<<
>>

Свободное населеніе.

Дѣленіе свободнаго населенія на классы.

Все населеніе русскихъ княжествъ-государствъ удѣльно-вѣчевого періода распадалось на 2 части — населеніе свободное и несвободное.

Такое дѣленіе присуще вообще всѣмъ древнѣй­шимъ государствамъ. Что-же касается затѣмъ самого населенія свободнаго, то оно дѣлилось на классы, при чемъ такое дѣленіе, въ свою очередь, переживается, въ началѣ исторической жизни, каждымъ культурнымъ народомъ и предшествуетъ его сложенію въ сословія. Раздѣленіе населенія

на классы основывается на естественныхъ, экономическихъ и другихъ условіяхъ, первоначально подлежащихъ весьма мало, или неподлежащихъ вовсе, воздѣйствію государственной власти, а именно оно покоится на различіи занятій одной группы населенія сравнительно съ другой (классъ, напр., земле­дѣльцевъ и торговцевъ), на имущественномъ ихъ со­стояніи (богатые и бѣдные), на характерѣ собствен­ности (крупные и мелкіе собственники) и т, д. Различіе же по сословіямъ основывается главнымъ образомъ на разли­чіи однѣхъ группъ населенія отъ другихъ по правамъ, которыми онѣ пользуются отъ государства и по обязан­ностямъ, которыя онѣ на себѣ несутъ передъ государ­ствомъ, т. е., иначе говоря, различіе это является уже юри­дическимъ. Сословія поэтому — группы населенія, въ ко­торыхъ само государство (въ большей или меньшей сте­пени) установило, но закону, наслѣдственныя различія въ правахъ и обязанностяхъ; классовыя же различія въ обще­ствѣ образовались въ незапамятныя времена, когда государ­ственная власть была еще слаба и когда она вообще мало могло вліять на устройство общества. Позднѣе, съ развитіемъ своего могущества, государство могло эти различія, такъ или иначе, поддерживать, либо видоизмѣнять, превращая затѣмъ ихъ въ сословныя привиллегіи, но не оно участвовало въ созданіи классовыхъ различій въ данномъ обществѣ, они созидались въ силу тѣхъ фактическихъ условій, въ которыхъ перво­начально стояло населеніе.

Дѣленіе населенія по класамъ предшествуетъ, такимъ образомъ, вездѣ его дѣленію на со­словія; у насъ послѣднія неизвѣстны еще первому періоду[110]). Во 2-ой половинѣ Московскаго періода общественныя группы, на которыя распадается населеніе, уже носятъ, какъ это мы увидимъ въ свое время, нѣкоторыя своеобразныя черты сослов­ной организаціи. Ходъ нашей новой исторіи въ XVIII вѣкѣ сла­гается такъ, что эти обособленныя группы населенія XVI—XVII вѣковъ, не будучи еще строго-сословными группами, превра­щаются затѣмъ во 2-ой половинѣ XVIII вѣка уже въ сосло­вія, т.-е. въ такія общественныя подраздѣленія, которыя, уже въ силу закона, обладаютъ извѣстными правами и привиллегіями, отличающими одну группу отъ другой.

Изучаемый нами 1-ый періодъ нашей исторіи знаетъ дѣле­ніе населенія по классамъ, а именно: 1) на классъ бояръ — крупныхъ собственниковъ, являющихся рабовладѣльцами и

землевладѣльцами, 2) „градскихъ людей", и 3) смер­довъ, свободныхъ земледѣльцевъ. Каждый изъ этихъ классовъ, въ свою очередь, можетъ быть, подраздѣленъ на нѣсколько от­дѣльныхъ группъ, о которыхъ мы скажемъ ниже. Указанные три главные класса населенія съ начала XIII вѣка извѣстны и лѣтописцу: описывая нападеніе кн. Данила Романовича на нѣ­которые города въ 1221 г., Ипатьевская лѣтопись говоритъ, напр., что „вся земля поплѣнена бысть: бояринъ боярина плѣ­нивши, смердъ — смерда, градъ — града" (т.-е. горожанинъ — горожанина). Кромѣ этихъ 3-хъ главныхъ общественныхъ клас­совъ, или обособленныхъ группъ населенія, со времени приз­ванія князей начинаетъ играть извѣстную роль въ обществѣ княжеская дружина, значеніе которой растетъ съ усиле­ніемъ власти князей.

Зная раздѣленіе свободнаго населенія на означенныя группы и, называя, при случаѣ, каж­дую группу особымъ терминомъ, какъ лѣтописи, такъ и другіе памятники времени, иногда объ­единяютъ ихъ въ одномъ наименованіи.

Такимъ наименованіемъ является слово людіе, люди

Наименованіе всего свобод­наго населенія и его отдѣль­ныхъ клас­совъ.

(ед. число — людинъ)[111]).

Выдѣленіе изъ этой общей массы свободнаго населенія особыхъ классовъ началось, несомнѣнно, еще во времена доисторическія, такъ какъ уже въ первоначальныхъ племен­ныхъ княженіяхъ находимъ слѣды его, но съ призваніемъ князей этотъ процессъ долженъ былъ усилиться, такъ какъ, — кромѣ естественнаго и первоначальнаго дѣленія населенія на людей лучшихъ, старшихъ (бояръ земскихъ, старцевъ), и молод- шихъ, или младшихъ, — съ появленіемъ князей и ихъ дру­жинъ является еще новая группа населенія „княжихъ мужей", или дружинниковъ вообще. Эта группа начинаетъ противопо­лагаться, какъ вообще всему населенію, обозначаемому словомъ „людіе" (единств. число людинъ), такъ и отдѣльнымъ клас­

самъ туземнаго населенія. Первое противоположеніе очевидно въ Р. Правдѣ, гдѣ одна статья, напр., гласитъ слѣдующее: „аже кто оубиетъ к н я лс а мужа въ разбои . . . то виревную платити въ чьей же верви голова лежитъ, то 80 гривенъ: пакиль людинъ, то 40 гривенъ". (Тр. сп. 3 ст.; виревная — вира, или пеня за убійство свободнаго человѣка, шедшая въ пользу князя). Что же касается второго, то оно будетъ ясно послѣ очерка того положенія, какое занималъ каждый классъ въ отдѣльности, къ чему мы теперь и обратимся.

Если согласиться съ этимологіею слова б о я -

Бояре р и н ъ, предлагавшейся извѣстнымъ ученымъ фило­логомъ Срезневскимъ, то надо признать одинаково возможнымъ производство этого слова и отъ существительнаго бой или вой и отъ прилагательнаго болій, т.-е. большій (въ литературѣ наиболѣе принятымъ является второе). Отъ того и другого слова, съ прибавкою окончанія аръ или арь, произошла старинная форма бояръ, боляръ, и позднѣй­шая — бояринъ, боляринъ. Приводя это производство слова бояринъ отъ указанныхъ словъ, (бой или вой, а равно и болій), проф.

