ПО ПУТИ ЛАПТЕВА
Один из «могучей кучки» географов первой половины XIX столетия, вместе с Ф. П. Литке и К. М. Бэром непосредственно причастный к рождению Русского Географического общества, Ф. П.
Врангель был выдающимся исследователем Севера Дальнего Востока и Русской Америки. ·Фердинанд Петрович Врангель родился в семье обедневшего лиф- ляндского барона во Пскове 29 декабря 1796 года. В 1807 году он потерял родителей, но еще раньше был отдан отцом на воспитание своим родственникам. 7 февраля 1810 года мальчик был зачислен в кадеты Морского корпуса. Ему поначалу пришлось трудно. Врангель почти не знал русского языка и был слабого здоровья от рождения. Он усиленно изучал русский язык и так хорошо овладел им, что впоследствии все свои сочинения писал только по-русски, пользовался только правильным, литературным, образным русским языком.
А чтобы восполнить недостатки физического воспитания, Врангель «с этой целью старался себя закалять разными лишениями, напр. зимою при 25° мороза вскакивал с постели и в одной рубашке, босиком, бегал
в нетопленном корридоре; выходил из бани и катался по снегу; по целым дням питался скудною пищею и т. п.» [169].
В корпусе Врангель сдружился с Петром Федоровичем Анжу. C ним он делился всеми своими радостями и горестями, а в дальнейшем участвовал в исследовании Сибири.
8 июня 1812 года Врангель был произведен в гардемарины, а 21 июня 1815 года стал офицером — мичманом; Началась самостоятельная пора жизни. Вместе с товарищами по выпуску — родственником Врангелем, Анжу и Можайским Фердинанд Петрович получил назначение в 19-й флотский экипаж в Ревель, где они вчетвером снимали небольшую квартирку. Вместе столовались, вместе гуляли, вместе вели частые и жаркие споры о флоте, науке, мечтали о дальних странствиях. Затем их всех распределили по командам, и с командами они разъехались по месту квартирования по деревням Вблигл Ревеля.
Кампанию 1816 года Врангель провел на фрегате «Автроил». C ним был и Анжу. Фрегат крейсеровал в Финском заливе у Дагерорта, а мичманам мерещились дальние страны. И когда фрегат возвратился в Ревель, то там среди офицеров стало известно о готовящейся экспедиции В. М. Головнина вокруг света на шлюпе «Камчатка». Задумав во что бы то ни стало попасть в экспедицию, Врангель решился на отчаянный шаг. «Автроил» должен был уходить в Свеаборг, а Врангель объявил себя больным, остался на берегу, а затем с первой же оказией выехал в Петербург на каботажном судне и явился лично к Головнину. Он сумел убедить знаменитого капитана зачислить его в число офицеров «Камчатки». Старшим офицером шел лейтенант Муравьев, а мичманами были Врангель и Федор Петрович Литке, К ним присоединился н третий Федор — Федор Федорович Матюшкин, исполнявший обязанности мичмана, выпускник лицея в Царском Селе, один из лучших друзей Пушкина.
Трехлетнее плавание на «Камчатке» (1817—1819 гг.) вокруг света под командованием такого опытного и знающего капитана, каким был Василий Михайлович Головнин, принесло замечательные результаты. Врангель побывал во многих странах, в Русской Америке, на Камчатке, Алеутских и Курильских островах, познал во всех тонкостях морскую службу, привык к научным обобщениям, изучил приемы и способы гидрографических работ, и в первую очередь морской съемки, приобрел навыки в астрономических определениях. Кроме этого, Врангель давал уроки двум гардемаринам Лутковским — братьям невесты Головнина. На шлюпе «Камчатка» Фердинанд Петрович наконец приобрел в лице Федора Петровича Литке верного и лучшего товарища на всю жизнь.
Головнин использовал Врангеля всякий раз, когда нужно было связаться с представителями иностранных государств, так как Фердинанд
Петрович владел немецким, английским и французским языками. Неизгладимое впечатление произвели на юного мореплавателя русские владения в Америке.
Он восторженно смотрел на прославленного Баранова и разговаривал с управителем форта Росс Кусковым, с неподдельным чувством восторга ходил по улицам Ново-Архангельска, созданного русскими людьми, знакомился с офицерами, состоявшими на службе Российско-Американской компании, с интересом присматривался к жизни, нравам и обычаям местных жителей — индейцев и алеутов. Головнин был неизменно доволен успехами мичмана Врангеля. Й не случайно, когда встал вопрос о дальнейшей судьбе Врангеля после плавания, Головнин принял в ней самое непосредственное участие.За плавание на «Камчатке» Врангель вместе со всеми офицерами был награжден орденом св. Анны 3-й степени. Как раз в то время, когда шлюп возвратился в Петербург, там вынашивались планы организации географической экспедиции в северо-восточную область Сибири. Ведь по существу эти районы не исследовались со времен экспедиции Беринга. Правда, за это время там неоднократно бывали промышленники и мореходы, которые составляли карты своих плаваний и докладывали о ходе
плаваний и промыслов, но эти исследования не были систематическими и, как правило, не основывались на астрономических определениях. Исходя из соображений недостаточной изученности северо-восточных берегов Сибири, и была предпринята организация специальной экспедиции, состоявшей из двух отрядов: восточного, или Колымского, под руководством Врангеля и западного, или Янского, под руководством Анжу. Старые приятели и здесь оказались вместе. Анжу должен был описать берег от устья Яны до Колымы, а Врангель — к востоку от Колымы.
До Врангеля северное побережье Чукотки исследовали Семен Дежнев и Федот Алексеев. Дмитрий Лаптев прошел некоторую часть этого пути и посетил Чукотку, плавал на восток от Кблымы Никита Шалау- ров, обошел все северное побережье Чукотки предприимчивый Иосиф Биллингс, наконец, непосредственным предшественником Врангеля стал Μ. Ф. Геденштром — исследователь северных берегов Сибири и Новосибирских островов.
Врангелю предписывалось Государственной адмиралтейской коллегией: «Из журналов прежних плавателей по Ледовитому морю видно, что в летнее время, за множеством носимого по оному морю льда, невозможно производить описи на мореходном судне.
А как сержант Андреев в 1763 году и титулярный советник Геденштром и геодезист Пшени- цын в 1809, 1810 и 1811 годах, в весеннее время, с удобностию по льду на собаках объезжали и описывали, первый Медвежьи острова, а двое последних Ляховские острова и Новую Сибирь, то и ныне полагается таковыми же способами исполнить высочайшую волю его императорского величества, и первый отряд отправляемой экспедиции назначается для описи берегов от устья реки Колымы к востоку до Шелагского мыса, и от оного на север, к открытию обитаемой земли, находящейся по сказанию чукчей, в недальнем расстоянии»В отряде Врангеля были мичман Ф. Ф. Ліатюшкин, штурман Π. Т. Козьмин, доктор медицины Кибер, матрос — столяр Михаил Hexo- рошков и слесарь Савелий Иванников. Проводников и, если потребуется, других членов экспедиции Врангелю разрешалось нанимать на месте. Фердинанд Петрович уделил особое внимание инструментам. Были взяты самые современные секстаны, азимут-компасы, пель-компасы, барометры, инклинатор. Во все время подготовки к экспедиции Врангель постоянно чувствовал поддержку и участие известного гидрографа Г. А. Сарычева, ведающего в составе Адмиралтейств-коллегии всеми гидрографическими работами империи. Частенько он виделся с Федором Литке, который собирался также в самостоятельную экспедицию на Новую Землю, а когда нельзя было этого сделать, то друзья чуть ли не
1Ф. П. Врангель. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, совершенное в 1820, 1821, 1822, 1823 и 1824 г. экспедицией, состоявшей под начальством флота лейтенанта Фердинанда фон Врангеля. Часть 1, СПб, 1841, стр. 146. В дальнейшем: Ф. П. Врангель. Путешествие...
ежедневно обменивались письмами или хотя бы коротенькими записочками.
Оба отряда экспедиции отправились из Петербурга 13 марта 1820 года и в начале апреля были в Москве. Отсюда дальше двинулись только Врангель и Матюшкин —Анжу решил в Москве подождать, пока установится хороший летний путь. C ним Врангель оставил Кибера и Козьмина, которые должны были доставить в Иркутск инструменты.
