назначеніе смертной казни, — наряду съ новыми варварскими, по жестокости, спо­собами ея исполненія по В. Уставу, — заставляютъ признать наше С. Уложеніе мягкосерднымъ, сравнительно съ В. Уставомъ; къ этому выводу заставляетъ притти и обиліе чле­новредительныхъ и осрамительныхъ наказаній, нещадившихъ ни живыхъ, ни мертвыхъ (таково, напр., было наказаніе само­убійцъ, на страхъ живымъ: „ежели кто самъ себя убьетъ, то надлежитъ палачу тѣло его въ безчестное мѣсто отво­лочить и закопать, волоча прежде по улицамъ или обозу"). Если допустить предположеніе, что всѣ наказанія, какія рекомендовались къ исполненію В. Уставомъ, нашли- бы себѣ полное и буквальное приложеніе на практикѣ, а система наказаній С. Уложенія, въ соотвѣтствующихъ случаяхъ, пере­стала-бы прилагаться въ нашихъ судахъ, то нельзя было- бы не сказать, что наше уголовное правосудіе, поскольку дѣло идетъ о наказаніи, пошло-бы сильно назадъ. Къ счастію, этого не случилось, свои начала карательной репрессіи оказались бо­

лѣе жизненными, а потому и могли вынести борьбу съ архаиз­мами В. Устава, что уже ясно сказалось на ближайшемъ пері­одѣ послѣ Петра В., именно на царствованіи Елизаветы Пе­тровны, а затѣмъ особенно — при Екатеринѣ II, когда (хотя частію и подъ иноземными, но уже просвѣтительными вліяніями) стали проявляться у насъ новыя, болѣе человѣчныя,

начала уголовнаго права . .

Если въ такихъ памятникахъ права, какъ „Во­инскій Уставъ" или „Генеральный Регламентъ Коллегіямъ", мы видимъ попытку частичной кодификаціи, по иноземнымъ образцамъ, юри­дическихъ нормъ, относящихся къ какому-либо од- права, то, наряду съ этимъ, въ новое время, —

III. Важнѣй­шіе указы Петровскаго царство­

ванія,

номѵ отдѣлу какъ это было и раньше — право ваше развивается путемъ изданія отдѣльныхъ указовъ, манифестовъ, приговоровъ ІІр. Се­ната, указовъ, резолюцій и „положеній" Верх. Тайн. Совѣта, Кабинета министровъ и т. д. — въ XVIII вѣкѣ, а затѣмъ также и „Высочайшеутвержденныхъ мнѣній Государственнаго Со­вѣта" или Комитета Министровъ — въ XIX столѣтіи. Обо­зрѣть въ общемъ очеркѣ всю эту обширную массу отдѣльныхъ законодательныхъ актовъ, явившихся въ ХѴШ в., а равно и въ первой четверти XIX столѣтія, не представляется никакой возможности, почему мы и остановимся лишь на простомъ пере­численіи важнѣйшихъ изъ нихъ и прежде всего указовъ, кото­рые явились при Петрѣ В. Слово указъ въ Московскій періодъ обозначало собою повелѣніе, исходящее отъ государя. Въ ХѴП1—XIX вѣкахъ указъ могъ обозначать распоряженіе, данное нетолько высшими учрежденіями, какъ Пр. Сенатъ, Св. Синодъ, но и подчиненными (напр., губернскими правленіями). Къ указамъ-же, какъ повелѣніямъ м о н а р х а, прибавлялся эпитетъ именной (указъ), при чемъ, впрочемъ, именные указы могли исходить и отъ тѣхъ Совѣтовъ при особѣ государя, которые являлись въ ХѴШ в., если только они имѣли право­мочіе говорить и м е н е м ъ монархах).

ІІрн Петрѣ В. были преобразованы, какъ извѣстно, не-

1) Одинъ изъ нашихъ ученыхъ, а именно H. М. Коркуновъ называетъ указами — „общія правила, устанавливаемыя въ по­рядкѣ управленія, какъ верховною властію, такъ и органами под­чиненнаго управленія" и пытается противопоставить указу — за­конъ („Указъ и законъ", изслѣдованіе, С.-ІІ., 1894 г.). Что указы издавались у насъ какъ верховною властію, такъ и органами под­чиненнаго управленія — это, конечно, не подлежитъ сомнѣнію, но изъ этого не слѣдуетъ того противоположенія указа и закона, который выводился авторомъ, такъ какъ многіе указы (до созданія Государственной Думы) были законами нетолысо формально, но и матеріально, т. е. содержали въ себѣ юридическія нормы.