Сергѣевичъ замѣчаетъ, что „въ первомъ случаѣ бояринъ будетъ означать воителя и придется съ родни ры­царю, во второмъ большаго или лучшаго человѣка и придется съ родни гранду". Указанное производство слова бояринъ во всякомъ случаѣ вскрываетъ предъ нами основанія, создавшія у насъ, уже въ незапамятныя времена, классъ б о я р ъ. Классы — свободныя состоянія; каждый могъ войти въ тотъ или иной классъ, если это было ему подъ силу. Для того-же, однако, чтобы выдѣлиться и стать большимъ, чѣмъ другіе „людіе", — бояриномъ, — надо было прежде всего имѣть жизненную опытность, мудрость, быть старѣйшимъ по возрасту, а также имѣть болѣе значительный, чѣмъ былъ у другихъ, экономическій достатокъ. Этотъ достатокъ легче всего добывался тогда военными походами, всегда сопровождав­шимися грабежами ; результатомъ-же этихъ военныхъ грабежей было, между прочимъ, пріобрѣтеніе скота и особенно — плѣн­ныхъ, превращавшихся затѣмъ въ столь нужныхъ тогда земле­владѣльцамъ рабовъ. Не всякій, конечно, воинъ превращался въ большаго человѣка, или боярина, какъ не всякій старецъ считался старѣйшимъ. Если для старца, чтобъ быть „ста­рѣйшимъ", нужно было быть мудрымъ, умнѣйшимъ, то для во­ина надо было проявить особую храбрость, вообще — выдѣлиться. Но въ основѣ весьма многихъ, вѣроятно, превращеній въ боя­рина лежало занятіе военнымъ дѣломъ и пріобрѣтеніе богатства. Выдѣлившись изъ безразличной массы насе­ленія, бояре еще въ племенныхъ княженіяхъ сложились въ осо­

бые знатные роды, носившіе наименованіе старцевъ, ста­рѣйшихъ, нарочитыхъ людей, лучшихъ людей, seniores и т. п. Со времени утвержденія династіи Рюриковичей различаются у насъ два рода бояръ — бояре земскіе и бояре (или мужи) княжескіе; оба эти вида первоначально не слива­лись между собою, при чемъ мужи являлись верхнимъ, или высшимъ, слоемъ княжеской дружины, о которой мы скажемъ особо.

Бояре же земскіе выдѣлялись изъ „молодшихъ[112], или черныхъ людей самихъ земщинъ, слагавшихся еще въ племенныхъ княженіяхъ').

Интересно отмѣтить, что первоначальное дѣленіе всего населенія („людіе“, leudes — Leute) на старшихъ, луч­шихъ, большихъ, и молодшихъ или младшихъ, съ одной сто­роны, какъ и противоположеніе земскихъ и княжихъ луч­шихъ людей, или бояръ, съ другой, не есть явленіе свой­ственное только нашей древности, но оно имѣло мѣсто и у другихъ народовъ, на извѣстной стадіи ихъ государственнаго быта. Такъ, у западныхъ славянъ и у древнихъ германцевъ мы находимъ такія выраженія для обозначенія людей луч­шихъ или старшихъ, какъ кметы, optimates, primores, meliores, majores natu и т. u. и такіе, какъ minores, mediocres — для людей, „молодшихъ“, среднихъ. Что же ка­сается земской знати, — или „земскихъ бояръ11, какъ она у насъ называется, — то она носила въ древне-германскихъ памятникахъ, наименованіе nobiles, или Adel. 9ти nobiles (или А dei) рѣзко отличались отъ высшихъ, или старшихъ дружинни­ковъ, королей (антрустіоновъ), членовъ ихъ дружинъ (а n t г и - st іо nes dominici, какъ они называются часто, т.-е. княжіе дружинники, производя слово antrustio отъ t г u s t i S , что значитъ, между прочимъ, дружина). Слово-же Adel герма­нисты производятъ отъ слова а d о 1, что значитъ родъ (Ge- schlecht) и понимаютъ его въ смыслѣ родовой знати (Geschlechtsadel). Поскольку въ нашемъ словѣ бояринъ (если производитъ его отъ болій, большій) сохранилась идея о первой фазѣ образованія этого класса (идея, идущая еще отъ того времени, когда обыкновенный „людинъ", такъ или иначе, выдѣлился изъ общей среды и сумѣлъ сдѣлаться б о л ь - шимъ), постольку съ словѣ adol, или Adel, сохранилось воспо­минаніе уже о второй фазѣ въ исторіи этого класса, когда, выдѣлившись, данный бояринъ сохранялъ за собою свое об-

•206

щественное положеніе въ теченіе нѣсколькихъ поколѣній, обра­зовывалъ уже изъ нихъ знатный родъ; такихъ родовъ съ теченіемъ времени возникло много, и изъ нихъ, какъ у гер­манцевъ, такъ и у славянъ, выбирались племенные князья, k u n i n g ’ и, k о n u n g г ’ ы, и т.

д.J). Первоначальное раздѣль­ное существованіе — у насъ земскихъ бояръ, у герман­цевъ nobiles, optimates и пр., — и княжихъ бояръ или мужей, антрустіоновъ, показываетъ, что земская знать была старше, древнѣе княжеской.

Бояре земскіе были крупными рабовладѣльцами и зем­левладѣльцами тѣхъ княженій, гдѣ онъ жили. Лѣтопись неодно­кратно упоминаетъ обоярскихъ селахъ, а Р. Правда зна­етъ (наряду съ княжескими и монастырскими холопами) п „хо­лоповъ болярьскихъ", которыми — какъ и вообще обшир­нымъ хозяйствомъ земскихъ бояръ, — завѣдывали боярскіе тіуны; говоритъ она также и о „боярской дружинѣ", т. е. о свободныхъ дружинниковъ, служившихъ боярамъ, а не князь­ямъ. Все это свидѣтельствуетъ о богатствѣ и силѣ этого верх­няго общественнаго класса. Кромѣ указанныхъ выше наимено­ваній (старцевъ, бояръ, и т, д.) бояре носили еще наименованіе огнищанъ. Послѣднее выраженіе вызвало въ литературѣ нашей много споровъ, при чемъ было предложено нѣсколько объясненій, какъ по отношенію къ производству этого слова, такъ и по установленію его значенія. Слово это производили и отъ огнища, какъ хранилища огня, и отъ огнища, (огнище стояніе полно углія"), какъ домашняго очага, и отъ огнища, какъ пашни, произведенной на мѣстѣ выжжен­наго лѣса, наконецъ, и отъ огнища, какъ наименованія раба или челядина'-). Въ первомъ случаѣ, огнищанинъ былъ- бы первоначально жрецомъ огня, владыкою племени, затѣмъ вообще — домохозяиномъ; во второмъ онъ былъ-бы предкомъ дворянина, живущимъ у очага князя, на его дворѣ, въ третьемъ — онъ являлся-бы землевладѣльцемъ и въ четвертомъ — рабовладѣльцемъ. Если согласиться съ двумя послѣдними производствами слова, то слово огни­щанинъ будетъ означать землевладѣльца, съ одной стороны,