Врангель же с Матюшкиным налегке, всего лишь с чемоданами, на перекладных быстро преодолели более чем пятитысячеверстный путь и 18 мая прибыли в Иркутск.Здесь с помощью Μ. М. Сперанского —Сибирского генерал-губернатора Врангелю была предоставлена полная свобода в подготовке к выходу. Он тщательно изучил всю документацию, относящуюся к этому вопросу, познакомился с Μ. Ф. Геденштромом и выслушал рассказы о его путешествиях. А когда в начале июня прибыли в Иркутск Анжу, Козьмин и прочие участники экспедиции со всеми инструментами, то стали уже окончательно готовиться к работе.
25 июня оставили Иркутск, а 28-го начали путешествие по Лене на плоскодонном судне. Впечатлений у молодых путешественников было очень много, и Врангель посвятил описанию их немало страниц своей книги. Вначале они плыли «через страну гористую, покрытую дремучими лесами, между берегами живописными (особенно в верхней, южнейшей половине), в своих видах до бесконечности разнообразными. По скатам гор видишь обработанные поля, луга, огороды и между ними хижины поселян, живущих здесь отчасти отдельными дворами, а отчасти небольшими деревнями» 1. Но картина эта по мере приближения к Якутску постепенно менялась. «Чем дальше на север подавались мы, тем пустыннее во всяком отношении становились берега Лены; у Олекмы приметны еще последние следы садовничества и земледельства, но далее исчезают совершенно; жители достают себе пропитание исключительно одним скотоводством и рыбною ловлею»[170][171].
Через 27 дней после отплытия от местечка Качуги путешественники прибыли 25 июля в Якутск и немедленно явились к начальнику области, бывшему флотскому офицеру М. И. Миницкому. Он очень помог экспедиции и советами и подбором проводников и всем, чем мог. Город произвел на Врангеля благоприятное впечатление. В нем было около 500 домов, три каменные церкви, монастырь, строился каменный гостиный двор, в окнах горожан вместо льдин и слюды появлялись стекла. C наступлением навигации в Якутске всегда было людно, здесь действовала ярмарка, заключались крупные сделки.
Жители Якутска очень гостеприимны: «Хлебосольство жителей Якутска славится повсюду и вошло поч-ти в пословицу, но как здесь бывает обыкновенно мало приезжих или путешественников, в отношении которых они могли бы исполнить сию добродетель, то якутчане ограничиваются почти исключительно своим собственным кругом, и имея много свободного, праздного времени, проводят его в довольно шумных собраниях, где кушанья и напитки составляют, разумеется, главные предметы их наслаждения. После пышного стола, приправленного наливками в изобилии, старики проводят остальное время за стаканчиком пуншу и карточным столом, а дамы за кипящим самоваром и тарелками с калеными кедровыми орехами, которые пощелкивают беспрестанное молодежь между тем танцует сибирскую восьмерку под гусли или скрыпку»*.
Стараниями Миницкого все было подготовлено, и в первых числах августа Анжу со своим отрядом отправился вниз по Лене. В это же время по приказанию Врангеля отправился в Нижнеколымск для подготовки базы отряда Федор Матюшкин, за ним 12 сентября сам Врангель, а Козьмин еще некоторое время оставался в Якутске следить за отправкой всех необходимых для экспедиции вещей, припасов и снаряжения.
Врангель ехал в Нижнеколымск уже на лошадях в сопровождении матроса Михаила Нехорошкова и отставного унтер-офицера Ивана Решетникова, сопровождавшего в свое время Μ. Ф. Геденштрома. Он превосходно знал якутский язык, обычаи и нравы якутов, умел въючить лошадей, знал хорошо маршут до Нижнеколымска и далее, «сверх того оиытпостию своею, ловкостью и истинно русскою сметливостью был впоследствии весьма полезен для экспедиции»г.
Задержка с отправкой Врангеля в путь произошла из-за болезни Фердинанда Петровича. Когда все прошло, можно было начинать маршрут. Тринадцать лошадей составили караван Врангеля. На ближайшей почтовой станции от Якутска заночевали. Врангель расположился на свежем воздухе на медвежьей шкуре и моментально заснул при свете ярко пылавшего костра. Проснулся он с восходом солнца. «Воздух был чистый и свежий; термометр показывал 2° ниже точки замерзания, что показалось мне при одеваньи довольно несносным; с содроганием, в буквальном смысле сего слова, подумал я о предстоявшей сибирской зиме, в продолжении которой несколько градусов мороза называется теплою погодою, и не понимал, как можно будет сносить беспрестанную, жестокую стужу! Но человек создан для всех климатов, для всех поясов земли. Нужда, твердая воля и свычка приучают его ко всем неудобствам, даже к самым ужаснейшим телесным страданиям. Спустя несколько недель мне, наравне с колымцами, казался мороз в 18-ть и 20-ть градусов мягкою температурою»[172].
По пути в Нижнеколымск Врангель при каждом удобном случае про- водил геологические исследования, вел метеорологические наблюдения, изучал быт якутов. В своей книге он приводит очень любопытное описание якутов, их одежды, нравов, обычаев, орудий труда, охоты, скотоводства. Постепенно морозы все усиливались, и путешествие затруднялось, хотя и установилась настоящая зимняя дорога: в конце сентября морозы по утрам доходили до 22—25°. Спать при такой температуре в якутской юрте было сносно, но вот когда ночевка заставала в пути, то отдохнуть было уже невозможно.
Постепенно изменялась и местность. До подошвы Верхоянского хребта часто попадались тополя, огромной высоты и толщины, березы, ели, сланец-кедровник. В густых лесах во множестве водились глухари и куропатки. Переход через Верхоянский хребет был одним из трудных этапов путешествия. До вершины взбирались по голым, скалистым тропам, проходили по узким, заваленным снегом ущельям, поминутно разгребая снег и поминутно рискуя сорваться вниз. Но когда достигли перевала, то спуск оказался еще более трудным. Случалось, по рассказам проводников, что погибали целые караваны: под ногами лошадей было скользко, из ущельев и пропастей внезапно вырывался сильный порыв ветра, который мог при малейшей оплошности сбить с ног лошадей и выбить из седел путешественников.
За хребтом изменилась и растительность: вместо еловых и березовых лесов пошли лиственничные вперемежку с березами, ивами и тополями. Скоро прошли озеро на уступе северного ската хребта, озеро, из которого вытекает река Яна. А дальше путешествие пошло спокойнее, ночевали в поварнях, на почтовых станциях, ехали преимущественно по направлению рек ∏ речушек. В начале октября Врангелю повстречался врач Нижнеколымского округа Томашевский, прослуживший в этом крае ни много ни мало — тридцать лет и теперь возвращавшийся на родину. Беседа с ним была для Фердинанда Петровича очень полезной.
10 октября Врангель и его спутники прибыли в Зашиверск, где было всего пять домов и церковь. Здешний священник, 87-летний старец, принял путешественников с русским гостеприимством и угостил их русскими свежими щами и свежим же ржаным хлебом. Когда-то Зашиверск был уездным городом и насчитывал до 30 домов, но теперь значение его упало. Сюда приезжали разве лишь путешествённикн да исправники. Частыми гостями были якуты.
Прогостив в Зашиверске пять суток, Врангель отправился дальше. Ехали по равнинам и болотам, усеянным низменным стелющимся лиственничным кустарником. Дорога шла верстах в сорока от Индигирки параллельно ее течению, затем вышла к Алазее. 21 октября остановились на Сарадахской станции, которую содержал отставной вахмистр Атласов— один из потомков первооткрывателя Камчатки. Здесь для проезжих была отведена отдельная чистая комната, для лошадей устроен
навес, для проводников — просторная и теплая юрта. «Вообще здесь все так хорошо и удобно придумано, записал Врангель, что Сарадах может быть сравниваем с плодоносным оазисом в пещаных африканских степях» 1. Здесь Врангеля ждало письмо от Матюшкина с сообщением, что все благополучно.
25 октября путешественники вышли к реке Колыме и вечером появились в Среднеколымске, который был местопребыванием колымского исправника и потому находился в относительно хорошем состоянии. Между тем холода усиливались — морозы доходили до 29°. Пришлось обзаводиться местной зимней одеждой. Она хотя и казалась первоначально очень громоздкой и неудобной, но зато превосходно сохраняла тепло. Перед самым Нижнеколымском, в 120 верстах от него, путешественники перебрались в собачьи нарты и через два дня были на месте назначения. 2 ноября при 32° мороза Врангель со своими спутниками въехал в Нижнеколымск, где был встречен Матюшкиным[173][174]и матросом Савелием Иванниковым. Матюшкин только что возвратился с рыбного промысла и был несказанно рад прибытию начальника и товарища по экспедиции, рассказал ему о трудностях организации здесь всего необходимого, поселил его в лучшем и самом большом доме Нижнеколым- ска, пустовавшем года четыре и считавшемся прибежищем нечистой силы. Обстановка там была неказистая — скамья, стол и стул, но зато было просторно и тепло, и Врангель спокойно провел в доме этом целую зиму.