35*

только центральныя, но и мѣстныя учрежденія, чѣмъ, конечно, и надо объяснить цѣлый рядъ указовъ и инструкцій, относящихъ къ областному управленію, какъ, напр., указъ 18 декабря 1708 г., „объ учрежденіи губерній и о росписаніи къ нимъ городовъ", указъ „объ устройствѣ губерній и объ опре­дѣленіи въ оныя правителей", наказы, или инструкціи, воево­дамъ, земскимъ комиссарамъ, камерирамъ (1719 г.) и др.; указы объ учрежденіи Бурмистерской Палаты, а въ городахъ — Земскихъ Избъ (отъ 1699 г.) и др. Затѣмъ, хотя общественные классы, сложившіеся на Москвѣ въ обособленныя тяглыя группы, не были при Петрѣ В. въ такой мѣрѣ захвачены ре­формою, какъ центральныя и мѣстныя учрежденія, или какъ общественныя нравы и бытъ, но и по отношенію къ нимъ надо отмѣтить нѣсколько важныхъ узаконеній. Такъ, напр., по от­ношенію къ дворянству (шляхетству) важную роль съигралъ знаменитый указъ Петра В. отъ 24 января 1722 г. носившій названіе „Табели о рангахъ", на которой мы подробно остано­вимся при изученіи вопроса о положеніи нашего служилаго со­словія въ ХѴШ в., а но отношенію къ городскому классу — поста­новленія, касающіяся сложенія его въ гильдіи и цехи (Регламентъ Главному Магистрату 16 янв. 1721 г.; указъ о цѣхахъ 1722 г. и др.); по отношенію къ крѣпостнымъ крестьянамъ — знаме­нитый „плакатъ" 1724 г., вводившій у насъ впервые паспорт­ную систему; указъ о первой всенародной переписи, или ревизіи, 26 ноября 1718 г., а равно и о введеніи подушной подати; по отношенію къ холопамъ — указъ 19 января 1723 г., благо­даря которому холопы, наряду съ другими разрядами помѣщичь­ихъ людей, были занесены въ ревизскія сказки и тѣмъ сравнены были съ крѣпостными крестьянами и мн. др.

Неменѣе важные указы были изданы при Петрѣ В. по отношенію къ праву гражданскому и процессу, какъ напр., указъ о единонаслѣдіи 23 марта 1714 г., по которому были слиты воедино два юридическихъ понятія, прежде другъ отъ друга весьма отличныя, а именно понятія вотчины и помѣстья. По этому указу, подъ наименованіемъ „недви­жимыхъ вещей", дано одно общее назначеніе вотчинамъ и помѣстьямъ, а именно они должны были итти одному изъ членовъ рода (сыну, или, за его неимѣніемъ, одному изъ членовъ фамиліи); на этомъ любопытномъ указѣ и его судьбѣ намъ придется остановиться подробно при обзорѣ права граж­данскаго. Цѣлый рядъ указовъ Петра В. коснулся затѣмъ вопросовъ о пользованіи нѣдрами земли, лѣсами и угодьями; объ устройствѣ фабрикъ и заводовъ, о развитіи торговли и промышленности и пр. Наконецъ, нельзя не указать на цѣлый рядъ весьма важныхъ указовъ, относящихся къ праву семейному

и наслѣдственному. Такъ, напр., по указу 3 апрѣля 1720 г. велѣно было „рядныя и сговорныя записи отставить". Этотъ небольшой указъ имѣлъ очень важное значеніе: имъ, во 1-хъ, сговоръ, въ смыслѣ гражданскаго обрученія, лишенъ былъ всякаго обязательнаго характера для договаривающихся сторонъ, вслѣдствіе чего уничтожены неустойки и крѣпостная форма рядныхъ записей; сговоръ въ новой формѣ, хотя актъ и торжественный, но лишенный юридической силы и значенія; во 2-хъ, обрученіе, какъ актъ церковный, совершаемый благо­словеніемъ церкви, признается, по указу, не безусловно обяза­тельнымъ актомъ, предшествующимъ вѣнчанію, какъ было прежде, а лишь такимъ, исполненіе котораго находится совер­шенно въ волѣ сторонъ. Другимъ знаменитымъ указомъ, а именно указомъ 5 января 1724 г., нетолько было провозглашено начало „произволенія" самихъ вступающихъ въ бракъ (что не было ново, нетолько, по идеѣ, но и на практикѣ и для древней Руси), но это начало было обставлено торжественностью при­сяги, даваемой родителями; въ случаѣ-же ея нарушенія и от­крытія насилія ладъ дѣтьми, указъ угрожалъ родителямъ „истя­заніемъ" (т. е. наказаніемъ). Однако, эта присяга просущество­вала въ законѣ не болѣе 50-ти лѣтъ и въ 1775 г. была совер­шенно отмѣнена. — Не останавливаясь на другихъ указахъ на­званныхъ выше отдѣловъ права, надо вообще сказать, что Петров­ское законодательство не ограничивалось только законодатель­ствомъ въ области семейныхъ и имущественныхъ отношеній, а касалось образа жизни русскаго общества, измѣняло внѣшній видъ подданныхъ (указы объ одеждѣ, бритьѣ бороды), заботилось о ихъ забавахъ (указъ объ ассамблеяхъ), при чемъ это вмѣшатель­ство силою вводило все то, что считалось законодателемъ полез­нымъ или необходимымъ для блага общества. Надо замѣтить также, что Петровская эпоха —■ время, когда началось усиленное перенесеніе къ намъ съ Запада традицій такъ наз. „полицейскаго государства", которыя нашли у насъ благодарную почву для развитія. Это государство стремилось до мелочей регули­ровать всѣ стороны общественной жизни, что рельефно и отразилось на массѣ инструкцій, наказовъ и указовъ, появляв­шихся въ это время и касавшихся нетолько разныхъ сторонъ управленія, но и нравовъ и быта. Какъ самыя обыкновенныя и безобидныя народныя привычки, обычаи, не нравившіеся почему-либо Петру В., изгонялись подъ угрозою каторжныхъ работъ, осрамительныхъ наказаній, такъ самые обыкновенные полицейскіе проступки и нарушенія влекли за собою галеры, конфискаціи и даже смертную казнь. Трудно даже повѣрить, чтобъ всѣ эти устрашающія человѣка наказанія могли при­мѣняться въ полномъ объемѣ на дѣлѣ; скорѣе надо признать,

что нерѣдко это были лишь простыя угрозы. Но во всякомъ случаѣ, въ своихъ законахъ, реформаторъ разсыпалъ ихъ въ изумительномъ изобиліи, безъ соразмѣренія съ виною, съ труд­ностью выполненія гражданами предписаннаго и пр. г). Конечно, эти угрозы не были новостью Петровскихъ указовъ • они упо­треблялись законодателемъ и раньше; новымъ здѣсь былъ то, что сами эти указы шли противъ исконныхъ народныхъ обычаевъ, чего прежде почти не бывало, и отчего насиліе казалось особенно тяжкимъ.