1) Большія подробности объ этомъ процессѣ у германцевъ см. у R. Schroder’a „Lehrbuch der deutschen Rechtsgeschichte" (Leipzig, 1898 г.), стр. 25, 51, 216 и др.

2) Такого мнѣнія держался В. О. Ключевскій, говоря, что въ од­номъ изъ словъ Григорія Богослова, переведенныхъ въ Болгаріи и списанныхъ съ болгарской рукописи на Руси, „словомъ огнище переведено греческое слово аѵбдатгобоѵ, холопъ" ; но это мнѣніе, однако, оспаривается П.-Сильванскимъ, утверждающимъ, что „слово огнища­нинъ произведено отъ огнища въ его основномъ коренномъ значе­ніи — очагъ" (Феодализмъ въ удѣльной Руси, стр. 455).

■207

рабовладѣльца, съ другой. Оба эти понятія были очень тѣсно связаны между собою, особенно въ первую половину изучае­маго періода, когда торговля рабами и населеніе ими боярскихъ селъ, въ цѣляхъ развитія земледѣлія и вообще пользованья угодьями, были весьма развиты. Во всякомъ случаѣ, оба эти значенія слова огнищанинъ очень подходятъ къ этому об­щественному положенію, которое занимали земскіе бояре въ IX—X вѣкахъ нашей исторіи. Впрочемъ, въ недавнее время слово „огнищанинъ “ снова стало толковаться, какъ однозначу- щее съ „княжемъ мужемъ" (огнищанинъ — членъ огнища, дома своего вождя'); по мнѣнію П.-Силъванскаго „огнища­нинъ —- это человѣкъ огнища-очага, но не всякаго, а княже­скаго", почему „огнищанинъ — это княжескій дружинникъ".

Выдѣлившись по своей мудрости и храбрости, а равно и ставъ рабовладѣльцами и землевладѣльцами, земскіе бояре были въ племенныхъ княженіяхъ соратниками и совѣтниками тузем­ныхъ князьковъ; изъ болѣе старыхъ и выдающихся ихъ родовъ выбирались, вѣроятно, и сами эти князьки. Эту роль соратни­ковъ и совѣтниковъ князей они сохранили долго и потомъ, послѣ призыва князей, раздѣляя ее, впрочемъ, уже со второй половины X столѣтія, съ боярами-дружинниками, которымъ они неразъ противополагаются лѣтописью: въ 987 г. кн. Владиміръ Св. созвалъ „б о я р ы свои и старцы градскіе" для обсужденія вопроса о лучшей вѣрѣ: въ 991 г. старцы участво­вали на совѣщаніи князя съ дружиною, на которомъ рѣшено было возстановить, вмѣсто смертной казни, прежнія денежныя взысканія за разбой и убійства. Земскіе бояре въ IX и X вѣкѣ, какъ бояре славянскаго происхожденія, отличаются вообще отъ бояръ-дружиннпковъ, бывшихъ, въ эти 2 вѣка, по преиму­ществу, изъ варяговъ (какъ это, между прочимъ, показываютъ ихъ имена, указанные въ договорѣ Олега съ греками 912 г. — Карлы, Инегельдъ, Фарловъ, Веремудъ, Рулавъ и др.), хотя, несомнѣнно, и первые вступали уже тогда въ княжескую дру­жину. Съ XI вѣка эти два элемента боярства — земскій и княжескій — сливаются въ одинъ и называются уже об­щимъ именемъ „княжіе мужи", „лучшіе люди", просто бояре и т. д. Какъ высшій слой земщины, земскіе бояре вообще были весьма вліятельнымъ классомъ въ тогдашнемъ обществѣ; естест­венно, что князья старались привлекать ихъ къ себѣ, пользоваться такъ или иначе ихъ значеніемъ. Какъ высшій земскій классъ, они отличались гораздо меныпеюподвижностью, чѣмъ бояре-дружинники или мужи первыхъ варяжскихъ князей, такъ какъ послѣдніе первоначально были мало связаны съ зем-

1) А. Е. Прѣсняковъ „Княжое право", стр. 231.

лею, жили военною добычею княжескимъ жалованьемъ, легко переходили отъ одного князя къ другому. Особеннаго значенія, какъ соціальнаго, такъ и политическаго, земскіе бояре до­достигли въ такихъ городскихъ центрахъ, какъ Новгородъ и Кіевъ.

Съ появленіемъ князей и съ

усиленіемъ ихъ власти и значенія, въ древнихъ русскихъ княжествахъ становится все болѣе и болѣе замѣтнымъ новый классъ, носящій наименованіе дружины1). Безъ дружины немыслимъ князь древняго1

постепеннымъ

Княжеская дружина й ея разряды.

періода нашей исторіи, какъ и вождь древнихъ германцевъ. Тотъ и другой живутъ съ нею въ близкихъ товарищескихъ отношеніяхъ, раздѣляютъ съ ней и радость и горе. Подобно тому, какъ въ самомъ обществѣ даннаго времени замѣчается дѣленіе на людей лучшихъ, большихъ земскихъ бояръ, и на людей младшихъ, или меньшихъ (смердовъ), дружина древ­няго князя также раздѣлялась на двѣ части: первую часть, подъ наименованіемъ старшей дружины, составляли бояре, илп мужи; въ отличіе отъ земскихъ бояръ и мужей, они назы­вались княжими мужами и боярами, при чемъ первона­чально старшіе дружинники чаще всего назывались княжими мужами; съ конца XI вѣка, однако, они уже почти постоянно называются боярами. Младшіе дружинники носили наименова­ніе отроковъ, дѣтскихъ, гридей и др. Первыя два наименова­нія лишь раздѣльно выражаютъ то понятіе, какое изображается словами „молодь“, „молодшій", употребляемыми нерѣдко для обозначенія вообще младшихъ, т. е., болѣе молодыхъ (и менѣе выдвинувшихся, по своей службѣ), дружинниковъ, чѣмъ бояре и мужи, члены старшей дружины; слово „гридь" производятъ отъ слова „гридница", комната, домъ: гриди, какъ и отроки съ дѣт­скими, часто были домашними слугами князя и жили въ его княжескихъ покояхъ. Вся дружина въ цѣломъ своемъ составѣ являлась войскомъ князя; верхній-же ея слой — старшая дру­жина — входитъ, какъ извѣстно, въ составъ т. н. „Княжеской Думы", личнаго Совѣта князя,’ или при князѣ. Затѣмъ старшіе дружинники, бояре, являлись начальниками княжескихъ отрядовъ младшіе же — въ мирное время были слугами при дворѣ князя и занимали низшія должности, а во время войны входили въ со­ставъ тѣхъ-же княжескихъ отрядовъ. Первые варяжскіе князья были первоначально окружены выходцами изъ-за моря, варягами-норманнами, но притокъ этихъ выходцевъ, однако, оста-