Матюшкин сумел за короткое время закупить у местных жителей половину запасов потребной для экспедиции рыбы, выстроил над домом, где поселился Врангель, башню для астрономических определений, сумел переговорить с богатыми жителями города и окрестностей о доставке экспедиции к Баранову камню. Врангелю оставалось позаботиться о заготовке остального провианта, постройке зимовья у Баранова камня и о переходах. 25 ноября он созвал совещание зажиточных горожан и старшин якутских, юкагирских и чуванских селении, на котором была достигнута договоренность о ценах на все экспедиционные потребности, распределены подряды и назначены сроки доставки всего необходимого в различные пункты следования экспедиции.
А требовалось Врангелю немало. По инструкции, экспедиция должна была выйти в поход не позже февраля, добраться до Шелагского мыса и здесь разделиться на два отряда. Один из них должен был отправить-
Вид Среднеколымского острога.
ся на север для поисков предполагаемой земли, а другой описывать береговую черту. Для этого требовалось до 50 нарт и около 600 собак. Все необходимое надо было заранее забросить в различные места по пути следования.
Врангель и Матюшкин между тем собирали сведения от старожилов о предшественниках своих и их плаваниях. Старики здесь еще помнили экспедицию Леонтьева, Лысова и Пушкарева на Медвежьи острова в 1767 году, деятельность братьев Шмалевых, и у многих свежи были в памяти дела отважных мореплавателей Биллингса, Сарычева, Галла, Беринга (внука В. И. Беринга). Они также записывали местные предания и даже былины.
А мороз все крепчал. Новый, 1821 год встретили при 37° мороза по Реомюру. «Дыхание захватывало; лед в окнах растрескался. В избе моей, писал Врангель, пылал беспрестанно огонь, но не взирая на то, в ней было так холодно, что я принужден был сидеть в шубе и теплых сапогах, и когда писал, то чернила мои отогревались в горячей воде» *.
В один из дней Врангель и Матюшкин навестили место, где лежали суда экспедиции Биллингса «Паллас» и «Ясашна», оставленные в Ниж- неколымске и выброшенные полной водой во время разлива Колымы примерно за две версты от города. От судов в то время сохранилось еще многое. Осмотрели они также достопримечательности, оставшиеся от лейтенанта Д. Я. Лаптева с 1739 года,— мортиры, бомбы, разные орудия для бурения льда.
Все с нетерпением ждали Π. Т. Козьмина, который все-таки неожиданно 2 февраля появился в городе с большими припасами всего необходимого для экспедиции'. Он привез в замороженном виде даже молоко и сливки — роскошь для здешних мест не только зимой, но и летом. Теперь можно было готовиться к отправлению. Как раз в это время в Нижнеколымске появилось много купцов, направлявшихся отсюда на
1Прокопий Тарасович Козьмин родился в 1795 году. Учился в Штурманском училище в Кронштадте, плавал на «Камчатке» под начальством В. М. Головнина и вместе с Врангелем, Литке и Матюшкиным. Участвовал в сибирской экспедиции Врангеля, затем плавал вместе с ним же на «Кротком» вокруг света. В 1829—1830 годах возглавил экспедицию по описи Шантарских островов, в 1832 году участвовал в Хронометрической экспедиции Ф. Ф. Шуберта на Балтийском море. Затем служил в Гидрографическом департаменте. Он открыл острова Усова и Прокофьева в Охотском море. Скончался 20 января 1851 года в Петербурге и похоронен на Смоленском кладбище.
181
ярмарку к чукчам. Этим воспользовались путешественники и купили у купцов то, чего у них по тем или иным причинам недоставало. А Матюшкин отправился вместе с купцами на ярмарку. On вез подарки чукчам и должен был договориться с ними о беспрепятственном проезде экспедиции через Чукотскую землю.
Сам Врангель с Козьминым, матросами и проводниками 19 февраля на трех нартах выехал в первое свое путешествие с целью достичь Ше- лагского мыса. Днем раньше он отправил на шести нартах запасы продовольствия для себя и корм для собак. Все это надлежало выгрузить и хорошо упаковать в определенных местах, обозначенных гуриями: берег от Нижнеколымска до Шелагского мыса был совершенно необитаем, только иногда можно было встретить кочующих чукчей.
Путешественники быстро добрались до устья Колымы (ширина дельты 23 версты), где остановились в балагане Сухарном. Наутро Козьмин определил координаты Сухарного, а Врангель отправил нарты с провиантом к Малому Баранову камню в 41 версте от Сухарного. На другое утро ровно в 9 продолжили путь. Впереди ехал на парте Врангель, замечавший направление движения и ориентировочную скорость бега собак, на последней — Козьмин, проделывавший то же самое. Вечером маршруты сравнивались, и средний наносили на карту. По возможности проводили астрономические определения, в значительной мере корректировавшие эти счислимые данные. Погода была ясная и приятная, хотя и морозная.
Вскоре путешественники были уже вблизи Большого Баранова камня, до которого когда-то удалось с трудом добраться Биллингсу и Сарычеву, но не стали взбираться на гористый, далеко вдающийся в морс высокий мыс. Оставили его к северу и пересекли небольшой полуостров, определив предварительно долготу Баранова камня. Проехав затем 34 версты, остановились на очередную зимовку и оставили часть груза. Здесь начинались владения чукчей, восточнее этого места Биллингс и Сарычев не ходили. Бывал поблизости 80 лет назад только Д. Я. Лаптев.
Останавливаться на ночь можно было лишь в своей собственной палатке, хорошо для этого приспособленной. C 25 февраля поднялся сильный встречный ветер и на целые сутки задержал продвижение. Палатка была совсем занесена снегом, но зато в ней было тепло.
?Аороз достиг 30—31° по Реомюру- При всех мерах, принимаемых для сохранения здоровья, Козьмин все-таки едва не обморозил себе ноги. Вскоре обувь пришлось надевать и собакам: специальные сапожки предохраняли собачьи лапы от мороза и от повреждения при быстрой езде по твердому, как лед, снежному насту.
Так, без особых приключений, иногда только занимаясь астрономическими определениями или постройкой очередного сарая для хранения припасов до обратного пути, продвигались путешественники к цели —
к Шелагскому мысу. Последние дни были весьма трудными: кончались запасы, тщетны были попытки опознать мыс Шелагский. Часто видели на своем пути следы чукчей. От Песчаного мыса ехали то по берегу, то по морю: так трудно было различить, где кончается одно и начинается другое, так низок и неприметен был тут берег. 2 марта находились в местечке с координатами 69°57'42"северной широты и 168’4 Г восточной долготы. Отсюда отправили последние провиантские парты, здесь же поставили последний продовольственный пункт-склад и по настоянию проводников-казаков, которых осталось для трех нарт трое, дали возможность отдохнуть собакам перед дальнейшим путем.
Положение экспедиции в это время отлично охарактеризовал Врангель: «Мы расположились па совершенно открытой, ни чем не защищенной равнине, где при 25° и 29° мороза с резким NO ветром, у нас был такой скудный запас дров, что мы могли только кипятить чай и суп, а остальное время проводили без огня. К тому же присоединилась еще мучительная неизвестность об успехе нашей поездки и настоящем положении предела ея, Шелагского мыса. Наши малые запасы не позволяли нам предпринять безопасный, хотя и дальнейший путь вдоль берега, имеющего здесь почти южное направление. На море, прямо перед нами, лежали высокие ледяные холмы и заграждали нам совершенно вид вдаль, а как истинное положение Шелагского мыса не было еще определено, то в отыскании его мы потеряли бы много времени, чего, при недостатке в съестных припасах, должно было всячески избегать. Мы были в нерешительности, что предпринять...» ’.