Изъ указовъ, относящихся къ реформѣ судопроизводства, замѣчателенъ указъ 5 ноября 1723. г. — „о формѣ суда“, которымъ судьѣ дается болѣе власти въ процессѣ, чѣмъ это было раньше и вводится форма прошеній „по пунктамъ41, стѣ­сняется дѣйствіе сторонъ на судѣ и т. д.

Таковъ самый краткій обзоръ Петровскаго законодательства. Надо еще замѣтить, что важнѣйшіе Петровскіе указы неразъ пе­чатались еще при его жизни[331][332]), а сильное впечатлѣніе, произ­веденное на общество законодательною дѣятельностью великаго государя, заставляло даже частныхъ лицъ собирать памятники этой дѣятельности. Такъ извѣство, напр., многотомное изданіе „Дѣяній Петра В.“ Ивана Голикова, напечатанное въ концѣ ХѴШ в.; къ нему надо присоединить 3 рукописныя книги, состоящія изъ 1349 полулистовъ, Петра Елесова. Книги эти, хранящіяся въ Архивѣ Пр. Сената и нынѣ описанныя нами, представляютъ собою замѣчательную попытку система­тизаціи всего законодательства Петра В. Попытка эта была окончена ея авторомъ въ 1749 г. и была доселѣ совершенно не­

извѣстна въ литературѣ. Въ обширномъ предисловіи къ своему труду, названный авторъ сравниваетъ Петра съ Соломономъ и говоритъ, что „и въ нашъ вѣкъ" Петръ являетъ собою образецъ „высочайшаго рачителя“,— „благочестнаго и святаго закон­наго правленія и прочаго славнаго устроенія и обученія, искус­наго предводителя и наставника и неусыпнаго въ трудахъ рев­нителя, въ щедротахъ же и въ защищеніи — Отца отечества14. Затѣмъ, памятуя, что великій государь говорилъ, что „ничтоже такъ ко управленію государства нужно есть, какъ крѣпкое хране­ніе нравъ гражданскихъ44, авторъ размыслилъ, — „неточію для своей пользы, но и для прочихъ любостяжателей, а наипаче же, по всенодданнѣшему своему и вѣрнорабскому усердію, ради не­забвеннаго памятствованія о Петрѣ44 — все собрать „въ пользу п (для) скорѣйшаго пріисканія и яснаго понятія, изъ состояв­шихся въ бытіе Его Величества собственноручныхъ и подписан­ныхъ Его-жъ Величества властною рукою указовъ и уставовъ и прочаго произведенія44. Авторъ, задумавшій трудъ, преиспол­ненный столь высокаго уваженія къ Петру и къ его мысли о необходимости „крѣпкаго храненія44 въ государствѣ „правъ гражданскихъ44, достоенъ того, чтобы его почтенное имя было извлечено изъ неизвѣстности, что мы и сдѣлали[333]). Въ стихо­творномъ заключеніи къ своему предисловію, этотъ безвѣст­ный авторъ громаднаго труда даетъ такую краткую, но точную свою біографію:

„Въ Сенатѣ:

Съ 711

Съ 714

Съ 719

Сіе сочипися трудомъ и немудромъ судомъ быв­шаго канцеляриста, виервыхъ протоколиста,

Съ 724 | секретаря скуднаго и мало разсуднаго, нынѣ Съ 744 і есть асессоромъ, довлею между соромъ.

Петра Елеѵсова, раба Іисусова

1749 Іисусъ Христа въ дѣта, а моей жизни свѣта Елесовъ“.

64

Общій обзоръ законодатель­ства послѣ

Петра В. до воцаренія

Екатерины П.

Хотя время послѣ Петра В. до Екатерины II (1725—1762 гг.) вообще считается въ нашей историко-юридической литературѣ мало-продук­тивнымъ въ отношеніи законодательства, сравнительно съ царствованіями Петра В. и Екатерины II, однако, и въ этотъ періодъ необ­

ходимо отмѣтить нѣсколько законодательныхъ памятниковъ, имѣвшихъ значеніе въ исторіи нашего права. Такъ прежде всего здѣсь надо указать на замѣчательный, для своего времени,