ловился уже къ началу XI вѣка, а именно ко времени княженія Ярослава I, и хотя затѣмъ княжеская дружина всегда вмѣщала въ себѣ немало инородческихъ элементовъ (южныхъ ко­чевниковъ, угровъ и др.), но эти элементы рано растворились въ славянскомъ населеніи, тѣмъ болѣе, что съ XI вѣка при­ливъ въ дружину земскихъ бояръ (т. е. лучшихъ людей зем­щины) смѣняетъ здѣсь притокъ варяговъ. То обстоятельство, что варяжская дружина князей скоро ославянилась, имѣло тромадное значеніе: если князь, ввиду тѣхъ свободныхъ, договорныхъ от­ношеній, какія существовали между нимъ и дружиною, долженъ былъ жить съ нею душа въ душу, мирнымъ дружескимъ союзомъ (откуда и наименованіе этихъ военныхъ товариществъ — Дру­жи н о ю), дѣля все съ нею, то и княжеская дружина могла лишь постольку быть заинтересована въ дѣлахъ данной волости или земли, поскольку она сама была связана своимъ происхожде­ніемъ и интересами съ самимъ туземнымъ населеніемъх). Пер­воначальные пришлецы-варяги не имѣли никакихъ связей съ землею и были, какъ и князья, весьма подвижны: они были вездѣ, гдѣ была добыча, и куда ихъ звалъ храбрый князь; не­рѣдко, впрочемъ, они мѣняли одного князя на другого, разъ онъ чѣмъ-либо не угождалъ имъ. Князь Кіевскаго періода, за­вися отъ вѣча-, немало зависѣлъ также и отъ дружины своей, составлявшей его постоянное войско. Хотя во время по­ходовъ — особенно походовъ, предпринимавшихся съ согласія вѣча. — можно видѣть въ составѣ княжескихъ дружинъ нерѣдко п земскія ополченія[113][114]), но послѣднія въ военномъ отноте-

ніи, вѣроятно, уступали дружинникамъ, для которыхъ война была привычнымъ дѣломъ. Чѣмъ значительнѣе, качественно и количественно, была дружина даннаго князья, тѣмъ менѣе нуж­дался князь въ народныхъ ополченіяхъ и вообще въ помощи земщинъ. Это заставляло князей дорожить добрыми отноше­ніями къ дружинникамъ, всячески жаловать ихъ. Дружинный строй, съ его высшимъ разрядомъ — княжими мужами и боярами, и низшимъ — гридями, дѣтскими и отроками, не есть явленіе только нашей исторіи, но онъ былъ у другихъ народовъ: ростъ княжеской, или королевской власти, вездѣ стоялъ въ прямой связи съ зачаткомъ особаго княжескаго войска, изъ среды котораго выходили, какъ совѣтники князя, такъ и его сорат­ники, а равно и первые органы княжеской власти (у насъ — посадники, тіуны и пр.). Такъ, первоначальное войско герман­скихъ древнѣйшихъ князей, какъ и нашихъ князей, составлялось изъ лицъ, добровольно вступавшихъ на службу, лицъ свободнаго происхожденія, стоявшихъ къ князьямъ въ дружественныхъ то­варищескихъ отношеніяхъ, что, тамъ и здѣсь, выразилось, между прочимъ, въ самомъ наименованіи этого войска. Такъ, у насъ это — дружинники, у нѣкоторыхъ германскихъ племенъ это — austaldi (у франковъ), hagustaldi (у саксовъ), что зна­читъ „люди живущіе въ домѣ князя“, его друзья[115][116][117][118]).

Свободныя договорныя отношенія, бывшія между этими „друзьями'[119][120][121][122] и германскими князьями, представляютъ много сход­наго, —■ даже въ подробностяхъ и въ наименованіяхъ, — съ тѣмъ, что было у насъ. Такъ, нашимъ мужамъ и старцамъ соотвѣтствуетъ viri, majores natu, отрокамъ — pueri regis (называемые еще словомъ D e g e n , что значитъ дѣти, наши дѣтскіе); наши гриди — слуги князя, живущіе въ его домѣ, въ его гридницахъ (отъ скандинавскаго слова g г i 11, что значитъ господскій или княжескій домъ) и т. д. Если принять во вниманіе, какъ лѣтопись употребляетъ слова отрокъ и дѣтскій, то надо будетъ притти къ выводу, что отроки были домашними слугами князей, а дѣтскіе — воинами, но, однако, изъ той-же лѣтописи видно, что отроки участвовали въ княжескихъ походахъ, въ качествѣ младшихъ дружинниковъ

(подобно дворянамъ, первоначально — дворовымъ людямъ князей). Старшіе дружинники у насъ, какъ и у германцевъ, стали пользоваться уже рано нѣкоторыми особыми правами: такъ за убійство „княжаго мужа“ полагается по Р. Правдѣ, какъ уже отмѣчалось выше, двойная вира (въ 80 гривенъ, тогда какъ за „людина“ лишь въ 40 гривенъ); за его муку (наказаніе безъ повелѣнія княза) — высшая продажа („Аже смердъ мучить смерда безъ княжа слова, то 3 гривны про­дажи . . .; аже огнищанина мучить, то 12 гривенъ продажи ..