И вот, когда заходило солнце, путешественники заметили на горизонте два высоких холма, показавшиеся им похожими на Шелагский мыс, и вопрос о продолжении путешествия был решен. 4 марта они были снова в пути и за день проехали в направлении мыса 61 версту. Дорогу не выбирали, а ехали напрямик, держа курс на видневшиеся вдали холмы и не разбираясь, море под ними или суша. На отдых остановились в сумерках. Дров совсем не было, и для того, чтобы разжечь костер в палатке, израсходовали три шеста. На следующий день, проехав около 30 верст, добрались наконец до северо-западной оконечности Шелагского мыса. «Путь около него превзошел трудностями и опасностью все доселе нами испытанное,— писал Врангель.— Часто принуждены были мы карабкаться на крутыя, в 90 футов вышиною ледяные горы, и с такой вышины спускаться по крутизне, находясь каждую минуту в опасности переломать сани, задавить собак или низвергнуться вместе с ними в ледяную пропасть. Иногда должны были пробираться по большим пространствам, проваливаясь по пояс в рыхлый, наносный снег; иногда встречали мы между торосами непокрытыя снегом места, усеянпыя острыми кристаллами морской соли, отдиравшими лед с полозьев нарт и до того
183
затруднявшими езду, что мы должны были сами запрягаться и вместе с собаками, с величайшими усилиями тянуть сани, чтобы не остаться на дороге» *.
Остановились на ночлег в небольшой бухточке, где, к счастью, оказалось немного плавника, так что развели большой костер и наслаждались теплом и горячим чаем. Удалось также просушить одежду и обувь и хорошо выспаться. Утром девятнадцатиградусный мороз уже не казался таким страшным, как днем раньше. Продуктов оставалось только на три дня, но Врангель решил довести дело до конца. Он хотел по крайней мере выяснить направление берега в этом месте, так как, по представлениям того времени, отсюда начинался перешеек, связывающий будто бы Азию с Америкой. Он выбрал самых сильных собак и на двух нартах отправился в путь. Третья — с казаком осталась на месте последней стоянки.
Врангель с Козьминым предприняли последнюю попытку объехать мыс и отправились вдоль берега. Берег был скалистый вначале, потом скалы исчезли, и от мыса Козьмина, названного так в честь Прокопия Тарасовича, они все дальше и дальше отдалялись от береговой черты. Иногда встречались следы пребывания здесь чукчей. Такую брошенную стоянку нашли у речки Поворотной, сразу за мысом Козьмина. Когда прошли около 40 миль к востоку от мыса Шелагского, Врангель решил возвращаться назад. Па месте конечного пункта путешествия сложили пирамиду и точно определили координаты: 70o00'37"северной широты и 171°47'восточной долготы. Было достоверно определено, что от мыса Шелагского не существует перешейка-моста, связывающего Азию с Америкой.
Обратный путь был менее затруднителен. Значительно помогли склады, оставленные на пути. На месте стоянки у северо-западной оконечности мыса Шелагского путешественники поставили крест с выжженной на нем надписью с указанием времени пребывания здесь экспедиции. Верстах в 35 от мыса увидели мыс, выдающийся тупым углом в море, и назвали его именем /Матюшкина.
Последние два дня пути путешественники проделали без всякой пищи, так как в одном из складов нашли только следы хозяйничанья песцов. Обессиленные, 14 марта они прибыли в Нижнеколымск, где их встретил доктор Кибер, а 19-го возвратился из своей поездки к чукчам и Федор Матюшкин, где он успешно исполнил поручение и привез заверения чукчей и их старшин, что путешественники встретят везде в их земле благосклонный, дружеский прием.
Федор /Матюшкин во время этого довольно-таки продолжительного путешествия очень близко познакомился с чукчами, с их обычаями и нравами. О своем путешествии он представил отчет, в котором превос-
ходно описал чукотскую ярмарку, продолжавшуюся три дня. Он отметил спокойствие и выдержку чукчей во время торга: «Если торг кажется им выгодным, то молча берут они предлагаемые предметы и отдают свои товары. Такое хладнокровие и вообще обдуманность, составляющая отличительную черту характера чукчей, дает им на торге большое преимущество перед русскими, которые второпях, забывая таксу, отдают вместо одного два фунта табаку, а взамен берут не соболя, а куницу или другой мех меньшего достоинства. Здесь имел я случай, писал Матюшкин, удивляться верности, с какой чукчи, не зная вовсе весов, просто рукою отгадывают истинную тяжесть предмета, и в двух пудах замечают недостаток двух/даже одного фунта» l. Матюшкин установил дружественные отношения со старшинами чукчей, посещал все их праздники, жил по нескольку дней с ними и убедился в их отменном расположении к русским людям.
Едва были закончены отчеты по первому путешествию и отправлены с первой же попутной почтой, как Врангель стал готовиться к следующей. Козьмин оставался в Нижнеколымске для постройки гребного судна, на котором будущим летом Врангель предполагал отправиться к устью Колымы для описи. А с Врангелем па сей раз шли Матюшкин, Решетников и Нехорошков. Добровольно с ним вызвался идти колымский купец Федор Бережной на собственных двух нартах. Так же, как и в первом походе, готовились путевые и транспортные нарты, которыми управляли три казака, один русский крестьянин, два юкагира и колымские жители. Целью похода было осмотреть море к северу от Барановых камней.
26 марта экспедиция отправилась в путь. Значительно потеплело, ярко светило солнце. Уже к вечеру добрались до Малого Баранового камня, где ночевали в прошлое путешествие. Отсюда Врангель направился на следующий день прямо на север, в море. Трудно было выбираться из прибрежного лабиринта застругов и торосов, где снег был глубокий и рыхлый. Дальше начиналось необозримое и гладкое ледяное поле. Собаки, вырвавшись на свободу, понеслись и без отдыха отмахали сразу верст одиннадцать. На месте остановки из-за высокой льдины выскочил медведь и хотел броситься па путешественников. Раздались выстрелы. Раненый зверь шел напрямик, поднявшись на задние лапы. Казак Котельников, подпустив его на близкое расстояние, выстрелил в упор, а затем добил копьем. Медведь оказался огромным, весом до 35 пудов. Вскоре к лагерю подоспели и транспортные нарты.
На следующий день путешествие продолжалось, но от блеска снега и льда, почти у всех воспалились глаза. Помогала повязка из черного крепа, которая пропускала свет. На третий день увидели в тумане на северо-западе землю и тотчас же направились к ней. К вечеру подошли
к остройу Четырехстолбовому: на нем возвышались четыре отдельных камня. В небольшой бухте нашли немного плавника и развели костер. Следующий день также провели на острове. Матюшкин описал его, а спутники накололи порядочно дров. Матюшкин сказал, что с западного берега видны еще два небольших острова. Четырехстолбовый остров входит в группу Медвежьих островов и впервые описан прапорщиком Леонтьевым в 1767 году.
Убедившись в этом, Врангель решил продолжить свой путь прямо на север, так как Медвежьи острова предполагалось исследовать в следующую экспедицию. Целый день пришлось тащиться пешком, так как морской лед покрыт крупными, твердыми остроконечными соляными кристаллами, и нарты тащились как будто по песку. Но так было только один день. В дальнейшем стало еще хуже: снег сделался совсем рыхлым и соленым, сильный ветер нагнал густой туман. Среди ледяной равнины попадались высокие торосы, иногда покрытые песком и илом, кое-где заметны были следы песцов. 2 апреля пришли к такому месту, где лед был довольно тонок, а глубина моря равнялась 12 саженям. Становилось теплее. Врангель с 3 апреля распорядился ехать ночью, а днем — отдыхать. Но продвинулись вперед только на 15 верст. Встретили лед не толще 5 дюймов, до того мягкий, что его можно было резать ножом. Когда выбрали место для дневного отдыха, вдали послышались всплески волн и треск льдов. Забеспокоились не только путешественники, но и проводники.
Тогда 4 апреля Врангель снарядил две самые надежные нарты, взял с собой лодку и провианта на сутки и отправился на север. Матюшкину он приказал при ухудшении обстановки немедленно уходить на юг. Но и самому ему далеко не пришлось уйти. Пройдя верст семь по совершенно жидкому месиву из снега и льда, он убедился в невозможности дальнейшего продвижения. Каждое мгновенье «сильный шквал мог совершенно раздробить или разогнать поддерживавшие нас глыбы и превратить место, где мы стояли, в открытое море. Лежавший на поверхности свежий снег явно доказывал, что лед был разломан только в предшествовавшую ночь северным ветром. Судьба наша зависела от дуновения ветра» *. Определив широту самого! северного места, достигнутого в этот поход,— 71o43', Врангель повернул обратно. За это время Матюшкин определил магнитное склонение в районе стоянки — 79°51'.