Вексельный Уставъ, обнародованный 16 мая 1729 г. Уставъ этотъ былъ, по иноземнымъ образцамъ, составленъ при Екате­ринѣ I въ комиссіи о коммерціи, въ которой предсѣдательствовалъ извѣстный гр. А. И. Остерманъ. Въ Уставѣ этомъ находятся постановленія о „купеческихъ" и „казенныхъ" векселяхъ, при чемъ указываются формы этихъ векселей. Интересно, что, по этому Уставу, право обязываться векселями, кромѣ казны, принадлежало только купцамъ, но, впрочемъ, на практикѣ это право толковалось гораздо шире. Замѣтимъ еще, что Уставъ этотъ — единственный примѣръ частичной кодификаціи за указанный періодъ времени, но за то въ это время появляется длинный рядъ отдѣльныхъ указовъ и манифестовъ, касав­шихся тѣхъ или иныхъ сторонъ Петровской реформы. Таковы, напр., указы, относившіеся къ Пр. Сенату и Св. Синоду, а равно и къ тѣмъ учрежденіямъ, какія теперь были созданы вновь (Верховной Тайный Совѣтъ и Кабинетъ министровъ) и которымъ были подчинены названныя петровскія учрежденія х). Несомнѣнно, что на всѣхъ этихъ указахъ и манифестахъ живо отразилась та борьба, какую вели съ Пр. Сенатомъ за власть такъ наз. „Совѣты при особѣ государя", и па которой мы остановимся позднѣе. Но, не одному Пр. Сенату пришлось послѣ Петра В. пережить испытаніе и ломку; имъ подверглись также, — по знаменитому именному указу Екатерины I отъ 24 февраля 1727 г., а равно и другимъ,—всѣ провинціальныя учрежденія. По отношенію къ отдѣльнымъ группамъ населенія заслуживаетъ упоминанія указъ Анны Іоанновны отъ 31 декабря 1736 г., которымъ сокращался срокъ обязательной службы дворянъ (по этому указу онъ ограничивался ‘25-тью годами) и особенно знаменитый манифестъ „о дарованіи вольности и свободы всему россійскому дворянству" Петра III отъ 18 февраля 1762 г., которымъ дворянство совершенно освобождалось отъ обязательной службы государству. Къ сожалѣнію, за указанное время нельзя отмѣтить узаконеній, серьезно облегчавшихъ положеніе крѣпостныхъ крестьянъ. Въ общемъ, всѣ законенія, явившіяся послѣ Петра В. до воцаренія Екатерины II, заслу­живаютъ вниманія, между прочимъ, и потому, что они показываютъ

намъ, въ чемъ и поскольку завѣщанныя Петромъ начала государственныхъ и общественныхъ реформъ уцѣлѣли и получили въ это время дальнѣйшее свое развитіе, илп-жѳ отпали и захирѣли. Замѣтивъ также, въ заключеніе, что законодательство наше на указанный періодъ до послѣдняго времени оставалось весьма мало изученнымъ, будучи вообще извѣстно, главнымъ образомъ, только по тѣмъ документамъ, какія вошли въ такъ наз. „I Полное Собраніе Законовъ14, гдѣ, однако, напечатано лпшь очень немногое изъ того, что проходило черезъ Верховный Тайный Совѣтъ и Кабинетъ министровъ, которые были, послѣ Петра В., нашими законодательными учрежденіями; только съ 1886 г. начали издаваться академикомъ Н. Ѳ. Дубровинымъ „Протоколы, журналы и указы В. Т. Совѣта41, а съ 1898 г. мною — „Бумаги Кабинетъ министровъ441); нынѣ приступлено къ изданію документовъ „Конференціи министровъ44 Елизаветы Петровны. Обнародованные нынѣ документы не оставляютъ сомнѣнія, что указы этихъ учрежденій, а равно и резолюціи членовъ В. Т. Совѣта и кабинетъ-министровъ, внесли немало важнаго съ законодательство своего времени. В. Т. Совѣтъ былъ цри томъ первымъ, послѣ Петра В., учрежденіемъ, кото­рому пришлось установить свое отношеніе къ отдѣльнымъ на­чинаніямъ Петра, то поддерживая, то измѣняя ихъ, нерѣдко весьма необдуманно[334][335]). Что касается дѣятельности Пр. Сената въ царствованіе Елизаветы Петровны, когда Сенатъ былъ возстановленъ въ своемъ прежнемъ значеніи, то документы, относящіеся къ этому времени, пока еще леизданы и мало из­слѣдованы, почему судить о законодательной дѣятель­ности Пр. Сената можно лишь но тѣмъ немногимъ даннымъ, какія имѣются въ печати. Въ цѣломъ, однако, и эти данныя позволяютъ утверждать, что законодательство Пр. Сената за указанный періодъ, времени было весьма плодотворно и Сена­томъ изданы были нѣкоторыя узаконенія, имѣвшія важное зна­ченіе для послѣдующаго развитія нашего права.

Царствованіе Екатерины II было весьма богато Памятники замѣчательными памятниками права. При ней по- праваЕкате- явился какъ рядъ важныхъ указовъ и инструкцій[336]).