Троиц. сп. 71, 72 ст.; продажа — пеня князю съ обвинен­наго въ преступленіяхъ противъ собственности и въ оскорбле­ніи личности). Есть также нѣкоторая особенность въ правѣ наслѣдованія послѣ бояръ и послѣ смердовъ. А именно по 103 статьѣ такъ наз. Карамзинскаго списка Русской Правды, если смердъ умираетъ бездѣтнымъ, наслѣдство послѣ него идетъ князю; если у него находятся въ домѣ невыданныя замужъ дочери, то онѣ получаютъ часть въ приданое; если дочери вы­даны уже замужъ, то онѣ не получаютъ этой части; по статьѣ-же 104-ой того-же списка, послѣ бояръ и боярской дружины наслѣд­ство не идетъ князю, но, если не осталось у наслѣдодателей сыновей, его получаютъ дочери[123]). Въ этомъ постановленіи нѣкоторые излѣдователи видятъ привиллегію бояръ переда­вать свое наслѣдство, при неимѣніи сыновей, своимъ дочерямъ; другіе, однако, говорятъ, что это право всѣхъ вообще свобод­ныхъ людей, кромѣ смердовъ.

Выдѣленіе изъ княжеской дружины людей лучшихъ, мужей и бояръ, могло дѣлаться уже рано по иниціативѣ самихъ князей, если къ этому бывали соотвѣтственные поводы. Подъ 992 г., напр., Лаврентьевская лѣтопись разсказываетъ о побѣдоносномъ единоборствѣ одного кожевника съ пѣніемъ печенѣжскимъ бо­гатыремъ, послѣ чего „В олодим еръ-же великимъ

•212

е. бояриномъ) створи того (кожевника) и

мужемъ (т. отца его.

Первоначальныя наши племенныя княженія, расположенныя по великому водному пути „изъ Варягъ въ Греки11, какъ и позднѣйшія варяжскія княжества, вели, какъ извѣстно, обширную какъ внутреннюю, такъ и въ особенности внѣшнюю, торговлю на сѣверѣ — съ скандинавскими народами на югѣ — съ Византіею, при чемъ центрами этой Хотя, несомнѣнно, что въ

Градскіе жители, гости и купцы;

житьи люди въ Нов­городѣ.

и нѣмцами, торговли были Новгородъ и Кіевъ г).

изучаемый періодъ торговлею могло заниматься невозбранно все населеніе и мы видимъ въ числѣ торгующихъ всѣ части этого населенія, начиная съ князей и ихъ дружинъ и кончая сельскими жителями, но въ торговыхъ центрахъ съ незапамят­ныхъ временъ образовался особый классъ людей, спеціально по­свящавшихъ себя торговымъ занятіямъ и именовавшихся г о - стями и купцами. Насколько этотъ классъ былъ важенъ и могущественъ, видно, между прочимъ, изъ того факта, что дого­воръ Игоря съ греками отъ 945 г. заключается отъ имени кня­жескихъ пословъ и гостей. („Мы отъ рода русскаго съ ли (послы) и гостье . . ., купецъ . . . (идетъ перечисленіе княже­скихъ пословъ и купцовъ), посланіи отъ Игоря, великаго князя Русскаго и отъ всякой княжья, и отъ всѣхъ людій Русскія земли“ . . ., ст. I.). И этотъ случай не единственный. Въ ука­занномъ договорѣ слово „гость“ и „куиецъ“ употребляются без­различно, но, несомнѣнно, что первое изъ этихъ словъ озна­чало первоначально иноземныхъ или чужестранныхъ торговцевъ[124][125]), второе — туземныхъ, занимающихся внутрен­нею торговлею. Обиліе словъ, производныхъ отъ слова гость въ древнихъ памятникахъ (гостьба — торговля, гостебный

— торговый, гостинецъ великій — большая торговая дорога, погостъ — мѣсто гостьбы — торговли и др.), служитъ нагляднымъ показателемъ развитія какъ внѣшнихъ, такъ и внутреннихъ торговыхъ сношеній.

Торговый классъ вообще стоялъ на общественной лѣстницѣ непосредственно за боярами и принималъ нерѣдко участіе въ важ­нѣйшихъ общихъ дѣлахъ: подъ 1117 годомъ, суздальскій лѣтопи­сецъ, разсказывая, напр., о мятежѣ, бывшемъ во Владимірѣ на Клязьмѣ, говоритъ, что „всташа бояре и ку ици, рекоучи; княже, мы тебѣ добра хочемъ, за тя головы свои складываемъ" ; подъ 1195 г. читаемъ въ Новгородской лѣтописи, что „томьже лѣтѣ на зиму, позва Всеволодъ Новгородцы по Черниговъ, на Ярослава п на всѣ Ольгово племя. И Новгородцы не отъперешася ему: идоша съ княземъ Ярославомъ огнищане, и гридьба, и купцы". Купцы (купчины) въ важнѣйшихъ городахъ, какъ, напр., въ Нов­городѣ слагались въ отдѣльныя корпораціи (сотни)х), имѣли свои дворы, земли, вооруженныя дружины, для охраны ихъ карава­новъ во время пути въ чужія земли. Памятники, говоря о купцахъ, прибавляютъ къ наиболѣе выдѣлившимся изъ нихъ эпитеты — „вячшіе“, „пошлые", „старѣйшіе", „добрые" (купцы). Вячшіе купцы приглашались князьями на совѣщанія, изъ пошлыхъ выбирались старосты и пр. Купцы и гости, соста­вляя вмѣстѣ классъ „градскихъ людей", могли, повидимому, легко переходить въ разрядъ земскихъ, а позднѣе и княжескихъ бояръ, такъ какъ пріобрѣтеніе недвижимостей и рабовъ доступно было всякому, кто имѣлъ только для этого извѣстный достатокъ. Городскія поселенія вообще еще не были юридически обо­соблены отъ уѣздныхъ земель. Поэтому, если въ городахъ находимъ смердовъ, этихъ предшественниковъ, до XIV вѣка, нашихъ крестьянъ (или так. наз. „черныхъ" и „молодшихъ" людей"), то и внѣ городовъ мы видимъ купцовъ. Полное обо­собленіе городскаго населенія отъ сельскаго, а также и отъ служилаго класса — дѣло позднѣйшаго времени, но не изучае­маго періода. — Кромѣ гостей и купцовъ, какъ лучшихъ „град­скихъ людей", были, сообразно дѣленію каждаго класса населенія, въ городахъ еще „люди градскіе" — „молодшіе", „черные", „худшіе". Въ Новгородѣ городскіе жители, за исключеніемъ

1) Въ договорѣ Новгорода съ кн. Ярославомъ Ярославовичемъ отъ 1270г. читаемъ, что „кто купецъ, тотъ (входитъ) въ сто; кто смердъ, тотъ потягнетъ ва свой погостъ"; въ уставной грамотѣ Новго­родскаго князя Всеволода Мстиславовича (отъ 1135 г.), данной ц. св. Іоанна Предтечи на Опокахъ говорится о выборномъ управленіи, состоя­щемъ изъ купцовъ, черныхъ людей и пр. причемъ указывается, что если „кто хочетъ въ купечество вложиться (войти) въ Иванское, дастъ купцемъ пошлымъ вкладу 50 гривенъ серебра" . . .