Обратный путь тоже был трудным. Каждую минуту перед путешественниками возникали все более высокие и причудливые торосы, объезд которых отнимал много времени и сил. Тогда Врангель переменил свое первоначальное намерение и решил отправиться к Медвежьим островам. Несколько транспортных нарт он послал к берегу, поставив во главе этого каравана унтер-офицера Решетникова, которому приказал идти
в Нижнеколымск. Провиант оставили в вечных торосах. Продолжали путешествие только 10 человек с 6 нартами и с запасом продовольствия на две недели.
6 апреля вышли на юго-восток, хотя Врангель и не терял еще надежды где-нибудь попытаться еще раз продвинуться на север. Но пока торосы не давали этого сделать. 8 апреля встретились с широкой 8-футовой трещиной и преодолели ее с помощью небольших плававших льдин. В 22 верстах от этого места находился Большой Баранов камень. Лед под ногами опять начал трещать и передвигаться. Пришлось срочно менять место.
Тем же курсом двигались и 9 апреля, а 10-го по случаю пасхи оставались на стоянке. Торжества не получилось, но приличие было соблюдено. Весь день горел костёр, совершено было богослужение, и все получили по двойной порции водки.
Но пришлось и следующий день простоять на месте, так как у одного из проводников сильно разболелась спина. Стоянку использовали также и для ремонта нарт. Врангель решил возвратиться к месту, где был склад продовольствия, в сохранности которого начали было уже сомневаться. Искали его долго и лишь 15-го обнаружили. Он, к счастью, оказался не тронутым медведями, хотя следов их повсюду было препоря- дочно. 16-го произошла неудачная охота на медведей: трех огромных матерых зверей удалось только ранить, и они скрылись.
17 апреля путешественники достигли Четырехстолбового острова и под защитой высоких и крутых берегов поставили палатку и разложили два большущих костра, на которых превосходно высушили белье и обувь. «Жадно наслаждались мы приятным ощущением теплоты и скоро за горячим супом забыли все перенесенные труды и голод. Только мысль о безуспешности наших усилий и недостижении цели путешествия помрачала общее удовольствие» 1.
Со следующего дня началось описание Медвежьих островов. Оно шло весьма успешно, и вскоре все пять островов, а с Четырехстолбовым — шесть получили свое точное место на карте и были подробнейшим образом описаны. После этого по сравнительно легкому уже пути экспедиция,возвратилась 28 апреля в Нижнеколымск.
C весной пришли новые заботы. Теперь все силы были брошены на строительство судна для плавания. Кончились продовольственные запасы, надо было налаживать рыбные промыслы для участников экспедиции и для собак. А планы на предстоящий год были большие. Врангель собирался разослать своих спутников для описи побережья между реками Малой Чукочьей и Индигиркой, для описи устья Колымы, для постройки жилого дома у Большого Баранового камня в качестве базы для зимнего путешествия, для осмотра берегов рек Большого и Малого
Миркагорская карта Медвежьих островов по описи Врангеля в 1821 году.
Анюев. Описью морского берега занялся Матюшкин, для постройки избы был выделен Решетников с двумя плотниками, который шел туда с купцом Бережным, направлявшимся на промысел мамонтовых бивней, а доктор Кибер должен был ехать на Анюи.
Жизнь внесла в эти планы свои коррективы. Козьмин сумел построить хороший катер, приспособленный для плавания вблизи берегов. Паруса нашли на старых складах времен экспедиции Биллингса и Сарычева, якорь отковали местные кузнецы. Катер назвали «Колымой». 11 июня его спустили на воду.
17 июня отправились все вместе вниз по реке. Пошел даже доктор, чтобы проводить экспедицию. Но ветер, как назло, усилился, и уже в пяти милях от Нижнеколымска пришлось приставать к берегу. И тут случилось несчастье. Когда шлюпка приближалась к берегу, из нее выскочила собака, но запуталась в веревочных снастях. АІатюшкин, желая помочь ей, топором стал разрубать веревки и отрубил себе часть большого пальца вместе с ногтем. Рана оказалась серьезной, и для лечения ее пришлось Матюшкину, и Киберу возвращаться в Нижнеколымск, а Козьмин, таким образом, один оставался описывать морской берег.
25 июня катер-шлюпка пришел к устью реки Малой Чукочьей. Здесь в разгаре была рыбная ловля. Но мужчины отправились на охоту на птиц и оленей. Одного оленя удалось подстрелить.
В начале июля, когда один подряженный якут доставил на устье реки пять очень плохих лошадей, Козьмин с двумя сопровождающими смог отправиться для исполнения морской описи. Сам же Врангель с двумя казаками отправился на шлюпке вверх по реке. Но неудачи в этом году преследовали экспедицию. Врангель с казаками на одной из стоянок отправился на середину реки, чтобы набрать пресной воды для питья и приготовления пищи. Было безветрие, и костер рядом с палаткой не потушили. Едва они добрались до середины, как порывом ветра пламя перекинулось на палатку, и через мгновение она пылала. Когда возвратились, то все вещи и палатка сгорели. Удалось спасти лишь ящик, где хранились журналы, описи, карты и инструменты.
Пришлось немедленно возвращаться в Нижнеколымск, куда прибыли 20 июля. Там еще были Матюшкин и Кибер, собиравшиеся отправляться на берега Анюев. А Врангель, пополнив запасы, снова пошел на шлюпке вниз по Колыме. По пути он собирал сведения о якутах. В одной из деревень он встретился с 82-летним якутом, крестником лейтенанта Д. Я. Лаптева, который много рассказал о жизни своих сородичей, о якутской стране, о полезных ископаемых, о климате, о старине якутской, о шаманах, об оружии якутов, о роли в их жизни якутских лошадей, об охоте.
22 августа в низовьях Колымы выпал снег, начались морозы. Врангель едва успел закончить опись устья этой реки. 1 сентября вся она покрылась льдом. Как раз в этот день Врангель возвратился в Нижнє-
колымск, где Решетников доложил, что его партия сумела разбить у Большого Баранова камня целый стаи, а также настрелять много гусей и лебедей.
Зима наступала. Все время шел сильный снег. В Колымском остроге оставались только старик со старухой сторожить канцелярию да Врангель с тремя служителями экспедиции. Постепенно возвращались с летних промыслов жители, и население тоже постепенно увеличивалось. Вскоре пришла почта из Якутска, и Фердинанд Петрович мысленно перенесся в круг родственников и друзей, который добровольно сменял на бескрайние ледяные пустыни, вьюги и стужу.
29 сентября возвратились с Анюя Матюшкин и Кибер, а через неделю приехал и Козьмин. Они также вполне успешно завершили свои путешествия. Теперь все вместе в течение долгого времени приводили в порядок журналы, составляли чистовые карты, проверяли записи в дневниках, рассказывали друг другу о своих путешествиях.
Матюшкин и Кибер описали течение обоих Анюеви п р и вез л и очень много интересных материалов о жизни чукчей, о прошлом этих мест. В пути они часто видели остатки костей доисторических животных. Мно- го нового им удалось узнать о жизни и быте юкагиров, еще менее изученных русскими, чем жизнь и быт чукчей. В полную силу пришлось поврачевать здесь доктору Киберу. Матюшкин также нашел себе занятие во время сравнительно длительной стоянки в урочище Плотбище: он усердно собирал сведения о народах этой страны, о их состоянии и теперь и в прошлом. Он получил интересные сведения о шел агах, омоках и других народностях, некогда многочисленных, а теперь или совершенно вымерших или растворившихся в других племенах.
Немало интересного рассказал и Прокопий Тарасович, успешно завершивший опись берега Ледовитого океана между устьями рек Малой Чукочьей и Индигирки. Начало работы не предвещало ничего хорошего. Места были низменные, с множеством болот, занесенных снегом, затем начались озера, небольшие, но весьма частые. Не обошлось и без приключений. При переправе через речку Конковую и через небольшое озеро «лошадь моего казака чего-то испугалась, поднялась на дыбы и сбросила в воду седока и вьюки, где заключались мой журнал, чай п порох,— рассказывал Козьмин.— Пока мы вытащили вьюки, чай и порох были уже совсем мокры и испорчены. Потеря пороху была тем более чувствительнее для нас, что мы находились, так сказать, в отечестве медведей и ежечасно могли ожидать встречи с ними, а единственными оружиями нашими оставались теперь лук у якута, топор и два ножа» [175]. В единственном большом селении Козьмину удалось выменять за табак и чай две новые лодки, так как старые пришли в полную негодность. Местные жители «пригласили меня и проводников в свои хижины и ра-
190
душно угощали нас всем, что только у них было лучшего»В середине- июля наступила жара: «Солнце в течение 72-х часов (трое суток 15—17 июля.— А. А.)не сходило с безоблачного небосклона. Испарения Ледовитого моря, усиливая преломление солнечных лучей, беспрестанно изменяли положение, и окраенность светила: оно то уменьшалось, то принимало эллиптическую форму, или, по-видимому, скрывалось за горизонт и вдруг снова поднималось в полном блеске. Такое странное и великолепное явление продолжалось целый день, и не смотря на нестерпимую боль в глазах от яркого света и сильной рефракции, я не мог налюбоваться волшебною картиною»2.