ринскаго такъ и были сдѣланы „всеавгустѣйшею законода- времени. тельницею" — какъ называли .Екатерину II со­временники — весьма удачныя, для своего времени, попытки дать сводъ юридическихъ нормъ, относящихся къ отдѣльнымъ отраслямъ права. Такимъ сводомъ спеціальныхъ поста­новленій надо прежде всего считать обширное „Учрежденіе для управленія губерній всероссійской имперіиизданное 7 ноября 1775 г. Въ этомъ „Учрежденіи" было изображено все то, что, по мнѣнію Екатерины („ради заведенія и лучшаго порядка и для безпрепятственнаго теченія правосудія" въ губерніяхъ), было необходимо опредѣлить но закону. Такъ, здѣсь находимъ по­становленія о примѣрномъ штатѣ каждой губерніи, о чинахъ, коимъ ввѣрялось управленіе ею, при чемъ подробно указывалось, въ чемъ должна была состоять „должность" каждаго учрежденія и лица, правительственнаго и выборнаго, кои введены были въ штатъ губерніи. Выборныя должности, по Учрежденію, были образованы по сословному началу. Учрежденіе это, безъ существенныхъ перемѣнъ, дожило до реформъ Александра II. Слѣдующимъ, по времени, сводомъ спеціальныхъ постановленіи, надо считать такъ наз. „Уставъ Благочинія", отъ 8 апрѣля 1782 г., въ которомъ указаны правила организаціи г о р о д с к о й полиціи, для завѣдыванія которой создана была такъ наз. „Управа благочинія", въ составѣ какъ правительственныхъ чиновниковъ (городничаго и приставовъ), такъ и выборныхъ отъ горожанъ (такъ наз. „ратмановъ"). Такъ какъ эта „управа" вѣдала города какъ въ полицейскомъ, такъ и судебномъ отно- шени (для взысканій по проступкамъ полицейскаго характера и пр.), то въ Уставѣ также содержится инструкція Управѣ о томъ, какъ она должна была дѣйствовать при исполненіи своихъ обязанностей, а равно и опредѣляются мѣры „взысканій", налагаемыхъ полиціею. Уставъ этотъ оказывалъ большое вліяніе на все послѣдующее наше законодательство о полиціи. Если въ этомъ „Уставѣ" были сведены такимъ образомъ вмѣстѣ всѣ правила объ управленіи, въ полицейскомъ отношеніи, городами, то въ знаменитыхъ двухъ Жалованныхъ гра­мотахъ, данныхъ 21 апрѣля 1785 г. — 1) о нравахъ, вольностяхъ и преимуществахъ благороднаго дворянства и 2) о правахъ и выгодахъ городамъ Россійской имперіи — мы находимъ узаконенія, касающіяся дворянства и городскихъ самоуправляю­щихся учрежденій, созданныхъ въ это время Екатериною II, а

столь страшное въ старину „слово и дѣло“; 1765 г., 19 сентября — о генеральномъ размежеваніи земель въ Россіи; 1767 г. — указы и наказы, относящіе къ комиссіи о составленія проекта новаго Уло­женія и пр.

равно состава „градского общества11 и пр. Въ этихъ грамотахъ, — по словамъ одного изъ современниковъ (гр. К. Разумовскаго), сказаннымъ императрицѣ — „угодно было“ монархинѣ „дво­рянство и грады царства своего возвысить и ихъ блажен­ство утвердить на вѣчныя временаОнравдался-ли, дѣйст­вительно, подобный взглядъ на грамоты позднѣе, на это указа­ніе будетъ нами сдѣлано при изученіи названныхъ грамотъ; но, во всякомъ случаѣ, это были два памятника нашего права, имѣвшіе громадное вліяніе на судьбу нашего дворянства п городского класса во всю послѣдующую ихъ историческую жизнь, при чемъ Жалованная грамота дворянству и доселѣ н е потеряла своего значенія для дворянскаго сословія, какъ цѣлаго.

ІІри обозрѣніи памятниковъ права Екатерининской эпохи нельзя обойти молчаніемъ знаменитаго ея „Наказа, даннаго комиссіи о сочиненіи проекта новаго Уложенія", которая была ею созвана въ 1767 г.[337]). Какъ извѣстно, комиссія эта, соста­вленная изъ народныхъ представителей, открыла свои засѣданія 30 іюля 1767 г. въ Москвѣ въ присутствіи самой государыни, которая, между прочимъ, вручила генералъ-прокурору кн. Вязем­скому, какъ руководство для занятій въ комиссіи, указанный свой „Наказъ" (такъ наз. „Большой Наказъ"). Наказъ этотъ депутаты не должны были разсматривать, яко законъ", но лишь, какъ, „правила, на которыхъ основать можно мнѣ­нія". Наказъ произвелъ начлеповъ комиссіи большое впечатлѣ­ніе какъ глубиною, такъ и гуманностью своихъ идей, заимство­ванныхъ у такихъ западныхъ мыслителей, какъ Монтескье, Беккарія, Гельвецій и др. „Дневная Записка" комиссіи, описывая 3 засѣданіе ея отъ 7 августа (когда началось чтеніе Наказа) такъ, между прочимъ, говоритъ объ этомъ впечатлѣніи: „сер­дечное движеніе, чувствіе, до высшей степени доведенное, на лицахъ всѣхъ были начертаны. Многіе плакали, но сіи слезы умножились, когда прочли статью, въ которой сказано: „Боже сохрани, чтобы по окончаніи сего законодательства былъ какой народъ больше справедливъ и, слѣдовательно, больше про- цвѣтающъ. Намѣреніе законовъ нашихъ было-бы не исполнено: несчастіе, до котораго я дожить не желаю". Особенно поразили депутатовъ такія истины, выраженныя въ Наказѣ кратко, но сильно: „гоненіе (т. е. гоненіе на вѣру) человѣческіе умы раз­дражаетъ . . . начатыя основанія (законовъ) храниться должны .. . Чѣмъ больше казни умножаются, тѣмъ больше умножается опасность государственная. Лучше, чтобъ государь ободрялъ,