„молодшихъ", нерѣдко носили наименованіе „житьихъ (житыхъ) людей*[126], причемъ, повидимому, обычно, подъ этимъ именемъ разумѣлись наиболѣе зажиточные горожане, имѣвшіе свои дворы въ городѣ и земли внѣ его. Въ Новгородской судной грамотѣ они стоятъ непосредственно послѣ бояръ и передъ купцами, при перечисленіи состава вѣча. Рядъ народныхъ волненій въ XIV—XV вѣкахъ направляется въ Новгородѣ противъ „бояръ и житыхъ людей “ и сопровождается грабежомъ ихъ домовъ, имущества и селъ1).

Хотя торговля, и особенно торговля внѣшняя, Смерды. заморская, была очень развита въ первые вѣка на­шей исторіи, какъ на сѣверѣ (въ Новгородѣ), такъ на югѣ (въ Кіевской Руси), но торговля, по самой своей при­родѣ, могла сосредоточиваться, преимущественно, въ большихъ городскихъ центрахъ, лежавшихъ по важнѣйшимъ воднымъ си­стемамъ, особенно по водному греческому пути; главная-же масса населенія, какъ жившая въ городахъ, такъ еще больше внѣ ихъ, въ безчисленныхъ поселкахъ •—■ весяхъ, деревняхъ, вервяхъ, погостахъ и т. д. — занималась земледѣліемъ, скотовод­ствомъ, бортничествомъ (пчеловодствомъ), звѣроловствомъ и ры­боловствомъ, дѣлая изъ того или другого вида занятій, то глав­ный, то побочный промыселъ, смотря по характеру тѣхъ мѣстъ, гдѣ оно обитало. Это сельское населеніе, — какъ-бы мы сказали теперь, примѣняясь къ современнымъ понятіямъ (въ древне-же время „селомъ'* называлось, по преимуществу, частно­владѣльческое имѣніе) — носило разнообразныя наименованія, частію общія для всей русской земли, частію употреблявшіяся лишь въ отдѣльныхъ мѣстностяхъ. Общимъ наименованіемъ для всей земли надо признать слово смердъ. Слово смердъ употреблялось, впрочемъ, двояко: въ собственномъ, болѣе узкомъ смыслѣ, оно означало земледѣльца, въ широкомъ — оно обнимало всѣхъ свободныхъ жителей, за исключеніемъ князей и духовенства. Въ первомъ смыслѣ слово это употреблено, напр., въ извѣстномъ текстѣ лѣтописи отъ 1103 г., говорящемъ о съѣздѣ князей въ Любечѣ, на которомъ Владиміръ Мономахъ уговаривалъ союзниковъ итти на половцевъ : „дивно мнѣ, дру- жино, оже лошадей жалуете, ею же оретъ (смердъ землю) а сего не промыслите, оже то начнетъ орати смердъ, и, пріѣ­хавъ половчинъ, ударитъ іі (его) стрѣлою, а лошадь его пойметъ, а въ село его ѣхавъ, иметь (возьметъ) жену его и дѣти его и все его имѣніе**; во второмъ —• оно употребляется въ Русской Правдѣ, въ статьѣ, устанавливающей пени за кражу коня: „а

•215

за княжь конь... 3 гривнѣ, а за смердѣй — 2 гривны (Акад. сп., 25 ст.; въ позднѣйшихъ спискахъ, какъ это указы­вается проф. Сергѣевичемъ, здѣсь, вмѣсто слова смердъ, стоитъ иной, т. е. всякій другой человѣкъ, кромѣ князя). Пер­вое значеніе слова смердъ — позднѣйшее и болѣе употребитель­ное чѣмъ второе. Смерды были свободнымъ населеніемъ, они имѣли собственность, какъ движимую (кОней и пр.), такъ и недвижимую; они не наказываются, какъ холопы, безъ приказа общественной власти: такъ, по Русской Правдѣ нельзя му­чить, т. е. наказывать, смерда „безъ княжа слова", т.-е. безъ суда князя; если-же кто это сдѣлаетъ — платитъ за обиду смерду 3 гривны. Затѣмъ они, какъ свободные люди, не­сутъ повинности въ пользу князя, платятъ дани; они вступа­ютъ въ княжеское войско, получая за то извѣстную долю въ военной добычѣ, вообще они подданные князя, но не рабы. Извѣстный разсказъ лѣтописи отъ 1071 г. о волхвахъ, произво­дившихъ въ Бѣлозерской области смуту, передаетъ, что Янъ, воевода Святослава, узнавъ объ этомъ, спросилъ „чья еста смерда" (выше названные волхвы) и когда оказалось, что они смерды Святослава, потребовалъ ихъ выдачи на томъ основа­ніи, „яко смерда есть моего князя". Выраженіе „смерды князя" нельзя понимать въ томъ смыслѣ, что они были его рабами или холопами князя, а лишь въ томъ, что они были его поддан­ными, жившими на государственныхъ земляхъ, или земляхъ князя, какъ правителя. Приведенное выше постановленіе Р. Правды о томъ, что наслѣдство послѣ смердовъ идетъ князю (когда у нихъ не было сыновей), объясняютъ въ томъ смы­слѣ, что князь получаетъ это наслѣдство, „какъ дредставитель общества", т. е., какъ представитель общественной власти. Кромѣ того смерды могли .жить и, насколько извѣстно, жили весьма часто, на земляхъ частныхъ владѣльцевъ, обрабатывая на разныхъ условіяхъ ихъ землю. По Псковской судной гра­мотѣ, смерды, жившіе на частно-владѣльческихъ земляхъ, носили наименованіе изорниковъ (отъ глагола изорати — вспа­хати), кочетниковъ (отъ слова кочетъ — колъ у лодки для привязки весла) и огородниковъ; изорники — это были земледѣльцы, кочетники — рыболовы, бравшіе въ аренду т. н. „исады" (рыбныя ловли) и огородники, нанимавшіе землю подъ огороды ; встрѣчается тамъ же и наименованіе исполовникъ; исполовники — это тѣже огородники, названные такъ потому, что уплачивали половину своего дохода собственнику (работали изъ половины дохода[127]).