Жару сменил сильный ветер с дождем, а уже 19-го выпал снег. Это случилось как раз во время переправы через реку Алазею, а затем снова потеплело. Миновав различные колымские протоки, Козьмин повстречал 80-летнего жителя Русского Устья — селения на устье Индигирки и в сопровождении его проделал завершающий этап своего путешествия. Свободные от описи часы коротали в слушании рассказов о богатой приключениями жизни этого старика. В Русское Устье пришли 28 июля, где гостеприимно были встречены жителями. А старик Кочевщнков отвел Козьмину со спутниками целый дом, где тот спокойно мог отдыхать и приводить в порядок отчетные материалы, знакомясь с русскими селениями и жителями. 23 сентября в Русское Устье пришел Π. Ф. Анжу, завершивший опись побережья от устья Яны до Индигирки. Согласовав с ним все вопросы, Козьмин отправился в Нижнеколымск.
А между тем Врангель обдумывал новую экспедицию по льду на север. Для этого он снова, как и прежде, отправлял одну за другой партии с провиантом для собак на маршруте. Дело осложнилось сильным моровым поветрием на собак, унесшим многих хороших упряжек. Но все же до нового, 1822 года основные базы по пути следования были выставлены. Но раньше марта тронуться в путь не удалось.
10 марта из Нижнеколымска вышел длинный нартовый собачий поезд: пять нарт для путешествия и 19 провиантских нарт везли весь запас продовольствия, снаряжения, а также Врангеля, Матюшкина, Козьмина, Нехорошкова и проводников. Кибер был вынужден из-за нездоровья возвратиться в Нижнеколымск.
Проехав Сухарное, 14 марта достигли Большого Баранова камня, где до предела загрузили нарты плавником и заготовленными березовыми дровами. Дров должно было хватить суток на сорок. Следующий день как раз и ушел на последние приготовления, а 16-го экспедиция достигла северной оконечности Баранова камня, от которого ступила на лед, держа курс на северо-восток. «В сем направлении намеревался я,— писал Врангель,— проникнуть до 71l∕?oшироты, где мы пересекли [176][177]
бы меридиан Шелагского мыса, в разстоянии 150-ти верст. Там предполагалось устроить складку провианта и отослать часть нарт в Нижнеко- лымск, а с остальными продолжать наследование на NO и NW, Таким образом путешествие наше послужило бы продолжением прошлогодня го и могло повести к удовлетворительным выводам о предполагаемом существовании земли к северу»
У берега было множество торосов, и сразу же начались трудности — транспортные нарты безнадежно отстали. Поэтому, пройдя 18 верст, >Врангель расположился на ночлег. Провиантские нарты догнали путешественников только поздно вечером. Утром погода стояла пасмурная, шел сильный снег. Постепенно торосы уменьшались, и вскоре началась необозримая равнина с волнообразными буграми. Выехали поздно п 18 марта прошли только 23 версты: много времени ушло на починку нарт и охоту на медведя к неописуемому удовольствию собак.
Наутро мороз усилился до 25’, дул сильный северо-западный ветер, и, проехав 36 верст, путешественники расположились на ночевку. Снова безнадежно отставали транспортные нарты, и когда они пришли, то все-таки двух недоставало. На следующий день их обнаружили: они отстали и сбились с пути, ночевали в голоде и холоде и в беспрерывном страхе от нападения медведей. C места стоянки Врангель направил в Нижнеколымск три разгруженные нарты.
А экспедиция стояла на месте, пережидала непогоду, устраивала здесь склад. За это время убили еще одного огромного медведя. Лишь 22 марта путь был продолжен, но он был недолгий — всего И верст удалось преодолеть, и снова ночевка. Мешали торосы и рыхлый снег. 25 марта Врангель отослал Матюшкина на двух нартах с запасом провизии на пять дней в северо-восточном направлении, а сам с Козьминым на трех нартах с трехдневным запасом продовольствия отправился прямо на север. По пути сюда были устроены еще склады и 26-го 13 провиантских нарт отправились порожняком в Нижнеколымск.
27 марта Врангель и Козьмин видели на северо-востоке землю: «Холмы резко окраились; мы могли различать долины и даже отдельные утесы. Все уверяло нас, что после долгих трудов н препятствий открыли мы искомую землю. Поздравляя друг друга с счастливым достижением цели, мы спешили далее, надеясь еще до наступления вечера вступить на желанный берег, Но наша радость была непродолжительна, и все прекрасные надежды наши исчезли. К вечеру, с переменою освещения, наша новооткрытая земля подвинулась по направлению Естра па 40°, а через несколько времени еще обхватила она весь горизонт, так, что мы, казалось, находились среди огромного озера, обставленного скалами и горами»®.
1Ф. П, В р а н г е л ь. Путешествие... ч. 2, стр. 148. sTaM же, стр. 157.
Матюшкин, возвратясь из своего путешествия, также говорил, что он видел синеющую вдали землю, видел следы песцов и даже однажды заметил след лисицы. За трое суток проделал он 90 верст и добрался до широты 71°i0'. Вокруг простирались торосы. Один из проводников был болен, и поэтому Врангель 6 апреля отправил его с двумя другими проводниками с 24 собаками на одной нарте в Нижнеколымск.
Исследования продолжались. Все усилия участников экспедиции были направлены на то, чтобы продвинуться как можно дальше на север и найти таинственную землю. Но попытки, продолжавшиеся весь апрель, оказались безуспешными. В различных направлениях ездили то Матюшкин, то Козьмин, то сам Врангель, а земли не видели, повсюду были признаки только открытого моря. Врангель произвел несколько магнитных определений, сделал множество измерений глубин. 19 апреля экспедиция находилась в 262 верстах к северу от Большого Баранова камня (широта 72°2'). IIe было никакого смысла продолжать ехать на север— там ждало повсюду открытое море. Поэтому повернули обратно и после трудного и утомительного перехода по торосам и вдоль берега экспедиция только 5 мая возвратилась в Нижнеколымск.
Здесь ее застало половодье. Колыма вскрылась 27 мая, и сразу же так бурно, что путешественникам в течение нескольких дней пришлось провести время на крыше дома, где они жили. Все кругом было затоплено. Лишь 31 мая вода разрешила людям спуститься с крыш.
В начале июня начали готовиться к летним исследованиям, во время которых предполагалось описать морской берег от устья Колымы до Большого Баранова камня и подробнее ознакомиться с тундрой. Вперед были посланы четыре человека, для того чтобы выстроить карбас, настрелять гусей, лебедей, наловить как можно больше рыбы.
А 23 июня Врангель, Матюшкин и Козьмин с сопровождающими их матросами и служилыми на катере «Колыма» отправились вниз по течению. Кибер все еще был нездоров. На катере шел и Анжу. В селении на устье Колымы — в Походске он сменил катер на лошадь и в сопровождении трех проводников пошел через тундру к устью Индигирки.
Ліореплаватели начали опись побережья. Им очень понравилось равнинное возвышенное место в низовьях Колымы — Паптелеевка, и Врангель писал, что целесообразно было бы перенести сюда острог. Здесь, в Пантелеевке, встретились с купцом Федором Бережным и уговорились, что он будет сопровождать Матюшкина в его путешествии по тундре, tЗа время стоянки в Пантелеевке они осмотрели реку того же названия, полюбовались красивыми местами, тщательно подготовились к плаванию. Несколько помешал своевременному выходу разразившийся ливень. Наконец, 1 июля Матюшкин с Бережным в сопровождении толмача чукотского языка выехали в Чауискую губу через Анюи, а Врангель, Козьмин, два матроса и якут с шестью вьючными лошадьми направились к Барановым камням сделать там астрономические определения.