-а законы-бы угрожали" и т. д. Собраніе поняло важность возла­гаемой на него задачи и единодушно постановило выразить го­сударынѣ благодарность за „неисчетную милость, оказанную ею всему народу" и поднести ей титулъ „Премудрой и Великой Матери Отечества", обсужденію чего было посвящено еще 2 за­сѣданія, что и вызвало со стороны императрицы такое замѣча­ніе Бибикову (трудно сказать — искреннее-ли): „Я велѣла имъ сдѣлать разсмотрѣніе законовъ, а они дѣлаютъ анатомію моимъ качествамъ". Не будучи закономъ, обязательнымъ для примѣненія на практикѣ (хотя и содержа много правилъ по праву государственному, гражданскому и уголовному, а равно и по процессу), Большой Наказъ важенъ, какъ собраніе формулъ великихъ принциповъ просвѣтительной философіи Запада и, въ качествѣ такого собранія, онъ долго вліялъ на наше право. Обращаясь къ краткому обзору содержанія Наказа, надо сказать, что первыя VI главъ касаются, главнымъ образомъ, вопросовъ государственнаго права и, въ частности, 1-ая доказываетъ, что „Россія — держава европейская" ; ІІ-ая констатируетъ, что въ Россіи „Государь есть самодержавный, ибо никакая другая, какъ только соедипенная въ его особѣ, власть не можетъ дѣй­ствовать сходно съ пространствомъ толь великаго госу­дарства . . другая причина та, что лучше повиноваться за­копамъ подъ однимъ господиномъ, нежели угождать многимъ" ; гл. III („о безопасности постановленій государственныхъ") говоритъ „о властяхъ среднихъ", подчиненныхъ верховной власти; IV гл. доказываетъ, что въ государствѣ должно суще­ствовать „хранилище законовъ" и таковымъ у насъ является Сенатъ; Ѵ-ая — „о состояніи всѣхъ въ государствѣ живу­щихъ" разсматриваетъ цѣли законодательства, доказывая, что надлежитъ: 1) чтобы „законы предохраняли безопасность

каждаго особо гражданина", 2) чтобы всѣ были равны передъ закономъ и 3) чтобы законы охраняли „гражданскую вольность", а „вольность", по Наказу, „есть право все то дѣ­лати, что законы дозволяютъ"; гл. ѴІ-ая — „о законахтэ вообще" устанавливаетъ основанія законодательной дѣятельности („зако­ноположеніе должно примѣняться къ народному умствованію", „для введенія лучшихъ законовъ потребно пріуготовить умы людскіе" и пр.). Большинство мыслей здѣсь, какъ и въ другихъ главахъ, взято у Монтескье. Главы ѴІІ-ая „о законахъ подробно" (т. ѳ. въ частности) и ѴІП-ая — „о наказаніяхъ" посвящены праву уголовному, вообще наиболѣе ясно и послѣдова­тельно обработанному, по ученію Беккарія, въ Наказѣ. Выходя изъ той мысли, что всякое наказаніе должно вытекать „изъ особливаго каждому преступленію свойства", Наказъ въ гл. ѴІІ-ой дѣлитъ преступленія на 4 рода (противъ „закона или

вѣры", противъ нравовъ, „противъ тишины и спокойствія" и противъ „безопасности гражданъ") и, сообразно особенностямъ этихъ видовъ, предписываетъ особыя наказанія. Глава ѴІІІ-ая возстаетъ противъ суровости наказаній, утверждая, что „хорошіе законы самой точной средины держатся" ; отвергаетъ совершенно всѣ уродующія тѣло человѣка наказанія и т. д. Естественнымъ дополненіемъ къ этимъ главамъ служитъ весьма, важная глава XX, въ Наказѣ названная такъ: „разныя статьи, требующія разъясненія". Здѣсь Екатерина обсуждаетъ вопросы : а) „о преступленіяхъ въ оскорбленіи Величества", Ь) „о судахъ по особливымъ нарядамъ" (т. е. о судахъ чрезвычайныхъ); с) „о гоненіяхъ противъ вѣры, объ изслѣдованіи дѣлъ о волшебствѣ и о еретичествѣ" (глава заключается интереснымъ разсужде­ніемъ : „какъ можно узнать, что государство приближается къ паденію" . . .). Наказъ энергично высказывается за свободу вѣроисповѣданія, такъ какъ „гоненіе человѣческіе умы раздра­жаетъ, а дозволеніе вѣрить по своему закону умягчаетъ и самыя жестоковыііныя сердца и отводитъ ихъ отъ заматерѣлаго упорства . . . совѣтуетъ быть очень осторожнымъ въ изслѣ­дованіи дѣлъ о волшебствѣ и еретичествѣ, такъ какъ обвине­ніе въ этихъ преступленіяхъ „не ведетъ прямо къ дѣйствіямъ гражданина" (т. е. не основывается на дѣйствіяхъ гражданина), „но больше къ понятію, воображаемому людьми о его характерѣ,, то и бываетъ очень опасно но мѣрѣ простонароднаго невѣ­жества". . . .

Главы IX и X касаются вопросовъ судопроизводства, 1-ая вообще, 2-ая „въ судѣ криминальномъ" (т. е. уголовномъ). Власть судейская, по главѣ ІХ-оіі, состоитъ только въ испол­неніи законовъ, чтобы этимъ „имѣніе и жизнь гражданина были надежно утверждены"; далѣе признается, что, гдѣ есть раздѣ­леніе по сословіямъ, тамъ должно то-же начало проводиться н в'ь судахъ (эта мысль осуществляется Екатериною въ „Учреж­деніи о губерніяхъ") и т. д. Глава Х-ая ставитъ рядъ вопро­совъ и даетъ на нихъ отвѣты. Напр., спрашивается, „откуда имѣютъ начало свое наказанія и на какомъ основаніи утверж­дается право наказывать людей?" „Какія лучшія средства употреблять, когда должно взять подъ стражу гражданина, также открыть и изобличитъ преступленіе?" (отвѣты еще доселѣ полны глубокаго интереса). „Пытка не нарушаетъ-ли справедли­вости и приводитъ-ли опа къ концу, намѣреваемому законами?" (по Наказу — нарушаетъ и не приводитъ къ цѣли). „Смертная казнь полезна-ли и нужна-ли въ обществѣ для сохраненія безо­пасности и добраго порядка? (по Наказу — „въ обыкновен­номъ состояніи общества смерть гражданина пи нужна, ни полезна; она допустима только когда народъ теряетъ, пли