При тѣхъ крупныхъ землевладѣльческихъ

Закупы. хозяйствахъ, которыхъ существованіе въ изучае­мый періодъ не подлежитъ сомнѣнію, экономиче­ское положеніе смердовъ не могло считаться вполнѣ обезпечен­нымъ, какъ ввиду постоянныхъ войнъ и усобицъ, благодаря которымъ собственность смердовъ и даже ихъ семьи, постоянно подвергались опасности разграбленія („пріѣхавъ половчинъ, уда­рить и (смерда) стрѣлою, а лошадь его пойметъ, а въ село его ѣхавъ, иметь жену его и дѣти и вся его имѣніе" — говоритъ лѣтописный разсказъ), такъ и ввиду того, что кредитъ былъ тогда очень дорогъ, денегъ было мало и достать ихъ было очень трудно. Неудивительно, что наиболѣе бѣдные изъ смердовъ нанимались на работу въ чужія имѣнія, шли въ батраки, или, по терминологіи изучаемой эпохи, въ закупы. Закупы были, во-1-хъ, ролейные, т. е. занимавшіеся земледѣліемъ, земле­пашествомъ (ролейный— отъ ролъя — пашня, рало —• соха), которые жили на землѣ нанимателя и получали отъ него не­обходимый инвентарь и плату за работу ; и во-2-хъ дворовые, жившіе на дворѣ хозяина. О первыхъ Русская Правда гласитъ: „еже далъ ему (закупу) господинъ плугъ и борону, отъ него же купу (купа — плата за работу) ѳмлеть, то погѵбивше платити" (Троиц. сп., 53 ст.). — „Аже изъ хлѣва выведутъ (скотъ), то закупу не платити. Но же погубить (потеряетъ) на поли и въ дворъ не вженеть (не загонитъ) и не затворить, гдѣ ему госпо­динъ велитъ, или орудья своя дѣя (т.-е. дѣлая свое дѣло), а того погубить, то ему платити" (54 ст.). Закупы были люди свободные, имѣли свое имущество (о т ар и ц у), могли заклю­чать договоры, имѣли право иска противъ нанимателя, могли быть свидѣтелями, но въ небольшихъ только тяжбахъ (какъ люди зависимые). Господинъ въ свою очередь, имѣлъ право на наказаніе закупа, однако, лишь за вину его, иначе онъ платитъ за закупа, какъ за свободнаго[128]). Но, если закупъ убѣгалъ отъ господина тайно, то превращался въ холопа („Аже закупъ бѣ­житъ отъ господы, то обель“, т.-е. обельный холопъ, Троиц.

сп. 52)])- Въ общемъ, положеніе закупа, какъ свободнаго чело­вѣка, среди многочисленныхъ холопей, или челяди, господина, не могло быть особенно благопріятнымъ. Послѣдній стремился и его превратитъ въ раба своего и, хотя законъ запрещалъ это. грозя наказаніемъ ослушникамъ, но vate само это запрещеніе показываетъ, что подобныя дѣйствія господъ на практикѣ бы­вали. Это нерѣдко было легко сдѣлать, съ большимъ или мень­шимъ вѣроятіемъ, приписавъ закупу намѣреніе бѣжать отъ гос­подина тайно, или обвинивъ его въ преступленіи. Затѣмъ при несостоятельности по винѣ, закупъ могъ быть проданъ съ публичнаго торга. Нѣкоторые изслѣдователи поэтому считаютъ закупничество полусвободнымъ состояніемъ, переходною ступенью къ холопству или рабству, институту, имѣвшему большое юри­дическое и экономическое значеніе въ изучаемое время. По­скольку дѣло идетъ здѣсь о фактическомъ положеніи закуповъ, такое утвержденіе можетъ быть принято; однако, d e j и г ѳ закупъ, несомнѣнно, свободной человѣкъ („Вьетъ-ли . . . закупа безъ вины (хозяинъ), то якоже въ свободнѣмъ платежъ44 .. . го­воритъ Р. Правда), но свобода его, какъ человѣка безземельнаго и мало-обезпеченнаго экономически, всегда висѣла на волоскѣ. Интересно, что въ древнихъ греческихъ памятникахъ словомъ закупъ передавалась греческое слово ?; д і д о ѵ Я оg т. е. полу- рабъ, отлично показывающее, каково было, если не юридиче­ское, то экономическое положеніе закуповъ.

Мы изложили кратко одну теорію закупничества, выводя­щую этотъ институтъ изъ договора личнаго найма. Но есть другая основная теорія, полагающая, что въ основѣ за­купничества лежалъ заемъ, соединенный съ самозало­гомъ, а также и третья, которая видитъ въ закупничествѣ соединеніе договора личнаго найма съ договорами займа, обезпеченнаго самозакладомъ (ея представители Чичеринъ, Кова­левскій и др.[129][130]). Если первая теорія, основывающаяся прежде всего на томъ, что въ самой Русской Правдѣ слово „закупъ41 замѣняется словомъ „наймитъ“ и что глаголъ „купить44 когда-то понимался въ смыслѣ „наиять“, является наиболѣе развитою В. II. Сергѣевичемъ (въ I томѣ его „Русскихъ юрид. древно­стей44) и принимается весьма многими учеными, то вторая, въ

свою очередь, раздѣлялась Неволинымъ, Мейеромъ, и др., а въ настоящее время раздѣляется проф. Вл.-Бѵдановымъ, Леонтови- чемъ, и др. Въ недавнее время проф. М. А. Ясинскій вновь подымаетъ вопросъ о закупничествѣ въ своей статьѣ „Закупы Русской Правды и памятниковъ западно-русскаго права“ (Сбор­никъ по исторіи права, стр. 430 и сл.) и утверждаетъ, что по­пытка проф. Сергѣевича установить новое понятіе о закупни­чествѣ, какъ о договорѣ личнаго найма (до этой попытки, вііервые изложенной авторомъ въ 1890 г., большинство авторовъ разсматривало закупничество, какъ договоръ займа), возбу­ждаетъ рядъ вопросовъ и недоумѣній. Такъ, авторъ спраши­ваетъ, „почему во всѣхъ 6-ти статьяхъ Р. Правды, посвящен­ныхъ непосредственно закупамъ, многократно употребляемое тамъ слово „закупъ11 замѣняется словомъ „наймитъ“ лишь одинъ только разъ, точно случайно, хотя этотъ послѣдній терминъ былъ хорошо извѣстенъ нетолько Р. Правдѣ, но и другимъ древ­нимъ памятникамъ XIII—XIV вв?“. Затѣмъ авторъ также спра­шиваетъ, почему, закупъ, бѣжавшій отъ своего господина, обра­щается въ полное рабство, какъ о томъ гласитъ Р. Правда: „неужели нарушеніе договора личнаго найма, при всѣхъ возмож­ныхъ ограниченіяхъ по адресу наймита въ пользу и интере­сахъ нанимателя, могло влечь за собою столь суровыя послѣд­ствія для перваго изъ нихъ ? Не естественнѣе ли, не правдопо­добнѣе ли предположить, что бѣгство закупа приводило его къ полному рабству потому, что въ основѣ закупничества лежалъ не какой-либо иной договоръ, а именно договоръ займа, сопровождавшійся самозалогомъ — займа, при которомъ, по воз­зрѣніямъ древнихъ народовъ, должникъ разсматривался какъ вещь, цѣна каковой должна была въ извѣстныхъ случаяхъ удо­влетворить заимодавца, или кредитора?“ Закупъ, по автору, не наймитъ, а должникъ, обезпечивавшій свой долгъ зало­гомъ или закладомъ своей личности кредитору и погашавшій этотъ долгъ работою. Вопросъ о закупахъ и о закупничествѣ продолжаетъ доселѣ различно разрѣшаться нашими учеными. Такъ, въ недавнее время, В. А. Удинцевъ въ своемъ изслѣдо­ваніи „Исторія займа“ (К., 1908 г.), касаясь неоднократно во­проса о закупничествѣ, приводитъ цѣлый рядъ соображеній, заставляющихъ его „исключить закупничество изъ отношеній по займу“ и снова возвратиться къ утвержденію, что „закупъ — это наймитъ" (стр. 167 и сл.)- Наоборотъ, проф. Goetz и авторъ изслѣдованія „Закупы Русской Правды" И. И. Яковкинъ стоятъ за теорію займа[131]). Такъ колеблется доселѣ взглядъ