В первый день Врангель с Козьминым проехали только 11 верст. Дальше дело пошло лучше. Погода стояла теплая. Козьмин вел маршрут, а Врангель составлял описание пути, производил метеорологические и магнитные наблюдения. Но чем дальше, тем становилось холоднее. Путешественники вышли к морю как раз в том месте, где во время своего плавания на «Палласе» 35 лет назад приставал Иосиф Биллингс. Там сохранился крест с надписью: «1787 года, 12-го июля». На этом месте Врангель произвел целый комплекс астрономических, магнитных и метеорологических наблюдений, постоянно сравнивая их с соответствующими наблюдениями Биллингса.
На обратном пути исследовали все достопримечательности береговой черты, производили наблюдения морской воды, для чего выходили на лодке в море. Козьмин возвратился в Нижнеколымск несколько ранее, а Врангель после 62-дневного отсутствия появился там 20 августа. В сентябре по Колыме установилась зимняя дорога. 24 сентября возвратился из своего интересного путешествия и Матюшкин.
В течение почти трех месяцев ему и Бережному пришлось преодолеть большое расстояние. Уже в долине Анюя Матюшкин видел гробницы юкагиров, расположенные на больших столбах. Дальше дорогу размыло дождями, которые шли днем, а по ночам сменялись мокрым снегом. «От беспрерывного дождя и снега, писал Матюшкин, разлившиеся ручьи, пенясь, вырывались из ущелий южной цепи гор и прорезывали во всех направлениях долину; она постепенно становилась уже и наконец уподобилась высохшему руслу реки; по обеим сторонам отвесно подымались ряды скал, увенчанных зубцами страннаго образования. Между горами зияли мрачныя пропасти и ущелья; вся земля завалена была осколками камней. Вообще вся долина являла дикий вид и произвела на нас унылое впечатление» *.
Бережной нашел прекрасный мамонтовый бивень, а Матюшкин однажды добыл сразу 18 лебедей. В один из дней путешественники повстречались с Козьминым, возвращавшимся в Нижнеколымск. AAa- тюшкин и Бережной 7 августа достигли Чаунской губы и подробно описали ее. 14 августа повернули обратно и под водительством опытного Бережного ехали по кратчайшему пути напрямик через тундру. После долгого и утомительного пути, во время которого иссякли окончательно все запасы, лошади обессилели, и приходилось вести их под уздцы. В довершение всего путешественники заблудились. Решили было уже принести в жертву одну из лошадей, как вдруг в ближайшей речке удалось выловить несколько рыбин, а неподалеку разыскать дрова. Только 25 августа достигли путешественники желанного Анюя, и возвращение намного облегчилось. Стали попадаться юкагиры, да рыбы в реке стало вдоволь. Благодаря этому все окончилось благополучно.
13 А. Алексеев
Экспедиция зимой 1822/23 года —третье путешествие на север по Ледовитому морю — проходила в несколько лучших условиях, чем две предыдущие. Зима оказалась мягче, приехал новый колымский исправник Тарабукин, который долго жил в Сибири и деятельно помогал Врангелю во всех его начинаниях. Он организовал подвоз корма для собак во все места до Большого Баранова камня включительно, помог найти хороших собак.
План путешествий в эту зиму был таков. Врангель по-прежнему отправлялся на север по льдам, Матюшкин должен был описать побережье Чукотки до мыса Северного, а Козьмин шел к Медвежьим островам для точной их описи, особенно острова Крестового. 30 января Козьмин на двух нартах выехал к островам. Он так хорошо был подготовлен к работам, стояла такая превосходная погода, что уже 17 февраля Прокопий Тарасович возвратился и представил подробнейшие описи и карты Медвежьих островов.
Теперь разделились на два отряда: с Врангелем шел Козьмин, а с Матюшкиным доктор Кибер. 26 февраля весь караван был в пути и в скором времени оказался у Бараннхи. Здесь пришлось окончательно улаживать все недоразумения, неточности, делать последние приготовления к походу. 5 марта вышли к Шелагскому мысу и достигли его 8-го. Здесь повстречали старого чукчу во главе целого стойбища. Этот чукча говорил, что он потомок шелагов, или чуванов, и что от последнего названия и носит свое имя Чаунская губа. На вопрос Врангеля, есть ли какая-нибудь земля к северу от Чукотки, он ответил: «Между мысом Ерри (Шелагским) и Ир-Кайпио (Северным), близ устья одной реки, с невысоких прибрежных скал в ясные летние дни бывают видны на севере, за морем, высокие, снегом покрытый горы, но зимою однакож их не видно. В прежние годы приходили с моря, вероятно оттуда, больший стада оленей, но преследуемый и истребляемыя чукчами и волками, теперь они не показываются. Сам он однажды преследовал в апреле месяце целый день стадо оленей на своих санях, запряженных двумя оленями, но в некотором отдалении от берега морской лед сделался столь неровен, что он принужден был возвратиться» '. Сведения о земле к северу от Чукотки, полученные от чукчей, впервые были сообщены Т. И. Шмалевым, а затем Г. А. Сарычевым.
10 марта перебрались, распрощавшись с чукчами, на восточную сторону Шелагского мыса и отсюда 13 марта вышли на лед, направляясь почти на север, немного к востоку.
На север пошли только Врангель с Козьминым на четырех нартах в сопровождении пяти проводников. Но сразу попали в бурю и отсиживались до 19 марта. Погода и позднее мало улучшилась. Очень утомляло взбираться на торосы, обходить трещины и разводья. Через два дня
Врангель отослал две нарты, а через четыре стал возвращаться и сам. Не было никакой возможности продвинуться по льду далее. В этот поход Врангель достиг 70c51'северной широты в долготе 175o27'.
Обратный путь был еще труднее. Заболел проводник, и его заменил на нартах сам Козьмин. Была потеряна дорога, увеличились разводья, начиналась небольшая подвижка льда, часто перед путешественниками лед трескался, и с большим трудом удавалось найти дорогу в обход. А когда дорога совсем исчезла, то пришлось бросить часть грузов, чтобы налегке скорее выбраться на сушу. 27 марта начался сильный ветер, льдины бились друг о друга и крошились. Внезапно льдину, на которой все находились, с силой бросило на неподвижную льдину и разломило на мелкие части. Остается до сих пор загадкой, как сумели путешественники вскочить на нарты и почти по ледяной каше добраться до неподвижной льдины. Они были спасены чудом. Вот как описал Врангель это происшествие: «Три часа мы провели в таком положении. Льдина наша носилась по волнам, но все еще была цела. Внезапно огромный вал подхватил ее и с невероятною силою бросил на твердую ледяную массу. Удар был ужасен; оглушительный треск раздался под нами, и мы чувствовали, как раздробленный лед начало разносить по волнам. Минута гибели нашей наступала. Но в это роковое мгновение спасло нас врожденное человеку чувство самосохранения. Невольно бросились мы в сани, погнали собак, сами не зная куда, быстро полетели по раздробленному льду и счастливо достигли льдины, на которую были брошены» *.
После происшествия сразу же двинулись дальше и к вечеру были на берегу, недалеко от устья реки Верконь (или Веркунь). На следующий день занимались перевозкой провианта для собак из склада, устроенного на льду, на берег. Затем утомленные путники отдыхали, а в конце марта принялись за опись местности в ожидании Матюшкина, с которым Врангель решил теперь соединиться и продолжать путь вместе вдоль берегов Чукотки. В довершение всех бед Врангель и Козьмин не могли воспользоваться еще одним складом, устроенным ранее на льду и теперь отделенным от берега пятнадцативерстной расщелиной.
Естественно поэтому, что они были очень рады появлению 4 апреля, отряда Матюшкина, который, медленно продвигаясь, детально описывал побережье. Один чукотский старшина рассказывал, что к востоку от устья реки Верконь находятся и по сие время остатки хижины, построенной в давние времена русскими, спасшимися с разбитого у этих берегов большого корабля. Матюшкин специально съездил к этому месту и убедился, что тут действительно была хижина. Рассказы чукчей о времени происшествия заставили предположить, что именно здесь и была стоянка Η. П. Шалаурова. »
*.Матюшкину и Киберу чукчи также рассказали о существовании земли к северу от Чукотки. Отослав часть нарт в Нижнеколымск, путешественники на семи нартах отправились далее на восток. Работа шла успешно. Становилось теплее, можно было более точно производить астрономические определения. Встречали много наносного леса, так что ночевки проходили у больших костров. 10 апреля достигли мыса Северного. Здесь Врангель договорился с одним чукотским старшиной, что тот за ружье заготовит дров, достанет одиннадцать тюленей на корм собакам и доставит путешественников к острову Колючин и обратно. Врангель решил увеличить таким образом район действия экспедиции. Берег был по преимуществу низменный, песчаный, с выдающимися крутыми мысами. 14 апреля путешественники были уже на мысе Ванка- рем. Благодаря присутствию сопровождавшего путников чукотского тойона, их хорошо устроили на отдых. На следующий день увидели на горизонте вдали остров Колючин —цель путешествия. Тойон помог им также и установлением дружеских связей с жителями этого острова, а затем и с другими чукчами, прибывшими сюда.