возвращаетъ свою вольность, или во время безначалія”). „Ка­кая мѣра великости наказанія”, какъ предупредить престу­пленіе и проч. (Здѣсь, между прочимъ, высказываются мысли, что „самое надежнѣйшее обузданіе отъ преступленій есть не строгость наказанія”, — противъ которой Наказъ часто выска­зывается, — „но когда люди подлинно знаютъ, что престу­пающій законъ дѣйствительно будетъ наказанъ” ; что „го­раздо лучше предупреждать преступленія, чѣмъ наказы­вать”; что „надо сдѣлать такъ, чтобы люди боялись законовъ и никого-бы, кромѣ нихъ, не боялись и т. д.).

Глава XI старается облегчить положеніе „рабовъ” (крѣ­постныхъ), назначая опеку надъ особенно злоупотребляющими своею властью господами. Слѣдующія главы (съ XII по XVII) разрѣшаютъ вопросы по гражданскому бытуй значенію сосло­вій, а именно говорятъ „о размноженіи народа въ государствѣ”, „о рукодѣліи (т. е. о ремеслѣ) и торговлѣ”, „о воспитаніи”, „о дворянствѣ”, „о среднемъ родѣ людей” (т. е. о 3-мъ сословіи) и „о городахъ” („дворянство”, но Наказу, „нарицаніе въ чести” за добродѣтели и заслуги; „преимущества дворянскія” всѣ должны быть основаны на „добродѣтеляхъ, заслугахъ, вѣрности и любви къ отечеству; а, слѣдовательно, и къ государю”; средній родъ людей состоитъ изъ мѣщанъ (горожанъ), „которые упражняются въ ремеслахъ, въ торговлѣ, въ художествѣ и въ наукахъ” (положенія Наказа о дворянствѣ и среднемъ сословіи развиты потомъ въ Жалованныхъ грамотахъ дворянству и городамъ); гл. XVIII трактуетъ „о наслѣдствахъ". Изъ по­слѣднихъ главъ, не названныхъ нами выше, заслуживаетъ вни­манія гл. XIX „о составленіи и слогѣ законовъ”. Наказъ раз­личаетъ законы отъ „временныхъ распоряженій (учрежде­ній)”, требуетъ, чтобы законъ былъ написанъ „вразумительно для всѣхъ”, „очень коротко”; „чистосердечно”; должно при этомъ избѣгать витіеватости, остроумничанья, неопредѣленно­стей, быть осторожнымъ въ объясненіяхъ закона, которыя должны дѣлаться только для судящихъ и т. д.

Составленный (хотя и не всегда вполнѣ удачно) по великимъ произведеніямъ западной мысли[338]), Большой Наказъ Екатерины особенно любопытенъ при сопостановленіи его съ депутатскими наказами, заключавшими въ себѣ требованія различныхъ клас­совъ нашего населенія. Послѣдніе наказы неизмѣримо реаль­нѣе, содержательнѣе Б. Наказа: въ то время, какъ мысль Екатерины расплывается въ широкихъ формулахъ и об­

щихъ мѣстахъ, депутатскіе- наказы, стоя на почвѣ дѣйствитель­наго знанія нуждъ и интересовъ страны, твердо и ясно фор­мулируютъ, какія реформы были необходимы, предлагаютъ мѣры вполнѣ осуществимыя и часто весьма полезныя. Въ Б. Наказѣ изображены великія мысли, въ депутатскихъ — настоятельныя

жизненныя

Важнѣйшіе законода­тельные ак­ты Павла I и Алек­сандра I.

нужды и интересы страны.

Въ кратковременное царствованіе Павла I яви­лось нѣсколько законодательныхъ актовъ весьма важнаго значенія. Прежде всего здѣсь надо отмѣ­тить „Актъ о порядкѣ престолонаслѣдія" и „Учре­жденіе о Императорской Фамиліи", изданные 5 апрѣля 1797 г. въ день коронаціи Павла I. Оба