на этотъ важный вопросъ нашей древности. Недостаточная опредѣленность свѣдѣній нашихъ первоисточниковъ по вопросу о закупахъ не даетъ, на нашъ взглядъ, возможности рѣшить вполнѣ категорически, которая изъ двухъ указанныхъ теорій можетъ быть признана вполнѣ пріемлемою. Сравнительное же изученіе вопроса объ образованіи въ древнихъ обществахъ состоянія, подобнаго состоянію нашихъ закуповъ (т. н. liti, а 1 d і о n e s и т. п.) показываетъ, какъ намъ кажется, что проис­хожденіе ихъ было весьма сложно и едва-ли его можно пріу­рочить къ одной какой-либо формѣ договора. На почву сра­внительнаго изученія вопроса сталъ И. И. Яковкинъ, что вполнѣ, конечно, правильно. Къ сожалѣнію, авторъ, — при­влекши къ изученію вопроса обширный матеріалъ славяно-рус­скихъ и частію греческихъ первоисточниковъ, — изъ герман­скихъ первоисточниковъ остановился только на норверж- скомъ правѣ, посколько послѣднее изслѣдовано К. Маиег’омъ и А m і г а; слѣдовало-бы, однако, обратиться и къ другимъ leges barbarorum, отчего рѣшеніе вопроса выиграло-бы во всесторонности. Во всякомъ случаѣ, сравнивая „постановленія Р. Правды о закупахъ съ нормами норвежскаго права, регули­рующими отношенія по S ch u 1 d k n e ch t s c h a f t“ (или по „долго­вой кабалѣ“), авторъ находитъ между ними „полное соотвѣт- ствіе“[132][133]). Авторъ при этомъ склоненъ объяснять это соотвѣтствіе вліяніямъ скандинавскаго права на русское и думаетъ, что „слѣды такого чужеземнаго вліянія съ отчетливостью запечатлѣ­лись именно въ закупничествѣ"(ibid., стр. 108 и сл.). Аналогіи древнерусскаго и древненорвежскаго нрава по вопросу о за­

купахъ не укрылись и отъ другого автора, а именно отъ Go etz’a („Das Russisehe Recht", III, стр. 268 и сл.), но, онъ, однако, не рѣшается говорить здѣсь о вліяніи, что и правильно, на нашъ взглядъ, такъ какъ эти аналогіи во 1-хъ имѣются н е въ одномъ только скандинавскомъ правѣ, а во 2-хъ объясняются въ данномъ вопросѣ также, какъ и въ другихъ случаяхъ — сходствомъ эконо­мическихъ условій, создавшихъ институтъ закуповъ, этихъ „полурабовъ" какъ у насъ, такъ ивъ Скандинавіи; вліяніе-же ея права на наше требуетъ особыхъ изысканій, которыхъ авторомъ не дѣлается. Во всякомъ случаѣ, сравнительный анализъ за- купничества по нашему и норвежскому праву, если и неразрѣ- шилъ вопроса о закупахъ, то прибавилъ въ пользу теоріи займа, соединеннаго съ самозакладомъ должника, немало цѣнныхъ дан­ныхъ. Мы лично остаемся при мнѣніи о сложности института закупничества.

3.

<< | >>
Источник: УЧЕБНИКЪ ИСТОРІИ РУССКАГО ПРАВА (Пособіе къ лекціямъ) А.Н. Филиппова. Часть I. 1914г.. 1914

Еще по теме Свободное населеніе.:

  1. 2. Перемещение через таможенную границу товаров и транспортных средств. Таможенные режимы
  2. § 5.3. УСТРОЙСТВО И ХАРАКТЕРИСТИКА КОМПЛЕКСНОГО ГИДРОТРАНСФОРМАТОРА
  3. 13.10.1. Свобода самовыражения
  4. 13.10.5. Вопросы государственного контроля и лицензирования средств массовой информации
  5. Правовое положение освобожденных крестьян
  6. 4) ПРАВОВОЙ СТУТУС НАСЕЛЕНИЯ ПО «РУССКОЙ ПРАВДЕ».
  7. 16.1. Особенности информационных правоотношений, возникающих при производстве, передаче и потреблении информации, составляющей государственную тайну
  8. 17.1. Особенности информационных правоотношений, возникающих при производстве, передаче и потреблении информации, составляющей коммерческую тайну
  9. 6.1. Конституционная основа поиска, получения и передачи информации
  10. 10.4. Защита прав и свобод в информационной сфере в условиях информатизации
  11. 11.2. Бюджетный дефицит. Устойчивость бюджета. Подходы к сбалансированности бюджета.
  12. 53) Права и обязанности гражданина по основным гос законам 23 апреля 1906г.
  13. Структурная и функциональная организация рецепторов.
  14. 7.3. Субъекты информационных правоотношений в гражданском обороте информации
  15. 79) Конституция СССР 1924г.
  16. 2. Основные формы внешнеэкономических связей
  17. 13.1. Конституционные гарантии свободы массовой информации
  18. 4. Валютный контроль при импорте товаров
  19. 8.1. Конституционная основа формирования и использования информационных ресурсов
  20. 3.5. Принципы информационного права