Врангель за табак выменял здесь много корма для собак, и они целых два дня отдыхали. Врангель решил возвращаться по тому же пути, каким ехали сюда. При этом была возможность пользоваться некоторыми запасами, оставляемыми на прежних стоянках, а также проверить определения мест и опись побережья. 25 апреля Врангель посетил остатки Шалауровой избы. Здесь он нашел несколько черепов, остатки кошеля и патронташа. У мыса Рыркарпий (Ир-Кайпий) нашли записку от Матюшкина, что его поход к северу от мыса по льду оказался безуспешным и что он встретил сразу же разводья, вынужден был возвратиться и ушел в Нижнеколымск.
Обратное путешествие прошло в общем благополучно, если не считать недостатка провизии. 11 мая после 78 дней отсутствия путешественники появились в Нижнеколымск.е. Согласно предписанию, экспедиция должна была закончить свою работу и возвращаться в Петербург. Все лето ушло на составление отчетов, на отдых и расчеты с местными жителями. Этим воспользовались-Матюшкин и Кибер, совершившие ле- том плавание до Верхнеколымска по Колыме. Оттуда они направились в Якутск. А Врангель с Козьминым покинули Нижнеколымск только 1 ноября уже по зимней дороге. 10 января 1824 года они успешно прибыли в Якутск, где встретились с Анжу, возвратившимся из своего трудного путешествия. Отсюда Козьмин и Матюшкин поехали в Петербург. Кибер и Врангель чувствовали себя неважно, у них обоих развился ревматизм. Поэтому решено было лечиться целебными водами недалеко от Иркутска. В Петербурге они появились только 15 августа 1824 года, на три месяца позже Матюшкина и Козьмина.
В честь Фердинанда Петровича открытый гораздо позже остров, который видится с берегов Чукотки и который приближенно был им нане-
Мгркаторская карта северо-восточной части Сибири по описи Ф. П. Врангеля в 1820—1823 годах.
сен на карту, назван именем Врангеля. Врангель внес неоценимый вклад в географию Сибири. Его книга была переведена на два европейских языка, карты Чукотки получили достаточное обоснование, были сделаны первые обобщения по гидрологическому режиму прибрежного района Ледовитого океана. Массу новых сведений доставили участники экспедиции по этнографии, флоре, фауне и метеорологии. Врангель был произведен в капитан-лейтенанты и награжден орденом св. Владимира 4-й степени.
По возвращении в Петербург и после некоторого отдыха там Врангель начал работать над книгой, а вскоре получил назначение командиром шлюпа «Кроткий», отправлявшегося в кругосветное плавание с целью доставить припасы и снаряжение для Русской Америки. Такую приятную возможность предоставил Врангелю его бывший командир по «Камчатке» В. М. Головнин, а теперь генерал-интендант флота. Конечно, старые сослуживцы Фердинанда Петровича выразили желание снова отправиться в путь со своим командиром. Так Матюшкин, Козьмин и доктор Кибер оказались членами экипажа «Кроткого».
Шлюп вышел в плавание 23 августа 1825 года. Обычный путь русских мореплавателей вокруг света был уже единожды пройден Врангелем: Копенгаген — Портсмут — Рио-де-Жанейро — мыс Горн—Вальпараисо. Отсюда начался переход через Тихий океан. Была сделана остановка в порту Чичагова на острове Нукагива в группе Маркизовых ■островов. Здесь произошла катастрофа. Посланные на берег мичман Дейбнер и матросы Некрасов и Тимофеев были убиты дикарями, а матрос Лысухин спасся только благодаря вмешательству Врангеля. Не пополнив основательно свои запасы и не отдохнув на негостеприимных Маркизовых островах, мореплаватели направились в Петропавловск и прибыли туда 11 июня. Отсюда «Кроткий» сходил в Ситху и 12 сентября ушел оттуда в обратный путь. Врангель выбрал маршрут вокруг мыса Доброй Надежды и благополучно возвратился в Кронштадт 14 сентября 1827 года.
Фердинанд Петрович был произведен в капитаны 2-го ранга и награжден орденом св. Анны 2-й степени. Не были забыты наградами ■и его верные спутники Матюшкин, Козьмин и Кибер. Вся дальнейшая жизнь Врангеля связана с гидрографией, с Дальним Востоком и Русской Америкой. Он написал книгу о плавании на «Кротком», но она, к сожалению, не увидела света, так же, впрочем, как и книга В. С. Хромченко. В 1830 году скончались сразу два выдающихся деятеля гидрографии — Г. А. Сарычев и В. М. Головнин, у которых эти книги были на отзыве, а авторов в это время не было в Петербурге. Академия наук избрала Ф. П. Врангеля своим членом-корреспондентом.
После плавания Врангель некоторое время командовал фрегатом V Елизавета», но в 1829 году он по собственной просьбе был назначен правителем Российско-Американской компании в Ново-Архангельске.
Поехал туда он уже капитаном 1-го ранга и провел там пять лет. Перед самым отъездом Врангель женился на Елизавете Вильгельмовне Poc- сильон. Жена его делила с ним все тяготы жизни в Америке.
Деятельность Врангеля в Америке была чрезвычайно полезна для географической науки. Кроме того, Врангель весьма гуманно относился к местным жителям и завоевал поэтому их доверие и уважение. Он много сделал для процветания русских колоний в Америке, заботился о городе Ново-Архангельске, укрепил дальние форты и редуты. Он вменил в обязанность всем мореплавателям, состоявшим на службе компании, производить гидрографические работы в районах труднодоступных. Именно он организовал экспедицию И. Ф. Васильева во внутренние районы Аляски. Лейтенант Д. Зарембо также произвел опись многих районов американского побережья.
Возвратившись из Америки, Врангель был произведен в 1836 году в контр-адмиралы и назначен исправляющим должность директора департамента корабельных лесов. На этом посту он оставался до 1849 года, затем вышел в отставку и поселился в имении Руиль в Эстляндии. Но он пробыл в отставке только пять лет, и когда ему предложили возглавить Гидрографический департамент, то Врангель согласился и был вновь принят на службу. Он был тогда уже вице-адмиралом. Ф. П. Врангель служил до 1864 года, занимая посты председателя Морского ученого комитета, члена Государственного совета, в 1856 году был произведен в адмиралы и награжден многими орденами. Всю свою жизнь он был другом Ф. П. Литке. Вместе с ним и Бэром Врангель был в числе организаторов Русского Географического общества в 1845 году.
Ф. П. Врангель скончался от «разрыва сердца» в Дерпте, где он проездом был у своего брата, на 74-м году жизни —25 мая 1870 года.
Еще по теме ПО ПУТИ ЛАПТЕВА:
- Проводящие пути зрительного анализатора.
- ГЛАВА 5. На пути к индустриальному обществу
- 1.8. Способы (пути) образования государства
- часть1 «особость» РОССИЙСКОГО ПУТИ
- ПУТИ РАЗВИТИЯ ПРАВИЛ НОТАРИАЛЬНОГО ДЕЛОПРОИЗВОДСТВА
- Альтернативные раннему государству пути эволюции
- ОМИРБАЕВА БИБИГУЛЬ СЕРИКОВНА. Формирование конкурентоспособного здравоохранения: теория, методология, пути реализации. Диссертация на соискание степени доктора философии (PhD). Республика Казахстан Астана, 2018, 2018
- Современное состояние адвокатуры и пути ее совершенствования : сборник материалов Международной научнопрактической конференции - Международных чтений, посвященных 176-летию со дня рождения Ф. Н. Плевако, Москва, 21 апреля 2018 г. / А.Н. Маренков. — Москва : РУСАЙНС,2019. — 286 с., 2019
- Анализатор.
- Лекция №2 Современное представление о происхождении планет солнечной системы и о строении Земли
- Бессарабова Н.В.. История: учебное пособие. - М.: МГИ им. Е.Р. Дашковой,2013. - 252 с., 2013
- содержание