эти закона представляютъ интересъ нетолько но своему исто­рическому значенію, какъ памятники права, имѣвшіе при­мѣненіе въ теченія долгаго времени, но и потому, что являются, въ цѣломъ, доселѣ дѣйствующими узаконеніями. Какъ императоръ, такъ и императрица, наслѣдующіе престолъ, вступая на оный, обязуются свято исполнять указанный законъ о престолонаслѣ­діи. Что-жѳ касается наслѣдника престола и всѣхъ прочихъ членовъ Императорскаго дома, то, принося, при совершеннолѣ­тіи, присягу царствующему государю, оии также обязуются „соблюдать всѣ постановленія о наслѣдіи престола и порядкѣ Фамильнаго Учрежденія". Въ отдѣлѣ государственнаго права мы остановимся подробно на законѣ о престолонаслѣдіи Павла I, который слишкомъ сто лѣтъ тому назадъ покончилъ съ неопре­дѣленностью преемства у насъ престола въ прежнее время и съ этой точки зрѣнія является весьма важнымъ узаконеніемъ. Что- же касается „Учрежденія объ Императорской Фамиліи", то о немъ замѣтимъ, что до этого „Учрежденія" положеніе въ госу­дарствѣ членовъ царствующей династіи, ихъ права и преиму­щества не опредѣлялись по закону, что, конечно, представляло немалыя неудобства на практикѣ. Въ „Учрежденіи“-же было опре­дѣлено, кто долженъ считаться принадлежащимъ къ Импера­торскому дому и что можетъ служить доказательствомъ этой принадлежности; затѣмъ обозначались точно права п обязанно­сти членовъ фамиліи, при чемъ актъ этотъ опредѣлялъ и раз­мѣры содержанія ихъ, какъ изъ средствъ государственнаго каз­начейства, такъ и изъ удѣльныхъ имѣній. Законъ Павла, „желая сколько обезпечить Фамилію Нашу, столько-же облегчить и расходы государства", повелѣлъ выдѣлить изъ государствен­ныхъ владѣній, подт> именованіемъ удѣльныхъ имѣній, извѣ­стное количество земель, которыми долженъ былъ завѣдывать особый департаментъ удѣловъ и съ доходовъ отъ которыхъ опредѣленныя, по закону, суммы должны были назначаться чле­намъ царствующей фамиліи.

Изъ ряда другихъ, весьма многочисленныхъ, указовъ Павла I остановимся лишь на одномъ, а именно на указѣ тогоже 5 ап­рѣля 1797 года, коимъ было повелѣно ограничить обязанность крѣпостныхъ крестьянъ работать на помѣщика (такъ наз. „бар­щину") лишь тремя днями въ недѣлю, при чемъ они должны были также освобождаться отъ работы по праздникамъ. Это было первое, по закону, ограниченіе барщины; раньше все здѣсь опредѣлялось по обычаю.

Начало царствованія Александра I было, какъ извѣстно, ознаменовано большимъ общественнымъ движеніемъ, направлен­нымъ, между прочимъ, къ измѣненію нашего строя на началѣ народнаго представительства. Результатъ этого движенія сказался двояко: было во 1-хъ, составлено нѣсколько обширныхъ проектовъ конституцій, на которыхъ мы свое­временно остановимся; были, во 2-хъ, переустроены наши цен­тральныя государственныя учрежденія, при чемъ указанное на­чало народнаго представительства въ нихъ не нашло уже себѣ мѣста. Главнѣйшими законодательными актами, изъ которыхъ мы узнаемъ объ этомъ переустройствѣ, надо считать „Учрежденіе Непремѣннаго Государственнаго Совѣта" 30 марта 1801 г., за­тѣмъ „Манифестъ объ учрежденіи Министерствъ" и „Манифестъ о правахъ и обязанностяхъ ІІр. Сената", данные 8 Сентября 1802 г. Первоначальное устройство Н. Госуд. Совѣта и Ми­нистерствъ отличалось, однако, большими несовершенствами, что вызвало вторичное ихъ преобразованіе, совершенное уже Спе­ранскимъ,а именно 1 января 1810г. явилось второе „Учрежденіе (Образованіе) Государственнаго Совѣта", 25 іюня 1811 г. ■— второе „ОбщееУчрежденіе"Министерствъ" и „Учрежденія" нѣ­которыхъ отдѣльныхъ Министерствъ; 20 марта 1812 г. особое „Учрежденіе" получилъ и Комитетъ министровъ. Въ царствованіе Александра I явилось также нѣсколько важныхъ Уставовъ (о цензурѣ, таможенный, консульскій и др.), а равно и рядъ указовъ, на которыхъ мы здѣсь не останавливаемся. Таковъ самый краткій обзоръ памятниковъ права, явившихся въ эпоху имперіи. Какъ ни бѣгло мы ихъ коснулись, но ихъ обзоръ, во всякомъ случаѣ, показываетъ, какія громадныя измѣненія, и по формѣ, и по содержанію, потерпѣло наше законода­тельство въ новой исторіи нашей, сравнительно съ предше­ствующими періодами. Обиліе этихъ актовъ законодатель­ства и ихъ разрозненность, съ одной стороны, внутреннее, принципіальное, несходство многихъ изъ нихъ между собою и со старымъ С. Уложеніемъ (продолжавшимъ считаться дѣй­ствующимъ кодексомъ), съ другой, необходимо ставили на очередь вопросъ о кодификаціи нашихъ законовъ. Къ раз­смотрѣнію этого вопроса мы теперь и обратимся.

<< | >>
Источник: УЧЕБНИКЪ ИСТОРІИ РУССКАГО ПРАВА (Пособіе къ лекціямъ) А.Н. Филиппова. Часть I. 1914г.. 1914

Еще по теме Глава I. Обзоръ важнѣйшихъ памятниковъ права періода имперіи (до Свода законовъ).:

  1. Глава 1. Понятие жилищного права
  2. Теоретические проблемы формирования информационного права как отдельной комплексной отрасли права
  3. Горизонтальна структура права ЄС. Галузі права ЄС
  4. Історичні передумови й основні етапи становлення європейського права та права ЄС
  5. 4 Адм. Юст. как отрасль прайа, отрасль законодательства, наука, учебная дисциплина. Место права административной юстиции в системе российского права.
  6. ВВЕДЕНИЕ - Предмет истории государства и права России. - Задачи изучения истории права
  7. 3.7. Система информационного права, место информационного права в системе права
  8. Поняття та особливості європейського права та права Європейського Союзу
  9. 3.1. Понятие информационного права. История становления информационного права
  10. 3.2. Информационные права и свободы — фундамент информационного права